Хрустальное сердце - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 30
- Предыдущая
- 30/61
- Следующая
— Анюта, — мягко сказала мама.
— Что — Анюта? — фыркнула сестрица. — Мам, ты видела, какой у нее маникюр? Такими когтями можно человека насквозь проткнуть, а вот готовить с ними никак нельзя. Или... — Сестрица с надеждой посмотрела Макса. — Или ты наконец одумался и сменил подружку?
— Подружку я не сменил, — сказал Макс, увлекая сестру и маму в кухню. — Я завел домработницу.
— Домработницу?! — воскликнули они в унисон.
— Она достойная женщина? — спросила мама.
— Она молодая? — спросила сестрица.
Макс, изображая притворные страдания, закатил глаза:
— Два раза «да». Она достойная и молодая.
— Что может молодая! — Мама скептически покачала головой.
— Насколько молодая? — уточнила сестрица.
— Это что, перекрестный допрос? — возмутился Макс. — Лучше бы я вам вообще ничего не говорил.
— Но ты уже сказал, — заключила Анюта, — так что давай колись. Кто такая? Как зовут? Сколько ей лет? Где живет? Какие у тебя на нее виды?
— Виды?! — искренне удивился он. — Какие могут быть виды на домработницу?
— Все, давайте пить чай! — пришел ему на помощь отец. — О домработницах потом поговорите. И вообще, что за мода нынче такая дурацкая — прислугу заводить?
— Пап, это не мода, это жизненная необходимость, но говорить об этом действительно не стоит, — сказал Макс, выуживая из плетеной корзинки булочку.
Они уже пили по второй чашке чаю, когда Анюта неожиданно спросила:
— Максим, ты на машине?
Он кивнул, разговаривать с полным ртом было неудобно.
— Тогда, может, выручишь старшую сестру, прокатишь по магазинам? Пообносилась я совсем. Собиралась завтра Вовку просить, но он после дежурства, поспать захочет. Родители, отпустите со мной этого непутевого на пару часиков?
— Езжайте уж, — вздохнула мама, неодобрительно косясь на Максову креативную трехдневную щетину. — Сын, ты бы хоть побрился.
Макс виновато развел руками:
— Не могу, мамочка, имидж.
— Имидж, — проворчал отец, — в наше время за такой имидж и выговор можно было схлопотать.
— Так, Анюта, собирайся! — заторопился Макс. — А то, пока мы выберемся, стемнеет.
— Слушаюсь, мой генерал! — Сестрица выпорхнула из-за стола, помчалась в свою комнату переодеваться.
Как же Макс не любил магазины! Да он уже почти забыл, что это такое, а вот благодаря сестрице Анюте вспомнил. У сестры было не так много денег, чтобы одеваться в бутиках. Зато у нее имелось гипертрофированное чувство собственного достоинства, и денег у младшего брата она не брала принципиально, даже в долг.
Макс с унылым видом брел вслед за Анютой вдоль зеркальных витрин и разряженных манекенов. Иногда она надолго зависала у какой-нибудь вещички, разглядывала ее, ощупывала, разве что не обнюхивала, иногда призывала Макса «заценить товар». Товар ему по большей части не нравился. Он же креативный директор модного журнала, у него же обострено чувство прекрасного! А что прекрасного можно найти в обычном магазине? Ну разве что вот эти смешные тапки с грустными глазами. Тапки с глазами — это, пожалуй, креативно. А у Лизаветы тапок нет, она до сих пор топает по его эксклюзивному паркету в своих нелепых полосатых носках, похожих на неправильные перчатки. И шуба у нее порвалась. Как она собирается в таком рванье на люди выходить?
— Что задумался? — послышался над ухом голос сестрицы.
— Да вот, любуюсь. — Макс с легким сожалением поставил тапки обратно на прилавок.
— Это ж не твой размерчик.
— Сам вижу, что не мой. Только это не для меня.
— А для кого? — тут же активизировалась сестрица.
— Думаю, может, их своей домработнице купить?
— Домработнице? А зачем домработнице тапки? — удивилась Аня.
— Ну, у меня буковый паркет...
— А она, значит, по твоему буковому паркету на лыжах ездит, и ты решил перевести ее на тапки? — усмехнулась Анюта.
— Вообще-то она босиком ходит, — уточнил Макс, отсчитывая деньги и протягивая их продавцу. — Положите в пакет, пожалуйста.
— Что-то я притомилась, — доверительным шепотом сообщила сестра. — Давай-ка сделаем перерыв, посидим в какой-нибудь кафешке, покурим. А заодно расскажешь, что это за домработница у тебя такая загадочная завелась.
У них с Анютой всегда были хорошие отношения, поэтому за чашкой растворимого кофе Макс рассказал про Лизу все. Ну почти все — о своем неджентльменском поведении минувшей ночью благоразумно промолчал.
— Во дела! — выдохнула Анюта, когда он закончил свой рассказ. — Макс, я тебя уважаю, не всякий мужик решится на такой ответственный шаг. А эта твоя Лизавета точно не аферистка?
— Она у меня уже вторую неделю живет, — он пожал плечами. — До сих пор ничего криминального я за ней не замечал.
— А лахудра твоя телевизионная к этому как относится?
При слове «лахудра» Макс выразительно поморщился, но сестрица и глазом не моргнула.
— Лоре Лизавета очень не нравится, — с неохотой сказал он. — А ты, вообще, в курсе, что у нее проблемы? В нее же стреляли, так что...
Анюта не дала ему договорить:
— Макс, мне можешь эти сказочки про белого бычка не рассказывать. Знаю я, какие у них, у звезд, покушения. Пиара мало твоей Лорочке, вот она сама себя и «заказала».
Он не стал разубеждать сестру, рассказывать, что покушение было самым что ни на есть настоящим, решил перевести разговор в нейтральное русло:
— У Лизаветы шуба порвалась, — сказал, прихлебывая остывший кофе. — Как думаешь, может, ей какую-нибудь куртку купить?
— Конечно, купи! Только не какую-нибудь, купи приличную вещь.
— Приличная вещь дорого стоит.
— А тебе денег жалко? — Анюта с неодобрением покачала головой.
— Денег не жалко, просто от дорогой вещи она может отказаться.
— Даже так? — удивилась сестра, потом немного подумала и сказала: — Не откажется. Если ты ее шубку драную в мусоропровод выбросишь, никуда она не денется.
— Думаешь?
— Уверена. А какие у нее габариты?
— Компактные: размер сорок второй — сорок четвертый.
— А рост?
— Примерно как у тебя.
— Так что мы сидим? Пошли куртку искать! — Анюта как-то вдруг забыла, что приехали они за обновками для нее, а не для Максовой домработницы.
Этот пуховичок понравился им обоим: снежно-белый, стильный, с капюшоном, отороченным мехом неведомого зверя.
— Что это? — спросил Макс, поглаживая пушистый мех.
— Щипаный песец, — с готовностью сообщила продавщица.
— А зачем его щипать? — удивился Легостаев.
— Чтобы было модно.
— Эх ты, а еще креативный директор! — пожурила Анюта. — Совсем в народной моде не разбираешься.
— Как думаешь, ей понравится? — спросил Макс, забирая у продавщицы объемный сверток.
— Братец мой! — Анюта возвела глаза к небу. — Покажи мне хоть одну женщину, которой были бы неприятны знаки внимания.
— Она домработница, — мягко поправил Макс.
— Да ну? — Сестра отвлеклась от изучения неба и принялась исследовать его лицо. — А домработница автоматически перестает быть женщиной? — спросила она язвительно.
Он пожал плечами, и больше они к этому вопросу не возвращались.
Первым делом нужно было привести в порядок шубу, хоть как-нибудь. Ну не может она больше выходить на улицу такой уродиной! Вчерашнего дня хватило с лихвой.
На поиски ниток и иголки ушел целый час. Катушка черных ниток с воткнутой в нее тупой иглой нашлась в шкафчике легостаевского рабочего стола. Лиза исколола себе все пальцы, но с грехом пополам пришила воротник на место. Потом расчесала шубу расческой, скептически осмотрела со всех сторон. Не фонтан, конечно, но за неимением лучшего сгодится.
На письмо Ленке ушло минут тридцать. Лиза не стала в красках расписывать все свои злоключения — не захотела тревожить беременную подругу, — написала только, что стала жертвой мошенников, что потеряла деньги и документы, что вернуться обратно домой пока не может, но ей повезло: она живет у очень хорошего человека, который обещал ей помочь с возвращением на родину. В самом конце указала свой мейл, попросила Ленку связываться с ней через Интернет — так быстрее и менее хлопотно. Подружка разбирается в компьютерах как свинья в апельсинах, но ведь у нее есть брат Василий, самопровозглашенный компьютерный бог, он ей поможет, если что. Лиза запечатала конверт, оделась, сунула письмо в карман шубы, отправилась на почтамт.
- Предыдущая
- 30/61
- Следующая