Интеллектуалы в средние века - ле Гофф Жак - Страница 17

• Предыдущая
• 17/32
• Следующая

Университетская книга представляет собой иной объект, нежели книга раннего средневековья. Она связана с совершенно новым техническим, социальным и экономическим контекстом. Она является выражением другой цивилизации. Меняется само письмо, приспосабливаясь к новым условиям, как точно заметил Анри Пиренн:

Скоропись соответствует цивилизации, в которой письменность стала неотъемлемой частью жизни как общества, так и индивидов; минускул (Каролингской эпохи) представляет собой каллиграфию класса образованных, коим ограничивается грамотность и в котором она воспроизводится. Очень важно отметить, что скоропись вновь появляется наряду с минускулом в первой половине XIII в., т. е. именно в ту эпоху, когда социальный прогресс, развитие экономики и светской культуры вновь сделали общераспространенной потребность в умении писать. В своей превосходной работе отец Дестре1 показал весь размах той революции, которая происходила в XIII столетии в области книжной техники. Эта революция разыгрывалась на сцене университетской мастерской.

Преподаватели и студенты должны были читать включенных в программу авторов, требовалось сохранять курсы лекций профессоров. Студенты их конспектировали, и до нас дошло некоторое число таких записей (relationes). Более того, эти курсы нужно было быстро распространять, чтобы с ними можно было сверяться во время экзамена. Это означало, что они должны были производиться не в единственном экземпляре. Основой такой работы было то, что получило название pecia. Зачитаем описание о. Дестре: Первая официальная копия сочинения, которое хотели пустить 6 обращение, изготавливалась в тетрадях по четыре страницы каждая. Такая тетрадь делалась из овечьей кожи, сложенной вчетверо и называемой пьесой, pecia. Благодаря этим пьесам, передаваемым от одного переписчика другому и составлявшим при их соединении то, что называлось exemplar, бремени, необходимого одному переписчику для изготовления одной копии книги в шестьдесят пьес, стало достаточно для того, чтобы сорок писцов могли переписать текст. Это делалось под контролем университета, и текст становился своего рода официальным.

Возможность распространять официальные тексты курсов лекций имела огромное значение для университетов. Статуты 1264 г. Падуанского университета провозглашали это следующим образом: без экземпляров не было бы и университета.

Рост интенсивности в использовании книг преподавателями и студентами повлек за собой целый ряд последствий. Прогресс в обработке пергамента позволял получать листы меньшей толщины, более гибкие и не такие желтые, как у прежних манускриптов. В Италии, где техника развивалась быстрее, листы получались очень тонкими и удивительной белизны.

Изменился и формат книги. Ранее это были фолианты, которые годились только для рукописей, создаваемых в аббатствах, где они и должны были оставаться. Теперь к книге часто обращаются, ее перевозят с места на место. Ее формат уменьшается, ею удобнее пользоваться.

Более скорый готический минускул заменяет прежние буквы. Он имеет различные варианты в зависимости от университетского центра: существуют парижский, английский, болонский минускулы. Он также соответствует прогрессу техники: на место тростинки приходит птичье перо, чаще всего гусиное, что способствует большей легкости и быстроте работы.

Уменьшается орнамент — литеры и миниатюры теперь делаются серийно. Если юридические манускрипты зачастую остаются роскошными — юристы принадлежали в основном к классу богатых, — то книги чаще всего бедных философов и богословов лишь изредка снабжались миниатюрами. Порой переписчик оставлял свободное место для литер и миниатюр, чтобы скромный покупатель мог приобрести рукопись как таковую, тогда как богатый клиент имел возможность заказать рисунки и тем самым заполнить пустоты.

К этим важным деталям можно прибавить обилие сокращений (производить нужно быстро), прогресс в нумерации, рубрикации, составлении оглавлений, списков сокращений, представлении материалов в алфавитном порядке там, где это было возможно. Все это делалось для облегчения работы с книгой. Развитие интеллектуального ремесла произвело эру учебников (manuales), т. е. книг, которыми манипулируют, которые часто держат в руках. Это свидетельствует о необычайном ускорении оборота книг, широком распространении письменной культуры. Первая революция свершилась — книга уже более не является предметом роскоши, она стала инструментом. Речь тут идет не столько о возрождении чего-то бывшего раньше, но о рождении нового — этапа на пути к печатному станку.

В качестве инструмента книга сделалась промышленным продуктом и предметом торговли. Под сенью университетов появляется множество переписчиков — чаще всего ими были бедные студенты, зарабатывавшие таким образом на хлеб насущный, — и библиотекарей (stationarii). Они стали неотъемлемой частью университета и с полным на то правом считались его работниками, пользуясь теми же привилегиями, что и преподаватели со студентами; на них распространялась юрисдикция университета. Тем самым росла численность членов корпорации, распространявшейся на целый ряд вспомогательных ремесел. У интеллектуальной индустрии имеются собственные сопутствующие отрасли. Иные из этих производителей и торговцев становились влиятельными лицами. Рядом с «ремесленниками, чья деятельность сводилась к перепродаже нескольких подержанных книг», появляются другие, «чья роль возрастала до положения международного издателя».

Наряду с инструментарием техник-интеллектуал обладал собственным методом — схоластикой. Известные ученые, прежде всего Грабман, поведали нам о возникновении и истории схоластики. Отец Шеню в своем Введении в исследование св. Фомы Аквинского дал блестящее ее изложение. Схоластика стала жертвой светских очернений, в нее трудно проникнуть без соответствующей подготовки, да и техническая ее сторона может отталкивать. Попробуем дать самое общее ее описание. Путеводной нитью нам могут послужить слова отца Шеню: Мышление есть ремесло, законы которого зафиксированы самым тщательным образом.

Прежде всего законы языка. Знаменитые контроверзы между реалистами и номиналистами заполняли средневековую мысль именно потому, что интеллектуалы той эпохи придавали словам истинную силу и их заботило определение их содержания. Для них было существенно знание отношений между словом, понятием и бытием. Такое знание по сути своей противоположно тому пустословию, в котором часто обвиняли схоластику, хотя иногда она впадала в словесные игры в XIII в. и довольно часто в более поздние времена. Мыслители и профессора средних веков желали знать, о чем они говорят. Схоластика строилась на фундаменте грамматики. Схоласты являются наследниками Бернара Шартрского и Абеляра.

Затем следуют законы доказательства. Вторым этажом схоластики является диалектика, т. е. совокупность процедур, которые делают проблемой объект наблюдения, раскрывают его, защищают от нападок оппонентов, распутывают, убеждают слушателя или читателя. Опасность представляют пустые рассуждения — уже не вербализм, а пустословие. Диалектике следует придать содержательность не только слов, но действенной мысли. Университетские профессора были наследниками Иоанна Солсберийского, который говорил: Логика сама по себе бескровна и бесплодна; она не родит мысли, если не зачнет ее где-то на стороне.

Схоластика питается текстами. Она представляет собой метод авторитета, она опирается на двойную поддержку предшествующих цивилизаций: христианства и античной мысли, обогащенной, как мы видели, ответвлением арабской мысли. Схоластика — плод определенного времени, возрождения. Она впитывает в себя прошлое западной цивилизации. Библия, отцы церкви, Платон, Аристотель, арабы — вот исходные данные, материалы для творчества. От интеллектуалов XII в. схоласты унаследовали обостренное чувство необходимости и неизбежности прогресса истории и мысли. Пользуясь этими материалами, они строят собственное здание. На фундаменте возводятся новые этажи, появляются оригинальные пристройки. Вслед за Бернаром Шартрским они взбираются на плечи древних, чтобы дальше видеть. Мы никогда не найдем истины, — говорит Гильберт из Турнэ, — если удовлетворимся уже отысканным… Писавшие до нас — нам не господа или вожатые. Истина открыта всем, ею полностью еще никто не владел. Таков изумительный порыв интеллектуального оптимизма, противостоящий печальному: все уже сказано, мы пришли слишком поздно…

• Предыдущая
• 17/32
• Следующая