Ушел и не вернулся - Лаврова Ольга - Страница 2
- Предыдущая
- 2/15
- Следующая
Знаменский понял, что над ним добродушно подтрунивают, в том же тоне поблагодарил за совет и принял его.
Он был бы искренне смущен, если б прочел мысль Скопина: «Либо эта парочка после командировки побежит наконец в загс, либо затянувшийся «недороман» — дохлый номер».
Перед горотделом милиции радовал глаз чистый газончик. В притененном углу его еще голубели последние первоцветы… как они называются?.. крошечные луковичные, вылезающие почти из-под снега… светло-синие звездочки на стебельках-соломинках… надо вспомнить хотя бы из уважения к отцу… (Он был ботаник и когда-то экзаменовал Пашку-маленького — сам именовался Пашкой-большим, Павлом Викентьевичем — на тему «Дикая и культурная флора среднерусской полосы».) Ага, «сцилла» зовутся эти малышки. Сцилла. Вот и хорошо.
Остальное пока плоховато. Знаменский шел в кабинет начальника, чтобы по спецтелефону доложить Скопину о практически нулевых результатах следствия. Источник хищения крылся в межцеховом учете — вот и все, что они с Кибрит могли пока утверждать.
— Пусть вас не слишком давит фактор времени, — донесся знакомый баритон. — Главное — то, о чем мы с вами говорили. Тут уж попрошу с полной отдачей. Усвоили?
— Усвоили, Вадим Александрович, — и Знаменский ощутил этакое каникулярное настроение.
«На веслах бы в воскресенье посидеть… А ведь я ни разу не катал Зину на лодке. Разлив уже схлынул, берега видны. Уйти вверх по течению, прочь от фабричных сбросов. А то скоро закипит черемуха — и захолодает. У кого бы раздобыть лодку?!..»
С этой заботой он спустился в дежурку и решил подождать, пока освободится лейтенант за перегородкой. Тот оформлял полупьяного парня, арестованного за мелкое хулиганство.
— Следующий раз не семь, а пятнадцать получишь. Ремень, галстук, шнурки.
— Виноват, начальник, — каялся парень. — Как говорится, шел домой, попал в пивную…
Пока он снимал недозволенные в камере предметы и тщетно искал шнурки на ботинках с пряжками, появилась молодая женщина, которую Знаменский уже встречал на центральной площади. Всегда оживленная, нарядная, она запомнилась гордой посадкой головы, плавностью, с какой несла над землей свое стройное, чуть полнеющее тело, добротной, не косметической красотой лица. Но сейчас обычной улыбки не было и в помине, глаза заплаканы.
— У меня пропал муж! — трагически сообщила женщина. — К кому мне обратиться?
Парень хмыкнул:
— Это надо в бюро находок.
— Помолчи, — одернул дежурный и предложил рассказать, в чем дело.
— Понимаете, вчера вечером сказал на часок… а ушел — и не вернулся! Я всех с утра обегала, никто не видел, не слышал… Просто подумать страшно!
— Фамилия?
— Миловидов. Сергей Иванович.
Дежурный просмотрел два коротеньких списка.
— У меня сведений нет. Милицией за истекшие сутки не задерживался. В больницу не поступал.
— Но куда же он мог деться?! — воскликнула женщина в отчаянии. — Мне юрист на работе сказал: просите назначить розыск. Я принесла его фотографии… — она нервно открыла сумочку.
Лейтенант остановил:
— Давайте подождем. В подобных случаях розыск сразу не объявляется.
— Почему?
— Такой, простите, порядок, — не всякое разъяснение приятно давать. — Дело-то житейское: ну не ночевал… ну бывает.
Дежурный перекладывал какие-то бумаги, давая понять, что свои функции выполнил. Но женщина осталась стоять, будто и не слыхала. И утешать ее начал парень, лишившийся галстука и ремня. Поддерживая штаны, он объяснил:
— Начальству с нашим братом хлопот хватает. Если еще ловить тех, кто от жены загулял…
Миловидова обернулась и оглядела его презрительно с ног до головы.
— Ну и что? — пробормотал парень, несколько смешавшись. — И не от таких гуляли. Взять хоть Нефертити. Считается, красавица на все времена, да? А ее, между прочим, вовсе муж бросил. Исторический факт. Лично в книжке прочитал!
Не дослушав, Миловидова вновь обратилась к лейтенанту.
— Вы записали фамилию?
— Миловидов.
— Он работает на красильной фабрике…
— Да-да, если что — известим вас. Но я так полагаю, что жив-здоров и объявится.
— Ох, только бы жив! Только бы жив!
Объявится, внутренне поддержал лейтенанта Пал Палыч, как-то не заразившись тревогой женщины. Ну и скандал она ему закатит! Темперамент — ого-го…
Благодушное расположение духа покинуло бы Знаменского, будь он свидетелем недавнего вечернего разговора Миловидовой с неким мужчиной в глухой аллее парка, спускавшегося от Дворца культуры к речке. Мужчина был высок и подтянут («уездный ковбой»); оба волновались, оба страдали.
— Ленушка, ждать нельзя! — убеждал он. — Надо решаться! Сегодня решаться — завтра делать!
— Страшно… — шептала она. — Взять на себя такое…
— Но это единственный шанс решить сразу все! Другого не будет! Ты понимаешь? Сейчас все сошлось в узел, давай рубить!
— Умом я понимаю. Но убийство… выговорить и то жутко.
— Думаешь, я иду на это легко? Но это же друг для друга! У нас настоящая любовь, одна на миллион. Ради нее! Она все оправдает!
Женщина вздыхала прерывисто, утыкалась ему в грудь, задушенно бормотала:
— Ой, нет…
— Да неужели не сможешь, золотая моя? Сможешь ведь! И станем вольные птицы! Свобода. Деньги. И никто не разлучит!
— А если сорвется?
— Молчи, молчи! — Он целовал ее и произносил как заклинание: — Надо верить! Только верить — тогда все будет наше. Все!
Уяснив, что житье в гостинице может затянуться, Кибрит обзавелась минимальным хозяйством. Завтракали они с Пал Палычем в буфете, обедали в фабричной столовой, но к ужину буфет бывал либо заперт, либо пуст (если не считать пыльных пачек печенья).
Кибрит предприняла поход по местным торговым точкам, купила заварочный чайник, чашки, ложки-вилки, тарелки — всего по три (вдруг случайный гость), еще какую-то мелкую утварь. А также запас сахару и прочей бакалеи. Выходной день, проведенный на сухомятке, побудил ее на новые траты: плитка и сковорода открывали уже некоторый простор для стряпни.
От гостиничных щедрот не приняли ничего, кроме неисправного электрического чайника (который Пал Палыч починил): и у толстушки-буфетчицы и у всех здесь кто-нибудь из семейных да работал на фабрике. Коснется его следствие — женщина прибежит просить о снисхождении. Нельзя связывать себя благодарностью за какие-либо услуги.
Впервые они жили вот так — в отрыве от служебной толчеи, уединенно и почти вместе. Вдвоем ходили на работу, чаще всего вдвоем и возвращались и проводили вечера. Нежданно — после стольких лет — обнаруживали друг в друге незнакомые черты и привычки. Обнаруживали массу важных вопросов, которые прежде не успели обсудить. И все им было друг в друге интересно.
Одно мешало — пикантность ситуации с точки зрения окружающих. У администраторши, дежурной, уборщицы глаза горели: вчера «он» к «ней» ходил, сегодня «она» к «нему».
— Третьего дня пораньше разошлись.
— А вчера заполночь, меня уж сон сморил.
— Он-то статный какой и на лицо видный.
— Ну уж она не хуже. Пара хоть куда.
— А заметили, когда он у ней, дверь не притворена. Чтоб мы, значит, чего не подумали.
— Она-то, может, себя и блюдет, да чтоб мужик своего не добился… Нельзя ж столько времени все о работе! Командировочный, известно, до баб лют.
Сплетни были, в общем-то, благожелательны: оба холостые, ихняя воля. (Паспорта при вселении предъявлялись и, естественно, обследовались.)
— А может, у них любовь?
— Может, и любовь.
Пал Палыч с Зиночкой посмеивались, но немножко и стеснялись. Особенно Пал Палыч, чувствовавший, что в подозрениях гостиничной обслуги есть доля истины.
Однако дверь они стали закрывать. Фабричные новости, набегавшие версии не предназначались для посторонних, возможно, заинтересованных не только интимными подробностями ушей…
В так называемых «хозяйственных делах» для профессионалов есть своя увлекательность. Подобна преследованию скрывающегося уголовника погоня за прячущейся, «задами» перебегающей из документа в документ, пропадающей, вновь возникающей или уничтожаемой цифрой. Похождения иной накладной запутаннее, чем трюки и петли опытного вора-гастролера. К тому же цифры и накладные намеренно разбегаются в разные стороны; их надо выследить, изловить, собрать вместе и доказать, что они «из одной шайки».
- Предыдущая
- 2/15
- Следующая
