Свидетель - Лаврова Ольга - Страница 6
- Предыдущая
- 6/12
- Следующая
– Нет. Ищете, был ли я связан с Платоновым?
– Верно, грешен. Хотелось поделикатнее. Но могу и напрямик: не мешают ли вам какие-то житейские обстоятельства давать показания по делу? Возможно, они появились после ареста Платонова? Скажем, к вам обратились его доброжелатели?
Власов прищурился насмешливо:
– Как долго вы держали в себе этот вопрос!.. Обратились вплотную за арестом. Но это не играет роли. Не это играет роль.
– Верю, – почти искренне улыбнулся Пал Палыч. – Но ведь они и до меня доберутся. Поделитесь, пожалуйста, опытом.
– Позвонили домой. Попросили. Угрожали. Я объяснил, что в случае повторного звонка расскажу, будто Платонов сулился прикончить парня на месте. Если дальше станут давить – «вспомню», что видел у него нож. Поняли. Отвязались.
Власов изложил все это без рисовки собственным мужеством. Просто проинформировал. И в тот момент понравился Знаменскому и вызвал встречную откровенность:
– Не могу раскусить вас, Игорь Сергеевич. В вашем поведении мне чудится что-то глубоко личное. Но что?
Неподвижные черты Власова на секунду скомкала гримаса. Испуганная? Страдальческая? Так была коротка, что Знаменский не разобрал. Но ясно, что предположением своим попал «в яблочко».
Тема требовала развития. Однако возникла Кибрит с папкой.
– Ничего, что вторгаюсь?
– Ничего, раз не с пустыми руками. Прошу извинить, Игорь Сергеевич, – совещание с экспертом. Подождите немного в холле.
Власов с облегчением удалился.
– Тот самый свидетель? – проводила она его взглядом.
– Угу. Выкладывай свои достижения.
Кибрит раскрыла папку.
– Оцени! Точные расчеты, бесспорные выводы. Твоему хулигану чистый мат. Если он сумеет хоть что-то понять. С дураками беда – чем виртуозней доказательство, тем оно меньше убеждает. Не доходит.
– Он тупица?
– Интеллектом не блещет. Но все-таки сколько-то проучился, авось знает слово «экспертиза». Спасибо большое, Зиночка. По дороге пошли мне обратно свидетеля.
– А что он, собственно? Выскочил весь в смятении.
– Того и гляди даст задний ход. Разводит какую-то сомнительную философию – право сильного и прочее. Если на суде заявит, что ничего не видал, начнется неразбериха. Потерпевший даже опознать преступника не может – ослеп.
– Да, мне говорили. И сотрясение мозга…
– Угу. И запишет суд в решении: учитывая, что потерпевший получил тяжелую травму черепа, показаний его недостаточно для вынесения приговора.
– Свинство! Держи бульдожьей хваткой своего единственного!
– Погоди минутку, при тебе лучше думается… Если сделать так: с помощью этой папки я привожу в чувство хулигана Платонова и сразу устраиваю им очную ставку. Только шиворот-навыворот?
Кибрит кивнула одобрительно: поняла.
– А инструкции побоку?
– Побоку!
– Ну-ну… Желаю удачи.
– Стоп, сударыня. Юбка сантиметров на двадцать короче твоей – это как?
– Довольно вызывающе.
– И подтверждает сомнительность морального облика девушки?
– Ну-у, Павел, что за ханжество!
Пал Палыч задумал простенький, но остроумный трюк.
На обычной очной ставке свидетель рассказывает и уличает преступника. Шиворот-навыворот – это заставить самого подследственного все рассказать и признать вину. Куда тогда деваться колеблющемуся свидетелю? Опровергать преступника вопреки всякой логике?..
Власов принял приглашение в Бутырку с болезненным любопытством. По пути они обменялись считанными незначительными фразами. Свидетель был напряжен.
В тюремной проходной, пока Знаменский заполнял пропуска, внимательно прислушивался к непринужденной болтовне его с дежурной:
– Ниночка, что вас давно не было?
– Экзамены сдавала, Пал Палыч. Последняя сессия.
– Так что скоро нас покинете?
– Может, когда и встретимся. Я ведь юридический кончаю. Кабинет хотите в тени или на солнышке?
– На солнышке.
Все еще держалось неурочное тепло, но могло сломаться в одночасье, и как тогда пожалеешь, что забивался в тень.
– Ниночка, Игорь Сергеевич пока побудет у вас. Я подготовлю очную ставку и позвоню.
– Будет сделано, Пал Палыч.
– Уж потерпите, Игорь Сергеевич, четверть часика. Специально для вас свежие журналы захватил. Хотите?
Тот взял и угрюмо проследил за процедурой прохода Знаменского внутрь через автоматические решетчатые ворота. Вот они лязгнули железными челюстями. Знаменский скрылся.
– Курить здесь можно?
– Да, пожалуйста, – разрешила Ниночка.
Власов свернул журналы в трубку, подошел к ее окошку.
– Не думал, что в городе может быть такая тишина.
Тишине новички обязательно удивлялись.
– Такой и в лесу нет. Это стены. Весь шум съедают.
Власов помолчал, слушая невероятную тишину. Ниночка с приветливой улыбкой ожидала вопросов.
– Хороший следователь? – кивнул Власов вслед Знаменскому.
– Пал Палыч замечательно талантливый! И очень душевный!
Власов догадливо усмехнулся: вы, голубушка, к нему неравнодушны. Та потупилась, но произнесла твердо:
– Это не я, это сами заключенные говорят!
– Да? Нелепо!.. И вы тоже. Сидите, как страж в преддверии ада. Кому тут нужна хорошенькая девушка?
Подобные замечания Ниночка тоже не раз слышала. Бывалые же люди считали, что именно такая и нужна.
Она уйдет – найдут взамен похожую: улыбчивую и хорошенькую.
(А со Знаменским они действительно встретились. И даже немного поработали вместе. И то было самое счастливое время ее короткой жизни… оборванной ударом ножа.
История описана нами в повести «До третьего выстрела»).
…Между тем Пал Палыч энергично обрабатывал Платонова. Тот изо всех сил старался вникнуть в акт экспертизы и разложенные на столе таблицы. Чтобы лучше понять, бормотал вслух:
– «Место кровоподтека на лице потерпевшего соответствует удару, нанесенному человеком, выше его ростом, а именно…»
– Ваш рост, верно?
– Ну и наворочено в этих таблицах…
– Специалисты работали. Кому бы другому я и показывать не стал – слишком сложно. Но вы человек неглупый, с полувысшим образованием… – польстим, слицемерим, плевать, абы проняло.
– Понятно, – утер лоб Платонов. – А тут что?.. «Наиболее вероятно, что удар нанесен правым сжатым кулаком руки, чему соответствуют расположение, конфигурация… расположение, конфигурация и глубина гематом… смотри таблицу шесть». Это ж надо!
– А вот тут вычислено соотношение между углом удара в челюсть и тем, где на затылке потерпевшего образовалась ссадина при падении. Ссадина небольшая, обратите внимание.
Платонов круглил глаза, из которых испарилась наглость. С него уже и в камере спесь сбили, да еще следователь с победоносным видом вывалил заумные свои бумаги…
– Значит, что же мы имеем, гражданин майор? – озабоченно спросил он. – Против меня девчонка. Этот, который с сотрясением. Длинный свидетель. И плюс вагон науки… А кто же за меня?! Вам разве не звонили?
– Ну! За вас очень даже заступались. И многие. Только я начхал. Вы поймите, Платонов, Петровка – не райотдел. Нас не достанешь, – и приврем, и прихвастнем, где наша не пропадала!
– Вот петрушка! – горестно изумился Платонов. – Чего ж делать? Советуете идти на чистосердечное признание?
– Честно – советую.
– К чистосердечникам отношение, говорят, получше.
– Безусловно.
– Кой черт его дернул, этого дохляка, ко мне лезть?! Нужна мне была его девчонка! Своих невпроворот! Заголила ноги и вот маячит перед носом, вот маячит! Стерва!.. Гражданин майор, а мы не договоримся, будто я этих премудростей в глаза не видел, а? Будто просто вот совесть заела и все такое?
– Теперь уж нельзя.
– Эхма! Надо было меня раньше убедить! Растолковали бы, припугнули! Вам, можно сказать, человеческая судьба доверена, а вы…
Он еще раз крепко обругал всех по кругу (кроме себя). Выдохся.
- Предыдущая
- 6/12
- Следующая