Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна - Леблан Морис - Страница 5

• Предыдущая
• 5/37
• Следующая

— Мне нужен господин Кессельбах. Я звонил к нему раз десять.

— Господин Кессельбах не ночевал у себя. Мы не видели его с середины вчерашнего дня.

— А его секретарь? Слуга?

— Их мы тоже не видели.

— Значит, они тоже не ночевали в отеле?

— Несомненно.

— Несомненно! Откуда такая уверенность?

— Очень просто. Господин Кессельбах не проживает в нашем отеле как прочие постояльцы; он занимает личные апартаменты. Обслуживаем его не мы, а его собственный слуга, и нам не может быть ничего известно о том, что происходит у него.

— Действительно… Действительно…

Гурель выглядел немало озадаченным. Он пришел с определенными указаниями, с четким заданием, в пределах которого только и могла проявиться его сообразительность. За этими границами он не очень-то знал, как следует поступать.

— Если бы тут был шеф… — пробормотал он. — Если бы тут был шеф…

Он показал свою карточку с указанием места службы и должности. Затем задал наугад вопрос:

— Значит, вы не видели, чтобы они возвращались?

— Нет.

— Но заметили, как уходили?

— Тоже нет.

— В таком случае, откуда вам известно, что они уходили вообще?

— Нам об этом сказал господин, приходивший вчера в номер 415.

— Господин с черными усами?

— Да. Я повстречался с ним, когда он уходил, ровно в три часа. Он мне сказал: «Господа из номера 415 ушли. Господин Кессельбах сегодня проведет ночь в Версале, куда и следует отправить его почту».

— Но с кем был тот господин? В каком качестве он с вами разговаривал?

— Этого я не знаю.

Гурель забеспокоился. Все это казалось ему довольно странным.

— У вас есть ключ?

— Нет, господин Кессельбах заказал особые ключи.

— Пойдемте-ка туда, посмотрим.

Он стал яростно звонить в дверь. Ответом была тишина. Он собрался уже повернуть обратно, как вдруг склонился и торопливо прижался ухом к замочной скважине.

— Послушайте… Кажется… Ну да, слышно явственно… Кто-то стонет…

Он с силой ударил в дверь кулаком.

— Однако, мсье, вы не имеете права…

— Это я не имею права?!

Он заколотил в дверь изо всех сил, но все было напрасно.

— Слесаря! Побыстрее!

Гостиничный слуга кинулся исполнять приказ. Гурель расхаживал из стороны в сторону, шумя, но ни на что не решаясь. Слуги с разных этажей собирались кучками. К ним спешили служащие администрации, конторы.

— Разве нельзя, — воскликнул наконец Гурель, — войти туда через соседние помещения? Они ведь сообщаются с апартаментом?

— Да, но двери между ними всегда заперты на засовы, с обеих сторон.

— Тогда мне надо позвонить в Сюрте, — заявил бригадир, для которого, несомненно, не было иного спасения, кроме как в лице начальства.

— И в комиссариат полиции, — заметил кто-то.

— Можно и туда, — ответил он тоном человека, которого такая формальность мало занимала.

Когда Гурель вернулся, слесарь пробовал открыть дверь ключами из большой связки. Последний из них и привел в действие замок. Гурель торопливо вошел.

Он бросился туда, откуда доносились стоны, и наткнулся на секретаря Чемпэна и слугу Эдвардса. Один из них, Чемпэн, терпеливыми усилиями сумел ослабить узлы кляпа и издавал приглушенные крики. Другой, казалось, спал.

Их освободили. Гурель был в растерянности.

— А господин Кессельбах?

Он двинулся дальше. Господин Кессельбах сидел в кресле, привязанный к его спинке, уронив голову на грудь.

— Он, вероятно, в обмороке, — сказал Гурель, подойдя. — Попытки порвать узы лишили его последних сил.

Он быстро разрезал веревки, стягивавшие плечи. Торс сразу упал вперед. Гурель охватил его обеими руками, но тут же отпрянул с криком:

— Да он же мертв! Смотрите… Руки — как лед… И глаза…

Кто-то несмело предположил:

— Может быть, кровоизлияние… Лопнул сосуд…

— Правда, на нем нет раны. Естественная кончина.

Тело положили на диван, одежду на нем расстегнули. И на белой сорочке стали видны красные пятна. Когда ткань раздвинули, все заметили на уровне сердца крохотную ранку, из которой еще текла кровь. К рубахе булавкой была приколота визитная карточка, тоже в крови.

Гурель наклонился над нею. Это была визитная карточка Арсена Люпэна.

Полицейский выпрямился с решительным, властным видом.

— Убийство!.. Арсен Люпэн!.. Всем выйти из помещения! Никому не оставаться в салоне или в комнате! Этих господ — отнести и оказать им помощь в другом месте. Выйти всем и не прикасаться ни к чему. Сейчас явится шеф!

Арсен Люпэн!

Гурель повторял эти два роковых слова в полном оцепенении. Они звучали в его душе, как погребальный звон. Арсен Люпэн! Король бандитов! Верховный авторитет среди авантюристов! Можно ли было такое себе представить!

— Ну, нет, не может быть, — прошептал он. — Потому что этот человек мертв!

Только вот… Действительно ли он мертв?

Арсен Люпэн!

Стоя возле трупа, Гурель был ошеломлен, сбит с толку. Он вертел в руках визитную карточку с таким страхом, будто получил вызов от призрака. Арсен Люпэн! Что теперь делать? Действовать? Начинать борьбу собственными средствами? Нет, нет… Лучше подождать… При столкновении с таким противником ошибки неизбежны… И затем, разве сейчас не должен прибыть шеф?

Прибудет шеф! Вся психология Гуреля сводилась к этой короткой фразе. Умелый и предусмотрительный, наделенный мужеством, опытом и геркулесовой силой, он был из тех, кто устремляется вперед лишь тогда, когда им показывают направление, и хорошо делают только то, что им велят. И недостаток собственной инициативы у Гуреля безмерно возрос с тех пор, как господин Ленорман занял место господина Дюдуа во главе Сюрте. Господин Ленорман — вот это был шеф! С ним можно было быть всегда уверенным, что ты — на верном пути. До того уверенным, что Гурель неизменно надолго застревал на месте, не получив от шефа должного толчка.

Но шеф вот-вот должен был явиться! Глядя на часы, Гурель высчитывал время этого прибытия. Лишь бы раньше не появился полицейский комиссар, которого уже, конечно, предупредили; либо следователь прокуратуры и судебно-медицинский эксперт не принялись некстати возиться здесь до того, как сам шеф сможет составить себе представление об основных обстоятельствах дела.

— Ну что, Гурель, о чем замечтался?

— Шеф!

Господин Ленорман был человеком еще молодым, если судить по выражению его лица, по глазам, живо сверкавшим из-за стекол очков. Но это был почти старец, если принять во внимание сгорбленную спину, иссохшую желто-восковую кожу, седеющие бороду и волосы и весь его вид — болезненный, надломленный, неуверенный. Он прожил трудную жизнь в колониальных владениях Франции в качестве правительственного комиссара, на самых опасных постах. Приобрел там лихорадку, неукротимую энергию, столь противоречащую его физическому состоянию, привычку жить в одиночестве, говорить мало и действовать в тишине, плюс — некоторую нелюдимость. И к пятидесяти пяти годам — вследствие нашумевшего дела пяти испанцев из Бискры — заслуженную, широкую известность. Справедливость восторжествовала, и его назначили вначале на важную должность в Бордо, потом заместителем шефа в Париже и наконец, после кончины господина Дюдуа, шефом Сюрте. И на каждом из этих постов он проявил редкую изобретательность в работе, большие способности, оригинальные и невиданные дотоле качества; в частности, он добился таких ярких и недвусмысленных успехов в разрешении четырех или пяти последних скандальных историй, взволновавших общество, что его сравнивали с целым рядом наиболее прославленных блюстителей закона прошлого. Что касается Гуреля, у того сомнений не было. Любимец шефа, высоко ценившего его за чистоту души и исполнительность, он ставил господина Ленормана превыше всего на свете. Шеф был для него самим богом, идолом, который не ошибается никогда.

В тот день господин Ленорман выглядел особенно утомленным. Он устало опустился на стул, распахнул полы своего редингота — старомодного сюртука, получившего широкую известность благодаря несовременному покрою и оливковому цвету, развязал коричневый, не менее знаменитый шарф и тихо вымолвил: «Рассказывай».

• Предыдущая
• 5/37
• Следующая