Вавилонские младенцы - Дантек Морис - Страница 78

Сторм сделал последнюю попытку возразить, но Вакс прервал его:

— Нет. Не стоит суетиться, по крайней мере сейчас. Я предлагаю просто наблюдать за домом по очереди, вот и все. Девочки пусть едут спать. Мы же останемся здесь до тех пор, пока доктор Ньютон не подаст признаков жизни. Кроме того, нам нужно как можно скорее узнать, что сталось с Мари Зорн. Путь девочки займутся этим после того, как выспятся.

Сторм выразил неодобрение недовольной гримасой. Шелл-Си ничего не сказала. Она сидела в своем углу, надувшись, потому что Робичек и Альтаира пришли к согласию по важнейшему вопросу и в их отношениях, после недель взаимного отчуждения, наконец установилась гармония. «Впрочем, обида Шелл-Си может объясняться диаметрально противоположными причинами, а также тем, — подумал Робичек, — что я, вероятно, приглянулся Альтаире».

Когда они со Стормом сидели в машине на прежнем месте перед домом, девочки уехали, утренняя заря показалась из-за горизонта, а метис задремал под сложные, исполненные гармонии вариации на тему симфонии Шостаковича, Робичек подумал, что слово «приглянуться» приобретает особое значение для девчонок вроде Альтаиры. В таком городе, как Монреаль, причем уже давно (впрочем, без сомнения, как и в большинстве мегаполисов западного мира), девушки такого типа предпочитают сами вести игру, когда дело касается сексуального сближения. Будь то в баре или на вечеринке, им достаточно лишь немного подождать, и к ним выстроится очередь длиннее, чем перед входом в модное заведение.

Если девушка пунктуальна, как атомный хронометр, она даст вам от пяти до двадцати минут (в зависимости от конкретных обстоятельств) на то, чтобы заинтересовать ее, хотя бы разок рассмешить ее, суметь выслушать ее слова (старательно отводя глаза, чтобы не потерять головы при виде ее соблазнительного декольте) и прочувствовать всю глубину ее ума или всю остроту ее чувствительности, предложить ей некую конкретную перспективу — прогулку вдвоем на лодочке, билет на концерт Господина Мега-популярность и его Славных Вещичек, понюшку натурального, чистого кокаина, вечеринку со звездными диджеями и даже библиотеку с богатым подбором книг. Если вы ей приглянулись, то получите право вернуться с ней вдвоем туда же второй раз, вечером, и так далее — пример самопроизвольной дарвиновской селекции, от которого бы бросило в дрожь злопыхателей Конрада Лоренца. ^[111]

Робичек чувствовал, что этой ночью он обрел свое право на второй шанс.

Истина иногда способна оборачиваться огромной ложью.

30

Когда Тороп приближался к проспекту Дю Парк, направляясь в сторону Мон-Ройал, Ари материализовался во второй раз. Тороп едва не лишился чувств от неожиданности.

Ари стоял на углу улиц Ван Хорн и Жан-Манс.

В этот ранний час, когда в хрупкой утренней полутьме уже появляются первые предвестники, знаменующие наступление рассвета, все, казалось, трепетало от новой жизни… и от страха перед связанной с нею опасностями. Страдание? Понятие, начисто стершееся из памяти Ари, поскольку его тело превратилось в призрака, балансирующего на грани между плотским существованием и обычной идеей.

Он сделал Торопу знак, как будто ждал условленной встречи с ним в этом месте — договоренность, о которой Тороп не помнил, даже если предположить, что он когда-либо соглашался на нечто подобное.

Фатализм причудливым образом сочетался у Торопа с ясностью ума. Он понял, что вирус Мари никуда не делся, болезнь снова вошла в активную фазу, а значит, его прямо сейчас ожидают три часа галлюцинаций, вызванных сдвигом психики. Поэтому следует сбавить скорость, притормозить, остановиться на перекрестке и впустить в машину старого шпиона времен «холодной войны». Он был проводником, ангелом-хранителем. Тороп смутно чувствовал это.

— Невероятно, — сказал Ари, устраиваясь на сиденье и протягивая руку водителю, — точно в назначенный час. Привет, Тороп.

— Привет, Ари. Как видишь, я еще жив, но мои дела идут не лучше, чем во время нашей прошлой встречи.

Тороп указал на свою изуродованную взрывом конечность, перевязанную обрывком футболки и обернутую поверх обрывками горетекса ^[112]от куртки, — жуткая муфта, с которой обильно капала ярко-красная кровь. Под светом натриевых фонарей эта жидкость приобретала красно-коричневый цвет с восхитительным золотым отливом.

Ари убрал протянутую для приветствия руку и, усевшись поудобнее, закрыл дверцу:

— Не надо здесь стоять, поехали.

Тороп, совершенно растерявшись, тронулся с места:

— И куда ехать?

— Твой первый порыв был правильным. Давай оба примем к сведению тот факт, что в твоем распоряжении и действительно очень мало стратегических решений.

— Спасибо, обнадежил. А я уж было подумал, что, возможно, ты — что-нибудь вроде deus ex machina. ^[113]

— Нет, — со вздохом произнес Ари. — Я никак не могу повлиять на ход событий. Самое большее, на что я еще способен, — дать тебе несколько советов бывалого человека.

Тороп признал, что вообще-то помощь Ари действительно приходится как нельзя кстати.

— Поезжай до проспекта Дю Парк, как можно дальше от Плато и как можно ближе к его дому. Для начала это неплохо.

— А что потом?

— Остановишься у первой же телефонной будки компании «Белл».

— Хочу напомнить, что, несмотря на бодрый вид, я тяжело ранен. И это я объясню ему при встрече.

— Нет, — ответил Ари с легкой улыбкой. — Первым делом ты должен позвонить вовсе не ему.

Тороп глядел на своего друга-призрака. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем идет речь.

— Пусть полковник идет куда подальше. По крайней мере, сейчас. Спасение руки — вот первоочередная задача.

— Твоя правая рука обречена, так пожертвуй ею. Разыграй гамбит, ^[114]который при удачном раскладе спасет тебе жизнь.

— Объясни подробнее, Ари, черт тебя подери.

— Звони твоему русскому офицеру. Он, нравится это тебе или нет, твой непосредственный начальник, и у него есть представление об общей картине событий. Объясни ситуацию. Скажи, что собираешься делать в ближайшие часы, куда направишься и с кем планируешь встретиться. Если с тобой что-нибудь случится, нужно, чтобы он знал, куда швырять спасательный круг.

Спасательный круг, брошенный с расстояния в двадцать тысяч километров, то есть все равно что с другой планеты… Тороп мрачно посмотрел на Ари:

— Как будто со мной до сих пор ничего не случилось! И Романенко больше никак не контролирует ход событий, а я — тем более.

— Это еще не повод отказываться от мер предосторожности. Пожертвуй пятью минутами и одним долларом с твоей телефонной карты.

— Я рискую жизнью за нечто, немногим большее. По текущему курсу твое предложение примерно соответствует цене моей руки.

— Твоя рука сейчас не стоит даже этого. Остановись возле вон той кабинки.

И Тороп послушался.

Позже, когда они ехали по Дю Парк, Ари зашевелился на сиденье:

— События этой ночи служат зловещим предзнаменованием. Ты на сто процентов уверен в этом Ньютоне?

Тороп пожал плечами. Он начинал чувствовать дурноту и спрашивал себя, сумеет ли оставаться в сознании до тех пор, пока не доберется до цели. В его голосе не осталось ничего человеческого, когда его растрескавшиеся, вздувшиеся губы с трудом произнесли:

— Нет ничего, в чем бы я был уверен на сто процентов.

Они проехали проспект Фэйрмаунт, затем бульвар Сен-Жозеф. Прежде чем удалось повернуть на запад, пришлось постоять у светофора на Мон-Ройал.

Торопу становилось все хуже и хуже. Теперь боль, как острые грани кристаллов кварца, впивалась в некоторые области его тела или в то, что от них осталось. Левая ягодица, левая лопатка и затылок как будто лежали на раскаленном противне, поставленном в духовку газовой плиты, которую кто-то включил на максимум. Кто-то невидимый теребил-царапал-мял его правую руку, истерзанные фаланги его пальцев, раздавленные в лепешку стальными тисками и искромсанные тысячью игл, тысячью загнутых наконечников.