Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной - Дюма Александр - Страница 51

• Предыдущая
• 51/502
• Следующая

— В благословении, сын мой, я не отказываю никому, — отвечал священник, — а чем грешнее человек, тем больше он в нем нуждается.

Он пододвинул стул к изголовью и сел, держа дароносицу в руках и приложив ухо к губам умирающего.

Чирилло уже ничего не оставалось делать возле этого несчастного, которому он по возможности облегчил предсмертные минуты: врач сделал свое дело, теперь настала очередь священника. Чирилло удалился, торопясь на место схватки, чтобы убедиться, что сбир сказал ему правду относительно Сальвато Пальмиери.

Местность эта нам знакома. Увидев пальму, изящные ветви которой колыхались над апельсиновыми и лимонными деревьями, Чирилло узнал дом кавалера Сан Феличе.

Сбир очень точно описал место происшествия. Чирилло направился прямо к калитке, за которой — как видел сбир, или как ему показалось — скрылся раненый; Чирилло осмотрел калитку и увидел на ней какие-то пятна.

Но являлись ли эти черные потеки следами крови или просто сырости? У Чирилло не было платка — он оставил его у женщины, которая промывала рану сбира; он снял с себя галстук, смочил один конец его водой из Львиного фонтана, потом вернулся к калитке и потер то место, что казалось самым темным.

Неподалеку отсюда, в направлении дворца королевы Джованны, перед статуей Мадонны светилась лампада.

Чирилло поднялся на каменную приступку и поднес галстук к огоньку.

Сомнений не оставалось: на ткани была кровь.

— Сальвато Пальмиери здесь, — прошептал он, протянув руку к жилищу кавалера Сан Феличе, — но жив ли он или мертв? Это я узнаю сегодня же.

Он повернулся назад и, проходя мимо дома, куда отнесли раненого сбира, заглянул в окно.

Раненый только что скончался; дон Микеланджело Чикконе молился у его изголовья.

Когда Доменико Чирилло входил к себе, на церкви Пие ди Гротта пробило три часа.

Помимо заседаний, которые проводились у королевы, в той самой темной комнате, куда мы ввели нашего читателя, и которые более всего напоминали тайные судилища инквизиции, во дворце еженедельно происходило четыре обычных заседания Совета: по понедельникам, средам, четвергам и пятницам.

В состав Государственного совета входили следующие лица.

Король — в тех случаях, когда важность обсуждаемых вопросов делала его присутствие необходимым.

Королева, присутствовавшая здесь по праву, которое мы уже объяснили.

Генерал-капитан Джон Актон, председатель Совета.

Князь Кастельчикала, министр иностранных дел, мореходства и торговли, а в свободное время также шпион-доносчик и судья.

Бригадный генерал Джованни Баттиста Ариола, военный министр, человек умный и сравнительно порядочный.

Маркиз Саверио Симонетти, министр юстиции.

Маркиз Фердинандо Коррадино, министр вероисповеданий и финансов, который был бы самым бездарным министром, если бы не Саверио Симонетти, также заседавший там, не являл собою еще более совершенного примера бездарности.

В случаях необходимости к этим господам добавляли маркиза де ла Самбука, князя Карини, герцога ди Сан Николо?, маркиза Бальтазара Чито, маркиза дель Галло и генералов Пиньятелли, Колли и Паризи.

В отличие от короля, из десяти заседаний обычно посещавшего только одно, королева неизменно присутствовала на всех; правда, часто она, казалось, просто слушала обсуждение, расположившись поодаль от стола, где-нибудь в углу или у окна вместе со своей любимицей Эммой Лайонной, которую она брала с собой в зал заседаний в качестве своей неотъемлемой принадлежности, имевшей не больше значения, чем сопутствовавшая Фердинанду его любимая испанская ищейка Юпитер.

В этой комедии каждый старательно играл свою роль: министры делали вид, будто что-то глубокомысленно обсуждают, Фердинанд притворялся внимательно слушающим, Каролина напускала на себя рассеянность, король почесывал голову своего пса, королева перебирала кудри Эммы; любимец и любимица лежали, растянувшись: один — у ног своего повелителя, другая — склонив голову на колени хозяйки. Министры то мимоходом, то в перерывах между обсуждаемыми вопросами ласкали Юпитера, говорили что-нибудь лестное Эмме, причем наградой за эту ласку или комплимент была благосклонная улыбка хозяина или хозяйки.

Генерал-капитан Джон Актон, единственный лоцман, который отвечал за этот корабль, застигнутый революционным ураганом, что несся из Франции, и оказавшийся вдобавок в море со множеством опасных рифов и сирен, за шесть столетий погубивших восемь различных владычеств, — Актон сидел нахмурившись, и руки у него дрожали, словно в самом деле лежали на руле; казалось, он один сознавал серьезность положения и надвигавшуюся опасность.

Надеясь на английский флот, почти не сомневаясь в поддержке Нельсона, а главное, вдохновляясь ненавистью к Франции, королева была готова не только встретить опасность, но и опередить ее, бросив ей вызов.

Фердинанд же, напротив, прикрываясь своим напускным добродушием, лавировал, предпочитая если не согласиться на все требования Франции, то, во всяком случае, не давать ей повода к ссоре.

И вот из-за неосторожности Каролины события стали развертываться скорее, чем предполагал король, которому хотелось не торопить их, а наоборот, предоставить им развиваться с разумной неспешностью; после торжественной встречи Нельсона, вопреки договорам, заключенным с Францией, английский флот был принят в неаполитанском порту; наконец, после ослепительного празднества, устроенного в честь победителя при Абукире, посол Республики, не выдержав всего этого вероломства, лжи и оскорблений и даже не рассчитав, готова ли Франция к такому испытанию, объявил от ее имени войну правительству Обеих Сицилии; а теперь, в довершение всех бед, королю, назначившему на вторник 27 сентября великолепную охоту, о которой должны были возвестить троекратные сигналы рога, пришлось, как мы видели, получив записку королевы, отменить охоту и превратить ее в заседание Государственного совета!

Впрочем, и министры, и члены Совета были предупреждены Актоном о том, что его величество, вероятно, будет не в духе и поэтому им следует придерживаться пифагорова молчания.

Королева пришла на заседание раньше короля и застала тут, кроме министров и советников, также кардинала Руффо; Каролина тотчас осведомилась, какому счастливому обстоятельству она обязана его присутствием, и тот ответил, что он здесь по собственному распоряжению его величества; королева и кардинал обменялись приветствиями: она еле склонила голову, он низко поклонился — и все стали ждать появления монарха.

В четверть десятого двери широко распахнулись и секретарь объявил:

— Его величество!

Фердинанд вошел весьма недовольный; его нахмуренная, угрюмая мина особенно бросалась в глаза рядом с победоносно сияющей королевой; наш знакомец Юпитер, не уступая в уме коням Ипполита, брел за своим хозяином, понурив голову и поджав хвост. Хотя охота и была отложена, король, как бы протестуя против совершенного над ним насилия, появился в охотничьем наряде.

Он утешался этим, и поведение его поймут только те, кому известно, как он увлекался забавой, которой его лишили.

При его появлении все встали, даже королева.

Фердинанд искоса посмотрел на нее, тряхнул головой и вздохнул как человек, который оказался перед камнем преткновения, препятствующим его утехам.

Потом, раскланявшись направо и налево в ответ на поклоны министров и членов Совета и отвесив особый, отдельный поклон кардиналу Руффо, он произнес печально:

— Господа, я в отчаянии, что мне пришлось побеспокоить вас в день, когда вы, быть может, как и я сам, рассчитывали, вместо того чтобы здесь заседать, заняться на досуге своими делами или развлечениями. Уверяю вас, не я повинен в этом: нам, оказывается, необходимо обсудить весьма важные вопросы, которые, по мнению королевы, могут быть рассмотрены только при моем участии. Ее величество изложит вам суть дела; вы обсудите вопрос и поможете мне своим советом. Садитесь, господа.

• Предыдущая
• 51/502
• Следующая