Шантаж - Лавров Александр - Страница 17
- Предыдущая
- 17/22
- Следующая
Хозяйка будто угадала его мысли:
– Вы молоды и наивны, Вольдемар. Вы видели только то, что видели, и ничего другого. Думаете, то, что сейчас, – навеки? А?
– Как-то не задумывался…
Где тут задумаешься? Взял товар – отдал товар – деньги хозяину – парное себе – в любой миг жди напасти – готовься бежать или драться насмерть. Навеки – не навеки? Велика разница!
– Напрасно не задумывались, голубчик. Я еще увижу – а вы тем более, – как весь этот сумасшедший дом развалится. И тогда мы окажемся на свободе и на высоте – те, у кого что-то есть!
«Ну, понесло старуху!»
Приезжий счел, что раскусил ее вполне – «парижская матрасница». Но отчасти Прахова выступала и «купчихой»: вольные расходы нет-нет да и вынуждали расстаться с увесистым мешочком – но уже в иных сферах, в элитарном обществе, куда ни Чистодела, ни какого-нибудь Мишу Токарева и в подъезд-то не пустили бы.
И она же, использовав древние знакомства, некогда пристроила Миркина для «стажировки» в Столешников.
Горевала Прахова и досадовала, что с арестом Бориса жизнь ее поскучнеет, нечем станет занять мысли и воображение. И вот – приход Вольдемара. Возрождение и – не исключено – даже новые горизонты!
Отсюда и желание сразу показать себя, и подчеркнутое радушие, и стремление приручить звероватого незнакомца.
Однако он напрасно опасался, что старуху «понесло». Изложив свое политическое кредо, она решительно поднялась:
– Ну-с, приступим к делу. Металл с собой?
– Да.
– Положение ваше, конечно, затруднительно. Но вы милый мальчик, и грех наживаться на чужой беде. На первый раз рассчитаюсь, как платила Борису. Давайте.
Приезжий снял кожаный пояс-мешок:
– Два кэгэ триста.
– Знаю. Деньги были приготовлены.
Она отперла шкатулку на рояле, вынула пачку крупных купюр, получила в обмен пояс и унесла за ширму. Приезжий быстро пересчитал деньги: к положенной сумме приплюсовывался парное Миркина и парное Чистодела. Недурно.
За ширмой слышалась возня: хозяйка, надо полагать, проверяла вес и припрятывала шлих.
Приезжему уже не терпелось уйти.
– Пора расставаться, Антонина Валериановна, – сказал он, едва завидя ее.
– Опять вы торопитесь, Вольдемар. Вы еще должны мне рассказать, на чем, современно выражаясь, погорели.
– Погорел?.. – свел он брови. – Я пока ни на чем не горел.
– Да? А почему же я вас сразу раскусила, как вы думаете? Милиция подробно описала мне вашу внешность.
– А, черт!..
– Имейте в виду, вас ищут. Вас и того, который якобы должен Борису десять рублей.
– Не сказали, за что?
– Такие вещи полагается знать самому, дорогой, – справедливо возразила Прахова.
Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.
– Надо смываться. Может быть, что за домом следят?
– Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благополучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.
Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.
– Думаете, она справится?
– Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.
Помолчали.
– Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович.
– Какой Александр Федорович?
– Да Керенский же. Господи! – с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде.
– А как он ушел?
– В дамском платье. Надо знать родную историю! …Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать.
– Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала… а то, мол, придушу любимого племянника.
– Какая кровожадность! – оживилась Прахова. – И что же?
– Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться!
– M-м… нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло?
– Борис взвешивал дома металл?
– Как же иначе?
– Тогда на весах найдут шлих.
– Ай-я-яй!
– Я хотел предотвратить.
– Как жаль, что сорвалось! Задумано было талантливо. Н-да, боюсь, Борису придется туго. Впрочем, он довольно хитер.
– Продать может?
– Меня нет. Я его воспитала, как родного, вывела в люди. Он мне всем обязан. А вот вашего посредника… Он ведь теперь никому не нужен, только помеха, а?..
– Если выберусь цел, я о нем подумаю. – Приезжий посмотрел в глаза старухе: они тоже горели молодо и зло.
С немалыми предосторожностями и уловками добрался Приезжий до пивной. По всем приметам позади было чисто.
В помещении, хорошо видном сквозь широкое окно, уже составляли один на другой столики, и лишь барабанщик ютился еще в уголке, сморенный ожиданием и несчетными пенными кружками, влитыми в утлую свою утробу.
Растворившись в тени газетного киоска, Приезжий выждал, пока того выдворили на улицу. В растерянности он топтался у дверей, памятуя, что ведено отсюда не отлучаться. Однако пиво не греет, а лужи на глазах затягивало ледком, и спустя минут двенадцать Чистодел закоченел настолько, что презрел начальственное приказание. Он зарысил сначала вправо, но от угла повернул в противоположном направлении – в теплые недра метро.
Приезжий незримо сопровождал его, молясь своему охотничьему богу, чтобы не оказалось иных сопровождающих. Нет, никого не интересовал продрогший вечерний прохожий, нырнувший в вестибюль под светящейся буквой «М».
Здесь Приезжий взял Чистодела за локоть и повлек в безлюдный затишливый уголок.
– Да куда ж вы делись?! Я всякое терпение потерял! Чуть не околел на морозе! Остался, как вошь без хозяина!.. – запричитал, заобижался, закапризничал Чистодел.
Приезжий дал ему выговориться, отогреться и обрести способность порадоваться возвращению бесстрашного, отчаянного, мудрого товарища. Несколько ласковых фраз уверили Чистодела, что Приезжий никак не мог явиться раньше, выше головы занятый множеством хлопот.
– Но дело выгорело – купца я нашел.
Барабанщик преисполнился восхищения:
– Да как же вам пофартило?
– Секрет фирмы. А мужик что надо, возьмет товар, как у Миркина брал.
– Кто ж он? – жадно спросил Чистодел
– Экий шустрый! Много будешь знать – скоро состаришься. Пошли, примем на прощанье, грамм по триста – и в разные стороны.
С физиономии барабанщика сползло радостное выражение.
– Стало быть, меня побоку? – возмутился он. – Так, да? То был Чистодел лучший друг, а теперь под зад коленом?
– Закон жизни, дорогой. Связь закоротилась, лишние руки кому нужны?
– А мой парное? Я тут с вами бегал, сколько страху натерпелся. Это все за спасибо?!
– Парное за мной. Доеду до места – вышлю. Тебе ведь до востребования? Координаты помню.
Вроде и пообещал, но небрежно так, чтобы отделаться.
– Пришлете вы, так я и поверил! – озлился Чистодел.
– Слушай, мне некогда, встреча с купцом через два часа.
– Вот и я с вами. Получу свое с товара – тогда до свидания.
– Нельзя! Спугнешь ты мне купца, я обещал быть один.
Для страховки Чистодел ухватил Приезжего за рукав.
– Ничего не спугну, постою где-нибудь сбочку!
Тот изобразил колебание:
– Прямо не знаю… Ну, ладно, пожалею тебя, инвалида. Двигаем в Расторгуево.
– Куда?!
– Станция Расторгуево. На электричке.
Чистодела сотряс озноб: то ли последняя порция холода выходила, то ли предчувствие пробрало. С сомнением вглядывался он в опасного своего спутника.
– Вот я и говорю, – посочувствовал тот, – чего ты на ночь глядя потащишься?
– Нет уж, я с вами, – решился все же барабанщик.
Приезжий спрятал в воротник довольную усмешку.
Когда Пал Палыч, вытянув из Миркина сведения о Чистоделе, прямо с допроса передал их Мише Токареву, тот рьяно взялся за дело.
На первый взгляд, чего проще: доступ к райсобесовским архивам – не проблема. Однако собесовские телефоны отзывались сонными гудками: пусто у нас тут, братец, отстань.
- Предыдущая
- 17/22
- Следующая
