Естественная убыль - Лаврова Ольга - Страница 4

• Предыдущая
• 4/10
• Следующая

— Разрешите, товарищ полковник? — заскрипел сбоку Смолокуров.

— Да?

— Я — против.

— Возражения?

— Маслова — не заштатная фигура. Без нее хищения в «Ангаре» не имели бы половины того размаха. Расхититель ведь не карманник: украл и убежал.

— Михаил Константинович, обойдемся без прописных истин.

Но Смолокуров упрям.

— Разрешите, закончу мысль. Расхитителю бежать некуда. Надо, значит, воровать так, чтобы воруемое как бы не уменьшалось. Вот это и обеспечивала Маслова. Вагон изобретательности! Ее прозвали «наш Эдисон». Маленький пример. Она разработала рецептуру фирменных булочек, на которые шло все то же самое, что на пирожные. А разница в цене — сами понимаете. Со склада продукты выписывали на булочки, отсчитывались выручкой за булочки, а выпускали пирожные!

Скопин прищурился на Знаменского, в прищуре юморок.

— Однако Смолокуров нарисовал выразительный портрет вашей подследственной.

— У нее двое детей, Вадим Александрович, а муж… словом, он уже осведомлялся, при каком сроке заключения дают развод.

— Они не ладили?

— Да нет, по-своему он очень к ней привязан. Но трясется за собственную репутацию. Карьера — прежде всего! Если Маслова проживет дома несколько месяцев, может быть, все уладится, в колонии он будет ее навещать, сохранится семья, ей будет куда вернуться.

У Смолокурова любая эмоция грозит пиджачным пуговицам. Чуть что — он нещадно крутит пуговицу. Ну, так и есть, открутил, зажал в кулаке:

— У нас не благотворительная организация!

— Тоже верно, — вежливо согласился Скопин, стараясь не видеть измочаленного пучка ниток на животе оперативника. — Но я за то, чтобы следователь мог свободно принимать решения. Кроме неправильных, безусловно. Готовьте документы на освобождение, Пал Палыч. Засим желаю здравствовать.

Он, кажется, нарочно протянул руку Смолокурову, и тому пришлось перекладывать пуговицу в левый кулак.

Вечером того же дня (казенное время истекло) Знаменского ждал сюрприз. У двери своего кабинета он застал старшего следователя горпрокуратуры по кличке Фрайер. Меняя одну букву фамилии, кличка удачно выявляла его пижонское нутро. Кроме пижонства, Сема Фрайер отличался самонадеянностью и высокомерием. Сталкивался с ним Знаменский и сцеплялся уже не раз — но до сих пор по мелочи.

— Добрый вечер, Пал Палыч, я вот тебя караулю, — с подозрительной любезностью произнес Фрайер.

Они были на «ты», поскольку Сема мог говорить «вы» исключительно вышестоящим. Уселся на стул Знаменского, вынул из портфеля бумагу с печатями.

— Ознакомься, — из-за стола протянул бумагу, как просителю. — Мы забираем дело Рябинкина.

Тут Знаменский прямо рот раскрыл. В подобных случаях из прокуратуры присылали письменное указание, и дело — через канцелярию — отвозил спецкурьер. Но чтобы старший следователь прискакал сам! Да еще после работы! Да ждал под дверью! И совсем неправдоподобно, когда все это — Сема Фрайер! Некоторое время Знаменский подержал рот открытым. Сема улыбался чуть натянуто.

— Хорошо. Завтра отошлю, — сказал Знаменский.

— Нет, я заберу сейчас. Ты же видишь, постановление подписано самим.

Подпись прокурора города Знаменский видел. Но Рябинкина задержали утром, показания он давать отказался. В папочке сиротливо лежали материалы обыска и заявление потерпевших.

— У меня даже не подшито.

— Не волнуйся, дела шить не хуже вашего умеем! — и Сема заржал на всю Петровку.

Понимая, что бесполезно, Знаменский все же заупрямился. Кому бы другому с удовольствием отдал — загружен был под завязку и. «Ангарой», и прочим. Да и Рябинкина ему ткнули абы куда, и не вызывал тот у него аппетита. Однако Фрайер автоматически порождал желание сопротивляться.

— Что за спешка? То к опечаткам — и к тем придираетесь, а то…

— Не о чем спорить, — Сема нервно дернул головой. — У меня указание, у тебя постановление. Давай выполнять!

— Воля твоя, я доложу.

Скопин, которому Знаменский позвонил на дом, задумчиво покряхтел.

— Черт с ними, не будем связываться. Только составьте опись всего, что в деле, и пусть распишется…

Дело Рябинкина имело предысторию грязную и мутную.

С полгода назад двое дельцов — прозванных в своей среде Дринк и Финк — погорели с налаженным производством ремешков для наручных часов. Нелегальная шарага, естественно.

Это вообще была пора, когда вне государственных предприятий обильно произрастало изготовление разных недорогих и ходовых товаров. Самый знаменитый ловчила выпускал всего-навсего резинку для трусов — используя мастерские трудовой терапии при психолечебницах. Взяли у него рекордную сумму — семь миллионов с хвостиком.

Каких сбережений достигли Дринк и Финк, неизвестно. Но, попавшись, решили откупиться. И смогли. Причем мгновенно, их даже из КПЗ отделения милиции не успели переправить в тюрьму. А постановление на арест, санкционированное райпрокурором, выдрали из дела и заменили постановлением о прекращении следствия за недоказанностью и малозначительностью.

Освободить их потребовал ни много ни мало — первый секретарь райкома Галушко. Кричал, что прокурор и начальник милиции позорят район, попирают восстанавливаемую партией соцзаконность. Грозил поснимать погоны, растоптать и выгнать. Ну и поджали хвосты. Но количества экземпляров постановления они не знали, и молоденький милицейский следователь одно из них припрятал.

За акцию по «восстановлению соцзаконности» Галушко взял с жен Дринка и Финка 60 тысяч.

Между тем в Москве происходило очередное сокращение числа районов, и Железнодорожный с Куйбышевским объединили. Группировки их еще не сработались, куйбышевцы оказались второсортными и боролись с железнодорожниками. Это-то и подтолкнуло события дальше.

Галушко и начальник милиции были из железнодорожников, а начальник райобэхаэс — из противного лагеря. По своим каналам он добыл сведения, что Дринк и Финк отпущены за мзду. Если б историю удалось раскрутить, железнодорожники получили бы нокаут.

Мельком он доложил начальнику милиции (железнодорожнику): дескать, поступил такой странный сигнал — и бегом с пятого этажа. Встревоженный начальник глянул ненароком в окно, видит — обэхаэсник садится в машину.

— Куда поехал? — выскочил в приемную.

— В город, в ОБХСС, — ответила секретарша.

— Мать-перемать! — начальник ухватил китель и шинель и скатился кубарем по той же лестнице старинного здания без лифта напротив метро «Краснопресненская».

Комиссар милиции — который смахивал на сурового матроса — выслушал сообщение о Дринке и Финке с большим вниманием. (Был он ярый враг коррупции, что через некоторое время ему отлилось: начал интересоваться порядком распределения квартир Моссоветом — и тотчас отстранили от должности).

Конечно, персона типа Галушко почиталась в начале 60-х неприкосновенной, но комиссар решительно поднял телефонную трубку:

— У меня начальник ОБХСС Куйбышевского района. Острый сигнал.

— Знаю, — ответил шеф Петровки. — Мне как раз докладывают. Заходите.

Чудом спасся начальник раймилиции, не зря одевался уже в мчавшейся машине. Успел с обэхаэсником ноздря в ноздрю.

Вечером к Галушко, выходившему с работы, приблизились три фигуры.

— Вас немедленно просит прокурор города!

Струхнул секретарь: 60 тысяч топорщились в его карманах. Как сотрудники органов сумели ему внушить сомнение в надежности служебного сейфа, осталось тайной. Но действовали они дальновидно, санкции на обыск в кабинете им бы не получить ни в жизнь. А «прокурор просит» — допустимо. Понадеялся секретарь, что высокий пост обезопасит, поехал на Пятницкую. А там и говорят:

— Извольте показать, что в карманах.

Ход, рассчитанный на внезапность, — обыскивать Галушко не рискнули бы. Он растерялся и выложил кипы денег.

— Поясните их происхождение.

Галушко стал каяться. Полагал, что отделается отставкой. Вместо этого прямиком повезли в тюрягу. Туда же водворили Дринка и Финка.

В такой ситуации и возник Рябинкин в небесно-голубом костюме. Женам Дринка и Финка он заявил, что могущественные друзья за 60 тысяч (навязчивая сумма!) закроют дело, потому что руководство не желает скандала из-за ареста секретаря райкома. Жены поверили и раскошелились. Дальше Рябинкин разыграл историю, что 60 тысяч его вынудил отдать майор с Петровки, который каким-то образом обо всем проведал. Женам было предложено готовить новую порцию денег. Те посулились, но не поверили и донесли. Так Рябинкин и подзалетел.

• Предыдущая
• 4/10
• Следующая