Планета в косметичке - Голубицкая Жанна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/75
• Следующая

Эротичная паранджа

Всю дорогу до отеля муж поглядывал на меня как-то странно… А едва попав в номер, убранный с восточной негой, стал проявлять склонность выполнить свои супружеские обязанности…

На огромном ложе с шелковыми покрывалами и подушками я чувствовала себя по меньшей мере шахской наложницей. Во мне даже появилась некая игривая стыдливость. Я возбудилась даже не в процессе интимных ласк, а как только с меня сорвали паранджу. Мой муж с десятилетним стажем тоже продемонстрировал редкостное рвение и страсть.

— Ты такая… загадочная! — пояснил он свой порыв. — В этой тряпке есть какая-то скрытая эротика…

И правда, выглядывая на мир из-под паранджи, испытываешь волнующее ощущение: тебе есть что прятать, а мужчине — о чем мечтать и вожделеть. Чадра скрывает от нескромных взоров — и наделяет изюминкой, о которой окружающие могут лишь догадываться и фантазировать. Ведь запретный плод — всегда сладок! Кажется, стоит приподнять полы хиджаба, показать только щиколотку — и все мужики у твоих ног!

Мы собираемся поужинать где-нибудь в городе, и я лезу в чемодан, чтобы переодеться. Муж недоумевает: зачем? Ведь в Тегеране чадра — наряд для любого случая, что подразумевает значительную экономию на прочих туалетах. Надо купить «выходную» паранджу, думаю я и оставляю чемодан в покое.

Марш на свою половину!

Утром у нас в номере зазвонил телефон, и женский голос запричитал по-русски:

— Извините, что я вас подвожу, ведь господин Фархади так просил показать вам Тегеран… Но меня не отпускает муж!

— Где он сейчас? — оперативно реагирую я.

— Уехал на работу, но все время звонит, проверяет…

Через полчаса я сижу дома у Оли, в просторной квартире, устланной коврами. Оля, миловидная худенькая блондинка с огромным количеством золотых украшений: на шее, руках и даже ногах… Угощает меня ароматным чаем из пиалы, а сама курит кальян с яблочным табаком.

— С Азади мы познакомились в Питере, — рассказывает Оля, — вместе учились в медицинском. Он был такой веселый, красиво ухаживал… Все говорили: вот, мол, закончит учебу и бросит тебя, уедет домой. А он не обманул, замуж позвал…

Приехав на мужнину родину, Оля быстро поняла, что отныне ее удел — сидеть дома и чистить ковры. Весельчак Азади вдруг стал жутко строгим мужем. Ольгу на работу не пустил: ведь она врач, а это невообразимая профессия для жены порядочного мусульманина! Осматривать больных для женщины у них — приблизительно то же, что стоять на панели у нас. Оле еще повезло: ее муж хирург и неплохо зарабатывает — а то бы горбатиться ей на какой-нибудь низкооплачиваемой работе, признанной исламским государством годной для женщин. Одиноким, а также тем, чьи мужья не могут нормально обеспечивать семью не возбраняется работать — но только в определенных местах. Можно, например, торговать на базаре или в магазине, наниматься няней к ребенку или сиделкой к престарелой иранке, быть санитаркой или уборщицей в женском отделении больницы. Большая удача для женщины с высшим образованием — устроиться преподавателем в школу для девочек. Не запрещено трудиться и в сельском хозяйстве — однако везде представительницам прекрасного пола платят гораздо меньше, чем мужчинам. При этом женщин полностью закрыты все творческие и научные профессии, а также та часть сферы обслуживания, которая подразумевает постоянный контакт с мужчинами. По сравнению с другими иранскими мужьями Олин супруг еще прогрессивен: иногда в люди выводит, маме в Питер позволяет звонить… По пятницам (это выходной в Иране) они ходят в гости к друзьям и родственникам мужа, но там Оля сразу попадает на женскую половину дома — сидеть за одним столом с мужчинами не принято. Впервые оставшись наедине с местными женщинами, Ольга чуть не расплакалась; теперь привыкла и уверяет, что иногда на «женской половине» бывает даже весело. Именно там она выучила персидский язык; на дамских посиделках «ханумки»[1] скидывают свои паранджи и оказываются почти такими же, как мы: щебечут о своем о девичьем, смеются… Короче — девичник, почти как у нас. Теперь у Оли даже есть подружки.

— А что делать? — разводит руками Оля. — Наших в Тегеране найти трудно, да и муж… Вот видишь: такое предложение, да еще от его собственного родственника — показать вам город. Хочется же пообщаться со своими, да и подзаработать могла бы как переводчица — собственные туманы[2] всегда пригодятся! А Азади ни в какую: «Нечего! — говорит. — Наберешься от них всякой гадости!»

Воспитание серной кислотой

— А что будет, если ослушаешься?

— В лучшем случае — выгонит. А я еще не подготовилась…

Оказывается, в Иране при разводе закон практически не защищает женщин. Исламское правосудие удовлетворяется словесным заявлением мужчины, что жена его не устраивает; при этом доводы женщины никто не станет слушать. Чтобы прекратить совместную жизнь, мужу достаточно трижды сказать жене «Уходи!» — первые два раза вроде предупреждений, а на третий она должна уйти из дома, причем может забрать только то, что надето на ней в данный момент.

— Поэтому мы, угнетенные жены Востока, — Оля вздыхает и показывает на свои пальцы, унизанные дорогущими перстнями из золота высшей пробы, — всегда подстраховываемся, все свое носим с собой! Вот так: ехала за счастьем, за деньгами, за туманами… Думала, страна пусть и строгая, но богатая — нефть все-таки… И вот сижу: «нефть» всю на себя напялила, чтобы голой не выгнали — и даже выйти из дома не могу, чтобы кого-нибудь удивить своими цацками. Да здесь никто и не удивится…

В Иране золото высокого качества и очень красивые ювелирные изделия. Персидские мужья обычно не отказывают жене в драгоценностях, и для многих женщин это единственная радость в жизни. Ходят, выбирают, покупают… Такова традиция: даже самый бедный муж старается дарить жене хоть какие-нибудь золотые безделушки. Хотя совсем бедные мужчины, как правило, не женятся: тут по сей день принято выплачивать калым.

На прощание Ольга предупреждает, чтобы я не вздумала снять хиджаб в общественном месте — даже в ресторане при отеле. Везде ходят люди в зеленой форме — «стражи исламской революции», которые, если сочтут женщину чрезмерно обнажившейся, могут, не раздумывая, плеснуть на оголенный участок тела серной кислотой. Управы на них нет никакой: они наделены «волей Аллаха». И еще Ольга подсказывает место, где я смогу не только избавиться от собственной паранджи, но и заглянуть под чужую…

Замуж не выдает — жалеет

Билет в женский клуб недешев: здесь собираются иранки со средствами. У входа стоят дорогие авто, внутри — бассейн, сауна, тренажерный зал и косметический салон. В промежутках между процедурами женщины собираются в чайхане — беседуют, пьют чай, многие курят кальян. Обслуживающий персонал — только женщины: и они, и клиентки без чадры. В клубе я воочию убеждаюсь в верности фразы из путеводителя: «Под чадрой у персидской женщины может обнаружиться как национальное платье, так и вещица с последнего показа в Милане». Богатые иранки чрезвычайно ухожены и уделяют особое внимание своей фигуре (которую, заметим, видят только мужья!). В стенах клуба женщины ведут себя раскованно, оживленно общаются и забитыми не выглядят. Очень скоро я знакомлюсь с местной девушкой; она сама подходит ко мне и спрашивает на идеальном английском: «Тебе не скучно?» Ее зовут Аиша, ей 28 лет, и она художница. Аиша не боится обсуждать «каверзную» тему положения женщин в Иране.

— Мне повезло, — говорит она. — Мой отец прогрессивных взглядов и по местным меркам довольно богат. Конечно, он очень любит свою родину, поэтому и не оставил ее после революции. Но мне оплатил учебу на факультете искусств в Кембридже, замуж не выдает — жалеет…

— Почему ты не уедешь в Европу?

— Не очень-то там сейчас мусульманам радуются. А потом — здесь мой дом, вся родня… Как я без них?

Через час мы с Аишей уже почти подруги и по очереди затягиваемся анисовым табаком из одного кальяна.

— Вот в Англии была жизнь! — делится она. — Я жила с одним парнем-французом: какие вечеринки мы закатывали!

• Предыдущая
• 14/75
• Следующая