Звонок покойнику (Звонок мертвеца) - ле Карре Джон - Страница 25

• Предыдущая
• 25/30
• Следующая

– Она на крючке! – сказал Гиллэм. – Мендель сейчас вам все расскажет… Он сделал почти всю грязную работу. Я пришел, когда почти все уже было сделано.

Мендель пунктуально и ясно ввел Смайли в курс дела, глядя прямо перед собой, наклонив голову.

– Она села в поезд, отправляющийся в 9.52 и прибывающий на вокзал Виктория. В поезде я следил за ней издалека, когда она выходила. Она взяла такси до Хаммерсмит.

– Такси! – прервал Смайли. – Она, должно быть, сошла с ума!

– Она сдрейфила. Во всяком случае, она шла очень быстро для женщины, чуть ли не бежала по бульвару. Выйдя на Бродвее, она направилась к театру Шерридан. Она хотела открыть двери кассы предварительной продажи билетов, но они были заперты. Поколебавшись мгновение, она пошла назад и зашла в бистро в сотне метров. Она взяла кофе и сразу же расплатилась. Спустя сорок минут она вернулась в Шерридан. Касса была открыта. Я встал в очередь за ней. Она купила два билета в середине зала на следующий четверг, ряд Т, места 27-28. Выходя из театра, она положила один из билетов в конверт, который потом запечатала и отправила. Я не смог прочесть адрес, но там была марка за шесть пенсов[8].

Смайли сидел неподвижно.

– Я думаю, придет ли он? – сказал Смайли.

– Я нашел Менделя в Шерридан, – начал свой рассказ Гиллэм. – Когда он увидел, что миссис Феннан зашла в кафе, он позвонил мне, а сам последовал за ней.

– Я тоже хотел выпить кофе, – сказал Мендель. – Гиллэм присоединился ко мне. Я оставил его в очереди перед театром, поэтому он вышел из бистро немного позже. Все прошло без сучка, без задоринки. Я уверен, она боялась. Но она ничего не заподозрила.

– Что она потом делала? – спросил Смайли.

– Она вернулась на вокзал. Мы ее там и оставили.

После небольшой паузы Мендель спросил:

– А что сейчас будем делать?

Смайли, моргнув глазами, серьезно посмотрел на посеревшее лицо Менделя.

– Мы должны купить билеты на четверг в Шерридан.

Они ушли, и он вновь остался один. Он еще не успел разобрать обильную корреспонденцию, собравшуюся за время его отсутствия. Циркуляры, перечни, счета, проспекты, несколько личных писем все еще лежали грудой на столике в прихожей. Смайли перенес все в гостиную и первым делом начал просматривать письма. Одно письмо было от Мастона, которое он прочел с чувством некоторого смущения.

Смайли отложил письмо и взял следующее. Сначала он не узнал почерк; он внимательно смотрел на швейцарскую марку и изящный конверт с названием гостиницы. Вдруг он почувствовал отвращение; все поплыло у него перед глазами, и он едва не порвал конверт.

Чего она от него хочет? Если денег, то она может забрать все. Это его деньги, и он может их тратить по своему усмотрению. Если захочет растратить их на Энн – он это сделает. Ему больше нечего ей дать, остальное она уже забрала. Она отняла у него мужество, любовь, сострадание и с легким сердцем увезла их с собой в шкатулке для драгоценностей, чтобы перебирать их по случаю после обеда под жарким кубинским солнцем, когда время, кажется, останавливается, чтобы выставлять их напоказ перед глазами своего любовника для того, чтобы сравнить их с такими же безделушками, полученными в дар от других и после замужества.

Смайли взял конверт и посмотрел на обратную сторону. «Мадам Хуан Альведа». Нет, ни один мужчина не смог бы принять такой «подарок». Никакая мечта не смогла бы пережить день, когда Энн уехала со своим приторным кубинцем, чья улыбка наводила на мысль о рекламе зубной пасты. Однажды Смайли собственными глазами видел гонку, выигранную Альведой в Монте-Карло. Наиболее отвратительным в этом человеке – Смайли помнил об этом до сих пор – были его волосатые руки. В темных очках, в пятнах бензина, с причудливым лавровым венком, он в точности напоминал человекообразную обезьяну, упавшую с дерева. На нем была белая рубашка с коротким рукавом, чудом оставшаяся безукоризненно чистой после гонки, и эту отвратительную чистоту подчеркивали его черные руки гориллы.

В этом была вся Энн. «Жду ответа». Верни старое, посмотри, можно ли все начать сначала, и ответь мне. Я бросила своего любовника, любовник бросил меня. Позволь мне снова взбудоражить твой мир: мой мне надоел. Я хотела бы вернуться к тебе… Я хотела бы… Хотела бы…

Смайли встал, все еще держа в руке письмо. Он снова подошел к фарфоровым фигуркам. Он оставался там несколько минут, глядя на маленькую пастушку. Она была такой прекрасной.

Театр Шерридан, где играли «Эдуарда Второго», был набит до отказа. Гиллэм и Мендель сидели рядом на боковых местах с левой стороны зала. Партер образовывал перед сценой полукруг, и отсюда они могли видеть задние ряды. Несколько пустых мест отделяли Гиллэма от группы молодых студентов, ерзающих от нетерпения. Оба задумчиво смотрели на подвижное море голов, оживляемое бесконечными колебаниями, когда опоздавшие занимали свои места. Это зрелище напоминало Гиллэму один восточный танец, где неуловимые движения рук и ног контрастировали с неподвижным туловищем. Время от времени он бросал взгляд на кресла в глубине зала, но ни Эльзы Феннан, ни ее спутника не было.

Записанная на диск увертюра закончилась, и он снова украдкой взглянул на два кресла в заднем ряду. Сердце его екнуло: он увидел тонкий неподвижный силуэт Эльзы Феннан, которая пристально разглядывала зал, как ребенок, изучающий хорошие манеры. Место справа от нее, возле прохода, еще пустовало.

А на улице, перед входом в театр, выстраивались ряды такси и очаровательные представители высшего и среднего сословий спешно давали шоферам слишком щедрые чаевые и теряли еще пять минут в поисках своих билетов. Такси, в котором ехал Смайли, миновав театр, остановилось у отеля «Кларендон», и он пошел в бар.

– С минуты на минуту я жду телефонного звонка, – сказал он. – Мое имя Сэвидж. Вы позовете меня?

Бармен повернулся к стоящему за ним телефону и что-то сказал телефонистке.

– И, пожалуйста, маленький виски с содовой. Выпьете со мной?

– Спасибо, я не пью.

Над слабо освещенной сценой поднялся занавес, и Гиллэм, уставившись в глубь зала, сперва тщетно старался проникнуть взглядом сквозь внезапные сумерки. Мало-помалу его глаза привыкли к слабому огоньку аварийной лампочки, и ему удалось различить Эльзу в полумраке; место рядом с ней оставалось незанятым.

Лишь низенькая перегородка отделяла кресла от прохода, огибавшего зал сзади; позади нее было множество дверей, ведущих в фойе, бар и раздевалку. Вдруг одна из них открылась, и, словно нарочно, косой луч света упал на Эльзу Феннан, освещая одну сторону лица, обрисовывая ее черты. Она слегка наклонила голову, как бы прислушиваясь к чему-то позади себя, привстала, вновь села, приняв прежнюю позу.

Гиллэм почувствовал, как Мендель дотронулся до его руки, оглянулся и увидел худое лицо своего спутника, который сидел, подавшись вперед. Проследив за направлением взгляда Менделя, он рассмотрел первые ряды: высокий силуэт медленно двигался в глубину зала. Это было впечатляющее зрелище: красивый, очень стройный мужчина со спадающей на лоб прядью черных волос. Мендель с восхищением рассматривал высокого красавца, поднимавшегося, прихрамывая, по проходу. В нем было что-то особенное, что-то поразительное, даже беспокоящее. Гиллэм, сквозь очки наблюдавший его медленные и величественные движения, любовался грацией и гармонией его неровной походки. Это был особый человек, один из тех, которые оставляют глубокий отпечаток в памяти, которые одинаково свободно чувствуют себя в любом обществе; для Гиллэма он был олицетворением романтического героя. Он представил его на мостике корабля рядом с Конрадом; представил путешествующим с Байроном по Греции, вместе с Гете спускающимся во мрак средневекового ада.

• Предыдущая
• 25/30
• Следующая