Вампир из Мексики. Жмурик–проказник. Стеклянная рука - Веркин Эдуард - Страница 19

• Предыдущая
• 19/48
• Следующая

— Привет, квакушка, — сказал я. — На баобаб устало взгромоздясь, покушать беззаботно собралась?

— Привет и тебе, чудачок, — ответила Тоска. — Что надобно?

— Ты неправильную сыроежку жаришь. Красные сыроежки в пищу употребляют лишь юные людоеды, приличный человек кушает сыроежки белые, в крайнем случае желтые. Красные сыроежки могут быть ядовитыми.

Тоска хмыкнула, достала из огня гриб, демонстративно откусила кусок и вернула шляпку обратно в костер. Прожевала, проглотила и сказала:

— Подумаешь, ядовитые. Японцы вообще ядовитую рыбу рубают. К тому же бояться смерти — удел примитивных личностей. Вроде Гундосова, вроде моего брата. Они очень боятся смерти. Я не боюсь.

И Тоска отъела еще кусок от сыроежки, прищурилась и ткнула в меня прутиком:

— Классная у тебя майка! Кто изображен? Твой папа?

— Не, другой родственник.

На самом деле на майке у меня был отпечатан Феликс Дзержинский, глава Всероссийской чрезвычайной комиссии и мой тезка. Феликс Дзержинский смотрел с майки прямо в душу и говорил: «Враг не спит!» Правда, поскольку майка была эксклюзивной, я внес в образ Феликса Эдмундовича некоторые изменения. Вложил в руки Дзержинского самурайские мечи, под плащ пристроил блестящую броню, на руки надел шипастые налокотники.

— Классный у тебя родственник! — Тоска отгрызла от своего гриба еще кусок. — Сразу видно, что крутой чувачок. С ножиками. В город вернемся, ты мне тоже такую майку заделаешь.

— Лады, — согласился я. — У тебя только носки подгорели.

— А, черт! — ругнулась Тоска и принялась спасать свои полосатые гольфы.

Я лег на песок и принялся обдумывать план завтрака. План был прост. В доме имелся газ. В доме имелся холодильник с яйцами, луком, маслом и сосисками. Оставалось решить, что именно готовить: классическую глазунью или классический омлет?

Тем временем Доход и Радист натешились подводным плаваньем и решили перейти к плаванью надводному. Доход крикнул:

— До середины — и обратно!

И рванул к центру озера. Радист устремился за ним.

— Придурки, — сказала Тоска, легла на песок, подцепилась к наушникам и принялась чего–то напевать на разные голоса.

Носки она, кстати, совершенно невозмутимо натянула на ноги. Невзирая на дырки.

Я продолжал обдумывать завтрак. Добавить ли в омлет рубленые сосиски или поджарить их в микроволновке? Все–таки я склонялся к микроволновке и уже собирался идти ее раскочегаривать, как неожиданно с озера послышался крик.

Стая оранжевых уток сорвалась и стала набирать высоту.

Так всегда бывает. Кто–то начинает орать, перепуганные утки взлетают, а я бегу выяснять, что же все–таки случилось.

В этот раз все было точно так же. Я вскочил и побежал к озеру.

Метрах в тридцати от берега тонули. Кто именно тонул, Доход или Радист, разобрать я не мог, но то, что тонули, точно. Барахтались, ругались и звали на помощь.

Тоска ничего не слышала, дрыгала ногами в дырявых носках в такт музыке и ревела что–то на итальянском языке. Я нежно пнул ее в бок. Тоска вскочила, все поняла и заорала:

— Помогите! Помогите!

Возле моей головы будто пролетел сгусток ее голоса, что–то плотное, мощное и агрессивное.

Я даже немного пригнулся и подумал, что у Тоски и в самом деле есть оперные способности.

Во всяком случае, горло драть она умеет. Хоть какая–то польза.

Тоска орала, я бежал к воде. Краем глаза я успел заметить, что со стороны дома бегут Чугун и Гундосов.

И еще я заметил, как осыпалась в озеро сорвавшаяся стая оранжевых уток.

Я прыгнул в воду.

Плаваю я не очень, медленно. Но на поверхности держусь хорошо, не тону. Поэтому я работал руками и ногами изо всех сил, стараясь побыстрее добраться до утопленника. Расстояние сокращалось.

Когда до всей этой заварушки оставалось метров двадцать, справа от меня проскочила байдарка. Это был Чугун. Чугун секунд за пять добрался до утопленников, схватил кого–то за волосы и завалил на нос байдарки. Байдарка накренилась.

— Плыви назад! — крикнул мне Чугун.

Я повернул к берегу. Чугун меня обогнал.

Когда я выбрался на песок, все было уже в порядке. Тоска лежала и слушала музыку, Гундосов отжимался, Радист и Доход сидели на песке. Чугун ходил вокруг них, выжимал тельняшку и разглагольствовал:

— Какой позор! Мы собираемся участвовать в соревнованиях по выживанию, а вы даже плавать не умеете!

— Говорю же, там что–то странное произошло! — оправдывался Радист. — Я плыл, плыл, а потом меня вдруг потянуло вниз! Там какая–то дыра… А может, у меня отрицательная плавучесть!

— А тебя вниз потянуло? — обратился Чугун к Доходу.

— Не…

— Тебя не потянуло, а его потянуло!

— Точно! — Радист аж подпрыгнул. — Прямо вниз! Будто бы я из железа стал!

— Из железа, говоришь? — усмехнулся Чугун.

— Из железа! — закивал Радист. — Из свинца!

— Встать! — рявкнул Чугун.

Доход и Радист встали.

— К воде!

Радист и Доход двинулись к воде.

— Радист, заходи в воду! — велел Чугун. — А ты, Доход, иди рядом!

Радист вошел в воду по пояс.

— Теперь, Радист, ложись на спину!

Радист послушно лег на спину и тут же ушел на дно.

— Круто, — сказала Тоска и даже поднялась с песка.

Чугун заскочил в озеро и выволок Радиста на берег.

— Я же говорил! — Радист выплевывал воду. — Я же говорил, что тону, а вы не верили!

— Действительно, тонет! — Чугун в ярости пнул песок. — Он тонет! У нас на носу соревнования, а он тонет! У него, видите ли, отрицательная плавучесть! С чего это вдруг?!!

— У него очугунивание, — сказала Тоска.

Я засмеялся, это снова была хорошая шутка.

— Дура! — завопил Чугун. — У нас тут проблемы, а у тебя все шуточки!

Тоска пожала плечами и снова улеглась на песок.

Чугун приблизился к Радисту. Обошел вокруг, рассматривая его с разных сторон. Потом неожиданно попытался его поднять.

Чугун был здоровенный парень, я об этом уже говорил, но от земли худого Радиста он оторвал с трудом.

Пыхтя.

— Был у нас один Доход, а стало два, — сказала Тоска. — Ха–ха–ха!

— Замолчи! — психовал Чугун. — Ничего смешного!

Радист задумчиво ощупывал собственные руки. Чем–то не нравились ему руки.

— Кстати, а у кого сирена? — спросил Чугун. — Ты, Куропяткин, что ли, с собой захватил?

— Это не сирена, — сказал я.

— А кто?

Я кивнул на Тоску.

А Тоска лежала на песке и пела песенку про страдания молодого аристократа накануне дуэли. Я ее немножко послушал, а потом отправился на кухню готовить обед. Выживатели же принялись тренироваться на берегу. Расставляли палатки, разводили костры, чего–то рубили и метали.

Я работал. Надо было как–то компенсировать пропущенный завтрак. И я чистил картошку, воду носил, дрова рубил. Газ, в доме, конечно, имелся, но готовить обед на газу, если это можно сделать на костре, — слишком жалко и убого.

И я состряпал настоящий походный обед — с дымком, сосновыми иглами и комарами. Аппетит у всех был просто отменный, особенно у Дохода и Чугуна. Эти слопали по две порции. Причем оказалось, что Чугун — настоящая свинья, он здорово чавкал, а потом еще миску облизал.

Тоска и та одолела целую тарелку.

А после обеда мы устроили сиесту, то есть испанский отдых. Разбрелись кто куда и стали спать самым безжалостным образом. Это здорово, спать после обеда на свежем воздухе.

Я притащил из своей комнаты плед и устроился в кресле–качалке.

— Что–то ненормальное происходит, — сказал Радист после славного послеобеденного отдыха. — Что–то ненормальное…

«Весьма своевременное замечание», — подумал я и спросил:

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду себя. Вот потрогай. Ткни в живот.

Я вытянул палец и потрогал Радиста. Радист был твердым. Он был твердым внутри. Мой палец проникал сантиметра на два, а дальше начиналась твердота. Даже какая–то железная твердота.

• Предыдущая
• 19/48
• Следующая