Проклятие темной дороги - Золотько Александр Карлович - Страница 14

Наместник подал руку своей супруге, та оперлась на нее, и они медленно, словно во главе церемониальной процессии, вошли во двор замка.

Толщина стены Гартана потрясла — они шли и шли, а ворота, или, скорее, тоннель, все не заканчивались и не заканчивались. Свет со стороны входа померк, а тот, что проникал со двора, все еще не мог дотянуться до Гартана и Канты.

Канта прижалась к мужу и что-то прошептала.

— Что? — тихо спросил Гартан.

— Я не думала, что это настолько прекрасно, — так же тихо сказала Канта. — Я даже не надеялась, что наш замок… мой замок будет таким величественным.

Они вышли во двор.

Дождь бил по черному камню, без швов и щелей покрывавшему двор, лишь возле самой стены были сделаны канавки, в которые стекала дождевая вода.

До главной башни от ворот было пять десятков шагов.

Гартан поднял голову, чтобы рассмотреть вершину донжона, и шапка чуть не свалилась с головы.

Крутые каменные ступени вели к входу в донжон, на высоту, почти равную высоте стен. Черные стены башни подавались наружу, словно охватывая лестницу, несколько вертикальных бойниц смотрели на ступени сверху и с боков, обещая врагу, прорвавшемуся во двор и дерзнувшему штурмовать башню, ливень стрел.

Гартан присмотрелся — в стенах оставались отверстия, в которых когда-то держались балки, на которых, в свою очередь, похоже, крепились воротные решетки, способные отсечь штурмующим путь как к башне, так и к отступлению.

Лестница была неширокой, для двоих.

Строитель заботился не только о красоте замка, но в первую очередь о безопасности его обитателей.

— Мне это снится, — сказала Канта. — Я боюсь, что вот сейчас проснусь, а вокруг — лагерь, и мы все еще не получили эту провинцию… Или даже еще хуже, я все еще лежу в беспамятстве в твоем замке, в Ключах, рана еще не зажила, и я… Я очнусь, а там… Там даже может не быть тебя и твоего замка… Ты бросил меня в лесу умирать… Или погиб в схватке с тем чудовищем…

Канта остановилась, схватила Гартана за плащ и посмотрела в его глаза, приподнявшись на носки.

— Скажи, что это не сон! — потребовала Канта.

— Это не сон, — послушно произнес Гартан, наклонился и поцеловал ее в губы.

Потом еще раз, чувствуя, как тепло растекается по его телу, как сладкий огонь затлел в нем. Канта ответила на поцелуй жадно, ее руки обвились вокруг шеи Гартана, теребили его волосы…

— Подожди, милая, подожди… — прошептал Гартан, нежно отстраняя жену. — Мы здесь не одни…

Они оглянулись на ворота — Коготь, не обращая внимания на наместника и его супругу, внимательно осматривал двор, заглядывал в стоки, а его егеря, Лис и, кажется, Хитрован, торопливо бежали вдоль стены к лесенке, ведущей к башне над воротами.

— Пойдем внутрь, — чуть хриплым от возбуждения голосом, потребовала Канта. — Пойдем.

Они дошли до конца лестницы, остановились на мгновение перед входом в донжон. Дверей, конечно, не было, но дверной проем был ровным, его грани гладкими, словно отполированными.

Внутри было почти темно, свет падал сверху, из нескольких амбразур.

Гартан снова поцеловал Канту, зашарил торопливо, расплетая сложную вязь шнурков на ее куртке.

— Не здесь, — прошептала Канта. — Давай поднимемся наверх… Я хочу, чтобы было светло. Я хочу видеть тебя и чтобы ты видел меня…

Гартан коснулся ее глаз губами и пошел к ступенькам, ведущим наверх. Как и положено, ступени закручивались по стенам башни слева направо, так, чтобы нападавший, поднимаясь наверх, подставлял стрелкам свой правый, не защищенный щитом бок.

Каменные ступени словно вырастали из стен.

Гартан протянул руку, и Канта схватилась за нее, словно маленькая девочка. Они почти взбежали по лестнице на второй этаж башни. Тут не было деревянных перекрытий между этажами — только камень, и только ступени, ходы и комнаты, вырезанные в этом камне.

Лестница вывела Гартана и Канту в небольшую квадратную комнату, без окон, зато с четырьмя дверными проемами.

— Куда пойдем, моя госпожа? — чуть задыхаясь, спросил Гартан.

Он чувствовал, как начинают дрожать руки, словно это у него будет с Кантой первый раз, словно до этого дня, до этой минуты у него еще ни разу не было женщины.

— Сюда, — указала Канта левой рукой, не выпуская из правой его ладони. — Сюда, мой господин!

Они вошли в просторное помещение, почти зал. Глядя на донжон снаружи, трудно было предположить, что в нем может быть такой простор. До сводчатого потолка можно было дотянуться разве что копьем. И то, даже такому высокому мужчине, как Гартан, пришлось бы постараться.

Высокие, закругленные сверху окна пропускали в зал свет и капли дождя. Пол был покрыт сухими листьями, занесенными сквозь оконные проемы ветром.

Гартан торопливо обнял Канту, коснулся ее груди.

— Смотри! — восхищенно прошептала Канта, глядя в глубину зала, Гартан оглянулся.

Возле дальней стены стояли два трона, вырезанные из камня и покрытые затейливой вязью. Пыль, забившаяся в рисунок, не позволяла рассмотреть узор во всех подробностях, но даже от окна можно было понять, что делал этот узор мастер, что эти троны могли украсить даже дворец императора.

Канта осторожно высвободилась из объятий мужа и подошла к ним. Остановилась перед тем, что был больше, оглянулась на мужа.

— Это ваш трон, господин имперский наместник, — торжественно произнесла Канта и поклонилась. — Вы — хозяин этой твердыни.

Гартан почувствовал, что у него пересохло в горле, подошел к трону, осторожно провел рукой по резьбе на спинке.

— Я всегда знала… надеялась… нет, знала наверняка, — Канта прошептала, но голос ее взлетел к сводчатому потолку. — Тебе предназначено великое будущее! Это судьба свела нас в лесу… И привела сюда. Слышишь, Гартан из Ключей? Судьба!

Канта подошла к тому трону, что был поменьше, но украшен такой же пышной и затейливой резьбой.

— А это — мой трон? — голос Канты дрогнул. — Правда — мой трон?

— Да, — ответил Гартан. — Потому что ты — моя жена. И моя любимая женщина!

Внезапно солнечный луч приник в высокое окно зала и осветил оба трона.

На щеке Канты драгоценным камнем сверкнула слезинка.

Повернувшись к мужу лицом, Канта торопливо развязала шнурки на куртке, сбросила на пол свой плащ и опустилась на него.

Гартан встал перед ней на колени.

— Что-то их не слышно, — сказал Лис, когда Коготь поднялся на башню. — Не случилось ли там чего?

— Случилось, — отмахнулся сотник. — Ты о них не беспокойся…

Лис оглянулся на донжон, словно надеясь что-то рассмотреть сквозь окна.

— И гляделки убери, — приказал Коготь. — Дай молодым вместе побыть. У них, может, сегодня последний спокойный день в жизни. Вот скоро подойдет обоз, девки безголовые бросятся свою госпожу искать, носиться будут с визгом и криками по замку… А его милость будет решать, как дальше жить и каким образом, значит, волю императора вершить, новых подданных к присяге приводить и подати налагать… А ты, между прочим, будешь рядом с ним, и если он чего-то там по молодости и от большого ума не так сделает, то тебя рядышком с ним и повесят. Или на кол нанижут — тут уж как поселяне придумают.

Дождь прекратился, разорванные ветром в клочья тучи умчались куда-то в дикие земли, солнце стало припекать, и над лужами и мокрым камнем поднялся легкий пар.

— Фу… — выдохнул Коготь, ослабляя ворот на куртке. — А это ж еще Две Сестры на небе. Что же здесь будет, когда все Сестры уйдут за горизонт?

— А что будет? — спросил Лис. — Я в пустынях бывал, яйца как-то на камнях жарил. Один парень по пьяному делу рассвет проспал, остался под открытым небом, так когда проснулся, его словно в кипяток окунули, даже пузырями пошел… Тут уж по-всякому хуже не будет…

— Какой ты умный, Лис, противно даже… Нашел чем пугать — пустыня. А ты возле болот в такую жару побудь, вот тогда… — Коготь подошел к парапету башни, лег на него животом и посмотрел вниз.

Егеря о чем-то весело болтали возле лошадей. Коготь прислушался, но не разобрал, о чем. Свистнул. Когда егеря подняли головы, то увидели сотника, свесившегося между зубцами башни. Замолчали.