Последний бог - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 51
- Предыдущая
- 51/90
- Следующая
Врач, осмотрев спальню покойного Годунова-Чердынцева, выразил сомнение относительно того, что причиной смерти стал сердечный приступ или инсульт. Особенное его внимание привлекла рвотная масса князя, окрашенная кровью. Заинтересовали медика и рассказы слуг о том, что князя били ужасные судороги, а под конец он буквально выгибался дугой, так что аж кости трещали.
– Я настаиваю на том, чтобы относительно кончины его светлости была извещена полиция, – заявил доктор.
Вскоре в имение прибыли представители власти.
Безутешная вдова рвалась в спальню, чтобы побыть рядом с покойным супругом, однако ей не позволили. Врач и полицейские заперлись в кабинете и о чем-то шушукались. Через полчаса оттуда вышел пристав. Стоя на пороге, вытирая со лба пот и отдуваясь, он напоследок бросил одному из собеседников:
– Будь по-вашему, господин доктор!
– Когда я смогу увидеть своего мужа? – спросила Луиза, бросаясь к приставу. Но тот ответил:
– Ваша светлость, я не могу вам разрешить это. Дело в том, что медик уверен – смерть вашего супруга вызвана отнюдь не естественными причинами!
Заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Доктор, подняв к потолку длинный палец, пояснил:
– Дальнейшее покажет вскрытие, однако то, как скончался князь, позволяет подозревать отравление стрихнином.
– Вы сошли с ума! – крикнула Луиза и лишилась чувств.
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на кушетке в будуаре. Рядом с ней находились два полицейских. Княгиня попыталась выйти из помещения, полицейские преградили ей путь.
– Ваша светлость, вам запрещено покидать комнату! – заявил один из них.
Извещенные срочной телеграммой, в усадьбу прибыли четыре старшие дочери князя. Всем верховодила Елизавета – в черном шелковом одеянии, с большим животом, она быстро сумела настроить полицейских, и так полных подозрений, против Луизы и настояла на обыске.
– Если наш несчастный отец отравлен, то убийца должен быть наказан! – воскликнула она, промокая глаза крошечным кружевным платочком.
Обыск был произведен, и в апартаментах княгини Луизы полицейские обнаружили следующие предметы темный пузырек с притертой пробкой и с этикеткой: «Strychninum purum»[3], заполненный белым кристаллическим порошком, книгу о ядах, а также копию завещания князя Годунова-Чердынцева, в котором Луиза и ее сын объявлялись единственными наследниками. Последние слова были подчеркнуты красными чернилами.
Сих улик с лихвой хватило, чтобы арестовать ее светлость. Слуги шокированно наблюдали за тем, как Луизу усадили в полицейский экипаж. Княгиня твердила, что все это «ужасная ошибка», и рвалась повидать сына, однако Елизавета не позволила ей увидеть Николая, мирно спавшего в люльке.
Когда Луизу увезли, четыре сестры заперлись в кабинете покойного папеньки, радуясь победе.
– Теперь швейцарская тварь не отвертится! – заявила Александра. – Улик так много, что ее обязательно отдадут под суд!
Она оказалась права. Вскрытие показало, что князь Платон Дмитриевич был отравлен огромной дозой стрихнина. Припомнили, что именно Луиза готовила для мужа праздничный ужин, а горничная Настенька доложила: она, мол, видела собственными глазами, как княгиня посыпала кусок пирога, который затем подала мужу, каким-то порошком, похожим на сахарную пудру, а находилась сия субстанция в небольшом темном пузырьке. Известие о подлом убийстве князя шокировало всех, однако с учетом того, что шла война, не привлекло чересчур большого внимания. Состоялся судебный процесс, на котором Луиза уверяла всех в своей невиновности, но присяжные ей не поверили. Они вынесли обвинительный вердикт, и молодая вдова была приговорена к пожизненному заключению, отбыть которое ей предстояло на сибирской каторге.
После вынесения приговора четыре сестры, став полновластными хозяйками в калужском особняке, устроили настоящий праздник. Наконец-то они достигли своего: ненавистная мачеха изгнана из имения и лишена прав на наследство. Оставалась одна маленькая проблема – Николай.
Елизавета призвала к себе Настеньку (понятное дело – именно она, нанятая сестрами-злодейками, отравила князя и спрятала улики в комнате Луизы). Вручив ей шкатулку с деньгами, сказала:
– Ты должна исчезнуть. Причем не одна, а вместе с ребенком.
Она указала на отпрыска князя и княгини, лежавшего в люльке. Настенька, перекрестившись, спросила:
– Но что мне с ним делать?
– Ты знаешь, что, – ответила жестко Елизавета. – Причем проверни все так, чтобы тела не нашли. Ну, живее!
Она вручила женщине малыша и подтолкнула ее к двери.
– Официально малыш скончается от воспаления легких, – завила напоследок Елизавета, – и тогда никто больше не будет мешать нам распоряжаться состоянием папеньки.
Настенька покинула имение под вечер с небольшим чемоданом и корзиной, в которой находился малыш. Она напряженно думала о том, как же ей избавиться от ребеночка. Все-таки одно дело – подсыпать старому князю стрихнина, и совсем другое – лишить жизни невинное маленькое создание. И тут служанка, направлявшаяся к железнодорожной станции, увидела старинное кладбище. В голову ей пришла отличная идея.
Девушка открыла ржавые ворота и ступила на территорию царства мертвых. Ей попался на глаза импозантный склеп-мавзолей из черного мрамора. Настенька распахнула дверцу и увидела лестницу, уводящую под землю. Вообще-то она ничего в жизни не боялась, но в тот момент ее охватил суеверный страх.
Переборов его, Настя быстро спустилась вниз. Там ее взгляду предстало несколько рядов больших саркофагов. Ребенок в корзине проснулся и закричал. Перекрестив его, девушка с большим трудом сдвинула крышку одного из саркофагов и опустила в образовавшееся отверстие корзину с малышом. А затем задвинула крышку. До нее донесся приглушенный жалобный плач.
Настенька снова перекрестилась и быстро поднялась на поверхность. Она покинула кладбище и заспешила на станцию – дело сделано, и она не должна опоздать на поезд.
– Подай нам знак! О, великий дух тьмы, подай нам знак! – разносились странные слова-заклинания по кладбищу. Несколько фигур, облаченных в красные и черные балахоны, пали ниц. Но знака не было.
Известная петербургская поэтесса Семирамида Пегас зябко повела плечами. Мужчина с козлиной бородкой и длинными волосами, один из сопровождавших ее, заметил:
– Похоже, опять ничего не получится. Нам пора обратно, чтобы успеть на последний поезд до Петрограда.
Семирамида Пегас топнула ножкой:
– Покуда не будет знака, мы не покинем кладбище! Если понадобится, то мы останемся здесь на ночь. И на две! И на три!
Мужчина (Мстислав Всеволжский, который был ее супругом и столичным философом, не менее известным, чем жена-поэтесса) только глубоко вздохнул. Семирамида Пегас отличалась не только экстравагантной внешностью (длинные рыжие волосы, алебастровое лицо и кроваво-карминные губы), но и небывалым упрямством.
Они оказались в провинции, на каком-то старинном кладбище, потому что Семирамиде взбрела в голову сумасбродная идея. В последние месяцы она жаловалась на то, что вдохновение оставило ее, поэтому поэтесса посещала сначала докторов, а потом переключилась на гадалок, целителей и шаманов. Один из этих подозрительных субъектов заявил, что Великий Дух Неба обиделся на нее и она должна умилостивить его, дабы тот вернул ей вдохновение.
И компания из представителей столичного бомонда поехала в провинцию, туда, где можно было беспрепятственно пообщаться с Великим Духом Неба. Выбор Семирамиды пал на кладбище, затерянное в русской глубинке, и она устроила там церемонию общения с Великим Духом Неба, дожидаясь от него ответа.
– Да, кажется, ничего не выйдет, – поддержал Мстислава Всеволжского модный поэт-акмеист.
Но Семирамида была непреклонна. Она в течение многих лет считалась одной из самых ярких звезд на литературном небосклоне и никак не могла смириться с тем, что вдохновение покинуло ее. Муж уверял, что поэтическая муза молчит в связи с изменением политической ситуации и войной, несколько докторов намекало, что имеет место klimax, но Семирамида была уверена, что Великий Дух Неба смилостивится над ней и вернет ей способность писать стихи.
3
Чистый стрихнин (лат.).
- Предыдущая
- 51/90
- Следующая