Брачный аферист - Лаврова Ольга - Страница 10

• Предыдущая
• 10/18
• Следующая

— Послушай, Миша… — детский голос Горностаевой прерывался, — тебя по-другому зовут, но неважно… Слушай, как ты мог докатиться до такого? Молодой, здоровый мужчина, способный, наверно… и чем занялся! Ну почему?!.. Она подождала ответа и добавила, как о чем-то прекрасном и бесконечно ценном: — Трудился бы, имел бы семью, как все…

— Я не такой, как все, очевидно, — Ладжун завибрировал от ее волнения, отчетливее «заокал».

— Знаешь, я болела сильно, меня муж бросил, но все равно работала… А ты сам себя загнал в тюрьму! Понять же нужно: у тебя не будет ничего, уже все. Жизнь твоя пройдет… так. Столько сидеть! Нет, ну как ты мог?!

Ладжун откачнулся назад, будто ударенный, и впервые посмотрел ей в лицо — потерянно посмотрел, слепо.

— Это длинная история… — пробормотал он; осекся от невозможности хоть что-то свое объяснить простодушной, так нежданно и непритворно горюющей о нем женщине и лишь рукой махнул: — Ах, Танечка!..

Весь его глубоко загнанный страх перед будущим, и нестерпимая жалость к себе, и сознание безвозвратно загубленной жизни — все слилось в этом коротком стоне. Как говорится, ни одному актеру не сыграть.

После ухода Горностаевой Ладжун продемонстрировал один из резких скачков настроения, которые были ему присущи.

— Дура какая! — заговорил он, распаляясь. — Дура, что пришла. Она же знала, что я могу ее опозорить! Я ее не стал топить, потому что одинокая женщина. Черт с ней. Но еще мораль читает! Еще мне не хватало!..

Уязвленный тем, что публично пережил миг слабости и абсолютного банкротства, Ладжун задним числом кинулся мстить Горностаевой.

— Что она из себя изображает? Кристально чистый человек из сейфа не будет деньги давать. Она не из сумочки брала, а из сейфа!

— Ты видел?

— Если б не видел, я б не говорил.

— Значит, опять настаиваешь на прежних показаниях?

— Конечно, она меня пускала в контору в эту, в кассу.

Дайнеко подлил масла в огонь:

— Не верю. Горностаева выглядит женщиной порядочной и искренней.

— Я был, видел, понимаете? Проверяйте, пожалуйста. Подымаешься по лестнице, слева бухгалтерия, там большая комната. Справа главного бухгалтера кабинет. А прямо — ее касса, и за барьером сейф.

— И сейф ты видел?

— Конечно, видел. Вот такой высоты.

— Уж ты покажешь! Какая ж у него тогда дверь?

— Я думаю, сантиметров 80. Вообще такие сейфы получают большие магазины… А когда я раньше приносил деньги, она сказала, что кстати, понимаете? Она инкассаторов ждала и деньги сдала им.

— Ну, Юрий Юрьевич, не при тебе же.

— Не при мне, но что я, инкассаторов не знаю? В 15–20 минут всегда приезжают за деньгами.

— Пятнадцать минут какого часа?

— Седьмого.

— Ты, я гляжу, многое подмечаешь.

— Слишком много, да?.. Михаил Петрович, вы не подумайте, что я что-нибудь… я просто наблюдательный человек. Я вам привел просто для примера, что я не вру…

— Боюсь, братцы, кроме Чичикова с Хлестаковым, тут еще кто-то. Пошибче, — объявил Дайнеко после допроса. — Я уже подумывал, а сегодня специально пощупал и… да, больше не сомневаюсь.

— Но что вы подозреваете, Михаил Петрович? Хоть примерно?

— Угадать не берусь. Но что-то есть, что-то было. Может, потому у него и язык не развязывается… Вы слушали разговор после очной ставки?

Группа призналась, что в основном смаковала «Ах, Танечка!».

— Стоит послушать, пустите-ка запись.

Перемотали. Прослушали приведенный выше диалог.

— Уловили? — спросил Дайнеко. — Он ведь удрал не с самой крупной суммой из тех, что брал у Горностаевой. Зачем он около нее кружился, волынился? В сущности, плевать, входил он в служебное помещение или нет, важно, что выведывал порядок работы кассы, расположение внутри и прочее. Словом, его занимал сейф. А это уже принципиально иной уровень… Нет, непохоже, чтобы он никогда не дерзнул на крупное дело!

Отсюда начался второй этап следствия.

Внешне дело близилось к завершению. Последние эпизоды, последние потерпевшие, последние допросы. Но еще тщательней, чем раньше, проверял Михаил Петрович каждое слово Ладжуна, каждую мельчайшую подробность. Где-то преступник оставил электрическую бритву, которой никто потом не пользовался; в ней обнаружены срезки волос — Дайнеко назначал экспертизу для идентификации волос. В другом месте сохранилась присланная им открытка («Скоро приеду и все объясню. Не волнуйся».). И хотя почерк был явно знакомый, Дайнеко все же направил открытку графологам для идентификации почерка. Он старался документально подтвердить каждый случай, отыскать бесспорные доказательства, не довольствуясь признаниями Ладжуна и ничего не принимая на веру. Часть бригады, включая Джонни Маткаву (как вы помните, соратника Дайнеко и Мудрова с первых шагов расследования), занималась исключительно сбором таких доказательств.

— Меня откровенность Ладжуна как-то не убеждает, нет, — говорил Дайнеко.

Проницательный человек был Михаил Петрович!

Минуло дня три, и возвратился из очередной командировки Джонни Маткава. Возвратился с любопытным докладом. Он проверял типичную для Ладжуна историю: несколько месяцев назад в небольшом городке прохвост, назвавшийся научным сотрудником из столицы, увлек молодую девушку, обобрал семью и скрылся. По фотографии потерпевшие твердо опознали Ладжуна, и сам он подтвердил: да, помню такой случай. Но обстоятельства излагал в общих чертах, без деталей. Маткава отправился за деталями. Слово за слово выяснилось, что однажды жених-обманщик посылал при девушке телеграмму сестре. Текста и адреса девушка не знала, но перед «женихом» стоял в очереди их сосед.

— Дальше все было просто, — рассказывал Маткава. — Я засел на почте и стал подряд листать бланки. К вечеру телеграмма за подписью соседа нашлась. Значит, следующую отправлял преступник. Автобус, «ТУ», электричка — и наутро я уже стучался в квартиру по указанному адресу, а еще через день мы напали на след мошенника. Тоже шатен, и полноватый, и круглолицый, да только не Юрий Юрьевич!

То, что попутно поймали еще одного афериста, хорошо. Но вот почему Ладжун берет на себя чужое преступление?..

Дайнеко начал допрос издалека.

— Ты, Юрий Юрьевич, все твердишь, что понял, осознал и ничего не скрываешь.

— Не скрываю. Я… Короче говоря, я вам душу изливаю, можно сказать.

— Можно сказать, действительно, если со стороны на нас с тобой посмотреть и послушать. Но я же чувствую: человек ты половинчатый, созреваешь медленно. Верить тебе или не верить — не знаю.

— Почему вы считаете так, Михаил Петрович? Что нельзя верить?

— Да ведь было уже однажды — все ты осознал и раскаялся, тебя досрочно освободили. Условно, но освободили. Послали в Волгоград…

— Хороший город, между прочим. Летом купаться можно.

— Отличный город. И завод отличный.

— Большой завод.

— Так вот, тебе поверили. Но ты доверия не оправдал.

— Понимаете, что тут, Михаил Петрович… Я когда устроился там, в Волгограде, мне было трудно. И ни одна живая душа со мной не беседовала, никто не сказал: так-то, мол, и так-то. Ни один пенсионер не пришел! Он мне и не нужен, пропади он пропадом, но просто как человек, чтобы проявил внимание.

— Юрий Юрьевич, ну что ты рассказываешь! Не пришел пенсионер, не побеседовал. Надо, дескать, честно работать, а не воровать. Можно подумать, ты сам не знаешь. Да и когда было приходить, ты через 11 дней удрал.

— Михаил Петрович, у меня была мысль честно работать, но меня никто не поддержал… И, короче говоря, я не такой дурак, чтобы там ишачить! Чтобы у меня мозоли были на руках.

— Там, значит, дураки работают?

— Это их личное…

— Ты даже зарплаты не дождался. Все-таки 70 рублей. Пригодились бы.

— Мне уже ничего было не нужно, я дня не мог оставаться, клянусь! Пропади оно пропадом… Мне эта зарплата, откровенно сказать… сами понимаете. Я жил, как король, как эмир бухарский! Все имел. Что хотел, делал. А то в пять тридцать вставать, в семь приходить… мне это не нужно. Я вам чистосердечно…

• Предыдущая
• 10/18
• Следующая