Русалки белого озера - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/80
• Следующая

– Мы установили там инфракрасные камеры. Конечно, без ведома Фимы и ее любвеобильного бородатого муженькадиректора.

Он выразительно посмотрел на Ингу Валерьевну, которая залилась краской стыда.

– Они бы нам никогда не разрешили! И вот что удалось заснять два дня назад!

Беседка как беседка. Но вдруг она осветилась яркой вспышкой, которая имела место внутри беседки. А затем мелькнула тень. Анна вздрогнула. Чертяковский монстр!

Ярик задержал и увеличил изображение. И на экране возникла узкая пасть, усеянная клыками, и часть когтистой лапы.

– Вот и другой путешественник во времени. Очень смахивает на велоцераптора. Это тот самый шустрый динозаврлюдоед из «Парка юрского периода». Вообщето мы надеялись, что удастся заснять появление князя, но вместо этого засняли это чудище…

– Вы обязаны сообщить об этом властям! – сказала Анна, и Броник взвился:

– Это наше открытие. Наше! И ученые его отнимут у нас! И вообще, вы понимаете, что тогда будет? Они не только музей закроют и наверняка дворец полностью разрушат, но и объявят запретной зоной все вокруг!

– Но ведь гибнут люди… – возразила Анна, но на помощь братьям пришла Инга Валерьевна.

– Да, гибнут, раз в сорок два года! И не в таком уж большом количестве. В автомобильных авариях и от алкоголизма гибнет несоизмеримо больше. Так что, запретить автомобили и водку?

Но Анна стояла на своем:

– Это раньше происходило раз в сорок два года, но сейчас портал открылся намного раньше! А что, если там чтото переклинит и по «кротовой норе» в наш мир прибудет стадо динозавров?

– Миллиардерами на этом стать можно! – возликовал Ярик.

– А если это будут не динозавры из юрского периода, а Чужие из параллельного мира? – продолжила Анна. – И что тогда? «Война миров», как у Герберта Уэллса? Причем это могут быть не обязательно монстры, а неведомые вирусы, от которых нет спасения! Вы ставите под угрозу не только работников «Чертяково» и жителей близлежащего городка, но и судьбу всего человечества!

Броник усмехнулся:

– Ну, вы хватили через край! Человечество само позаботится о том, чтобы исчезнуть с лица Земли: эпидемии, изменения климата, войны. Так что не надо пугать нас пришельцами из других миров. Ну а если вдруг и вымрем все в одночасье, то так тому и быть!

– Но Анна Игоревна права – отчего канал открылся не в срок? – спросила Инга Валерьевна, и Броник заметил:

– У нас есть одно предположение. Кстати, Анна Игоревна хочет сообщить обо всем властям. Но тогда придется доложить и о двух экземплярах ее уникального перстня. И еще кое о чем!

Он дал знак Ярику, и тот, подойдя к стене, нажал на какуюто потайную кнопку, и открылась ниша. Анна заметила, что в ней висела картина, заключенная в тяжелую золоченую раму. Только что это было за полотно, она не могла разобрать – было слишком темно.

Броник, подойдя к нише, заявил:

– Разрешите вам продемонстрировать одну очень занимательную картину. Точнее, портрет, написанный в самом конце восемнадцатого века. В этом не может быть сомнений – это подтверждают и искусствоведческая, и техническая экспертизы. Сразу оговорюсь: это не утерянный шедевр Рафаэля и не подлинник «Моны Лизы», ведь некоторые полагают, что в Лувре висит всего лишь копия самой знаменитой в мире картины!

Инга Валерьевна, подскочившая к нише, произнесла:

– А рама, надо сказать, знакомая! В таких висят полотна в «Чертяково»! Неужели вы украли оттуда это полотно?

Броник гневно отверг подобное предположение:

– За кого вы нас принимаете! Мы не украли ее, а всего лишь изъяли. На время. Причем не из музея, а у людей, которые действительно хотели присвоить ее. У наших достопочтенных Горянских!

– Но вы все равно должны вернуть картину в «Чертяково»! – заявила, трясясь от возмущения, экскурсоводша.

– И тогда она точно исчезнет в недрах апартаментов директора и его супруги! – парировал Броник.

Тут голос подала Анна:

– Но что же такого уникального в этой картине? На рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков появилось множество полотен, художественное качество и искусствоведческая ценность которых весьма сомнительна. Во многих случаях они принадлежат кисти талантливых, но далеко не выдающихся самоучек, например, крепостным или второразрядным и даже третьеразрядным европейским живописцам, по преимуществу французским и итальянским, которые переселились в Россию после Великой французской революции…

Склонив голову набок, Броник почесал козлиную бородку и сказал:

– Да, это не шедевр. Хотя как сказать… Впрочем, решайте сами!

С этими словами он щелкнул выключателем, зажигая несколько сильных ламп, вмонтированных в нишу. Они осветили старинное полотно, и Анна, взглянув на него, окаменела.

Это был портрет молодой женщины, одетой по придворной моде конца восемнадцатого столетия: бледносинее платье с глубоким вырезом, тонкое жемчужное ожерелье с сапфировой подвеской. Волосы дамы были забраны в сложную, чрезвычайно элегантную прическу.

Но дело было не в одежде. И не в удивительно больших, печальных, похожих на два бездонных озера глазах. Дело было в том, что Анна узнала эту даму.

На портрете была изображена она сама.

После того как Броник зажег лампочки, в комнате повисло напряженное молчание. Не веря своим глазам, Анна медленно подошла к нише. Да, это был портрет – ее собственный портрет! Портрет, сделанный больше двухсот лет назад. И эта женщина… Нет, речь не шла о том, что они были удивительно похожи, как бывает похожа правнучка на прабабушку. Она и дама, которая была запечатлена на полотне, были одной и той же персоной!

Инга Валерьевна, прильнув к нише, испуганно переводила взгляд с портрета на оригинал, то есть на стоявшую в двух шагах от нее Анну. Ярик улыбался, Броник потирал руки.

Кирилл же, приблизившись к Анне, первым нарушил молчание, процитировав стихотворение:

Ее глаза – как два тумана,

Полуулыбка, полуплач,

Ее глаза – как два обмана,

Покрытых мглою неудач…

И прибавил:

– Это ведь о вас, так ведь?

Анна вздрогнула и поняла: женщина, которая позировала неизвестному живописцу в конце правления Екатерины или в начале правления Павла, была глубоко несчастна. И этой несчастной, напуганной особой была она сама!

Повернувшись к Бронику, Анна спокойно произнесла:

– Отличная шутка! Только не понимаю, чего вы этим добиваетесь?

– Это не шутка! – взвился тот и велел братцу принести документы. Ярик притащил папки, в которых находились заключения нескольких экспертов. Анна пролистала их, не вникая в суть. Но все эксперты сходились в одном: портрет подлинный и был написан на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков.

Инга Валерьевна, подойдя к портрету, провела пальцем по раме, затем исследовала полотно и вынесла свое авторитетное заключение:

– Вне всяких сомнений – подлинник, а не подделка. На такое у меня нюх, поверьте моему многолетнему опыту! Причем писал наверняка Гаврила Ткачев, самоучка из крестьян, который создал и парадный портрет князя СвятополкДонского, и его супруги. Дада, вне всяких сомнений, это его рука!

Анна тоже не сомневалась, что портрет подлинный. Но как такое могло быть? Она подошла к нише, присмотрелась – и вздрогнула. В углу правого глаза у дамы была крошечная родинка. Как и у нее самой! Анна даже дотронулась до родинки пальцем, словно желая понять, не исчезла ли она.

Не исчезла.

В плече дамы зияла небольшая дыра – кажется, ктото намеренно проделал эту дыру, только вот кто?

– Теперь понимаете, что нам было легко вычислить вас, когда вы заявились в «Чертяково»! – заметил Броник, обращаясь к девушке. – Потому что вы как две капли воды похожи на нее, прекрасную незнакомку!

– Кто изображен на портрете? – спросил Кирилл, и Ярик ответил:

– Сие нам неведомо. Картина без названия. Но, думаю, двух мнений быть не может: это наша дорогая гостья, Анна Игоревна Енгалычева!

• Предыдущая
• 47/80
• Следующая