Запертая комната - Вале Пер - Страница 28
- Предыдущая
- 28/57
- Следующая
Подобно многим другим, кому приходится исполнять не самые приятные обязанности, водитель фургона и его напарник относились к своей работе с философским спокойствием и нисколько не драматизировали свою роль в механизме так называемого процветающего общества. О делах службы толковали преимущественно между собой, ибо давно убедились, что большинство слушателей воспринимает эту тему весьма и весьма негативно, особенно когда соберутся веселые собутыльники или подруги жизни пригласят одна другую на чашку кофе.
С сотрудниками полиции они общались каждый день, однако все больше с рядовыми.
Так что внимание комиссара полиции, который к тому же удосужился сам прийти, было для них даже отчасти лестным.
Тот, который побойчее, вытер губы рукой и сказал:
— Ну как же, помню. Бергсгатан — точно?
— Совершенно верно.
— Вот только фамилия мне ничего не говорит. Как вы сказали — Скат?
— Свярд.
— Мимо. Нам ведь фамилии ни к чему.
— Понятно.
— К тому же это было в воскресенье, а по воскресеньям нам особенно жарко приходится.
— Ну а полицейского, которого я назвал, не помните? Кеннет Квастму?
— Мимо. Фамилии для меня звук пустой. А вообще-то фараон там стоял, все наблюдал за нами.
— Это когда вы тело забирали?
— Во-во, когда забирали, — кивнул собеседник Мартина Бека. — Мы еще решили, что этот, видно, матерый.
— В каком смысле?
— Так ведь фараоны бывают двух родов. Одних тошнит, другим хоть бы хны. Этот даже нос не зажал.
— Значит, он стоял там все время?
— Ну да, я же говорю. Небось следил, насколько добросовестно мы исполняем свои обязанности…
Его товарищ усмехнулся и хлебнул пива.
— Еще один вопрос, последний.
— Валяйте.
— Когда вы поднимали тело, ничего не заметили? Под ним ничего не лежало?
— А что там могло лежать?
— Пистолет, скажем. Или револьвер.
— Пистолет или револьвер. — Водитель засмеялся. — Кстати, в чем разница?
— У револьвера вращающийся барабан.
— А, это такой шпалер, как у ковбоев в кино?
— Совершенно верно. Но дело не в этом, мне важно знать вообще, не было ли на полу под покойником какого-нибудь оружия.
— Видите ли, комиссар, этот клиент был не первой свежести.
— Не первой свежести?
— Ну да, он месяца два пролежал.
Мартин Бек кивнул.
— Мы перенесли его на полиэтилен, и, пока я запаивал края, Арне собрал с пола червей. У нас для них есть особый пакет с какой-то дрянью, от которой им сразу каюк.
— Ну?
— Ну так если бы Арне вместе с червями попался шпалер, уж наверно он бы заметил! Верно, Арне?
Арне кивнул и захихикал, но подавился пивом и закашлялся.
— Как пить дать, заметил бы, — вымолвил он наконец.
— Значит, ничего не лежало?
— Ничегошеньки. И ведь полицейский тут же стоял, глаз не сводил. Кстати, он еще оставался там, когда мы уложили клиента в цинковый ящик и отчалили. Точно, Арне?
— Как в аптеке.
— Вы абсолютно уверены?
— Сто пятьдесят процентов. Под этим клиентом ничего не лежало, кроме отборной коллекции циномия мортуорум.
— Это еще что такое?
— Трупные черви.
— Значит, уверены?
— Чтоб мне провалиться.
— Спасибо, — сказал Мартин Бек.
И ушел.
После его ухода разговор еще некоторое время продолжался.
— Здорово ты его умыл, — сказал Арне.
— Чем?
— Да этим греческим названием. А то ведь эти шишки думают, что все остальные только на то и годятся, что тухлых жмуриков возить.
Зазвонил телефон. Арне взял трубку, буркнул что-то и положил ее на место.
— Черт, — сказал он. — Опять висельник.
— Что поделаешь, — скорбно вздохнул его коллега. — Се ля ви.
— Не люблю, висельников, честное слово. Что ты там еще загнул?
— Да ничего, поехали.
Похоже было, что Мартин Бек проработал все наличные факты, касающиеся странного казуса на Бергсгатан. Во всяком случае, он достаточно четко представлял себе, что сделано полицией. Оставалось еще одно важное дело: разыскать заключение баллистической экспертизы, если таковая вообще производилась.
О самом Свярде он по-прежнему знал очень мало, хотя и принял меры, чтобы собрать сведения.
Бурные события среды совершенно не коснулись Мартина Бека. Он ничего не слышал о банковских ограблениях и о невзгодах спецгруппы — и ничуть об этом не жалел. Побывав во вторник в квартире Свярда, он сперва отправился в уголовную полицию на Кукгсхольмсгатан. Там все были поглощены своими собственными заботами, всем было не до него, тогда он прошел в здание ЦПУ. И сразу услышал в кулуарах толки, которые в первую минуту показались ему смехотворными. Но, поразмыслив, он расстроился.
Кажется, его намерены повысить.
Повысить?
И куда же его назначат? Начальником управления? Членом коллегии? Заместителем начальника ЦПУ по вопросам быта и гигиены?
Ладно, это все неважно. Небось обычная, ни на чем не основанная коридорная болтовня.
Звание комиссара полиции ему присвоили не так давно, в 1967 году, и он вовсе не рассчитывал на дальнейшее продвижение по служебной лестнице. Во всяком случае, не раньше чем через четыре-пять лет. Казалось бы, это любому ясно, ведь что-что, а вопрос о ставках и назначениях в государственных учреждениях досконально изучен всеми, и каждый ревниво взвешивает свои и чужие шансы.
Так откуда же эти толки?
Должны быть какие-то резоны. Какие?
Мартин Бек мог представить себе два мотива.
Первый: его хотят выжить с поста руководителя группы расследования убийств. Так сильно хотят, что готовы придать ему ускорение вверх по бюрократической лестнице — самый распространенный способ отделываться от нежелательных или слишком явно неквалифицированных должностных лиц. Однако в данном случае этот мотив, скорее всего, ни при чем. Конечно, у него есть враги в ЦПУ, но вряд ли он представляет для них какую-нибудь угрозу. К тому же его преемником должен стать Колльберг, а это, с точки зрения высшего начальства, ничуть не лучше.
Вот почему второй мотив казался ему более правдоподобным. К сожалению, он и намного более унизителен для затронутых сторон.
Пятнадцать месяцев назад Мартин Бек едва не приказал долго жить. Он — единственный в современной истории шведской полиции высокий чин, раненный пулей так называемого преступника. Случай этот вызвал много шума, и поведение Мартина Бека совершенно незаслуженно изображали как подвиг. Дело в том, что у полиции, по вполне естественным причинам, острый дефицит на героев, а посему заслуги Мартина Бека в относительно успешном исходе драмы раздували сверх всякой меры.
Итак, полицейское сословие обзавелось своим героем. А как отметить героя? Медаль он успел получить еще раньше. Значит, его надо хотя бы повысить!
У Мартина Бека было вдоволь времени, чтобы проанализировать события того злополучного дня в апреле 1971 года, и он уже давно пришел к выводу, что действовал неправильно, не только в моральном, но и в чисто профессиональном смысле. И он отлично понимал, что задолго до него к такому же выводу пришли многие его коллеги.
Он схватил пулю по собственной дурости.
И за это его теперь собираются назначить на более высокую и ответственную должность.
Весь вечер вторника он размышлял об этом казусе, но как только в среду пришел в кабинет на аллею Вестберга, то всецело переключился на дело Свярда. Сидя в одиночестве за своим столом, он с холодной и неумолимой систематичностью прорабатывал материалы следствия.
И в какой-то момент поймал себя на мысли, что, пожалуй, это для него сейчас и впредь самый подходящий вариант: работать над делом в одиночку, привычными методами, без помех со стороны. Он всегда был склонен к уединению, а теперь и вовсе начал превращаться в затворника, его не тянуло в компанию, и он не ощущал стремления вырваться из окружающей его пустоты. В глубине души он чувствовал, что ему чего-то недостает. Чего именно? Может быть, подлинной увлеченности.
- Предыдущая
- 28/57
- Следующая