Плутоний для «Иисуса» - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/75
• Следующая

— Ты боишься меня? — игриво спросила она.

— Почему? Нет.

— Тогда подвигайся ближе, не дай индейцу замерзнуть!

Да что это я, в самом деле, как будто в первый раз! — подумал сердито Марк и улегся свободнее. А затем они, не сговариваясь, одновременно повернулись друг к другу.

Кристина смотрела на него так, как смотрят влюбленные женщины перед тем, как сплестись в объятиях. Какой бы опытной ни была проститутка, так смотреть она не сможет. Радость; озорство и смущение одновременно с любовью излучали эти большие миндалевидные глаза. Марк сначала немного испугался ее взгляда, а потом мелькнула счастливая мысль: как здорово, что я неженатый!

— Я не умею целоваться по-немецки, — прошептал он.

— Я тоже. Давай учиться!

Марк сначала легонько прикоснулся к ее губам своими, предполагая не торопиться, потихоньку… Но словно проскочила искра, когда их губы встретились, и занялись давно приготовленные, ждавшие своего часа дрова.

— Ох!.. — вдруг негромко простонала она, не открывая прищуренных глаз.

— Что случилось? — всполошился Марк.

— Губа разбитая… Но ты целуй!

— А я почувствовал кровь, но решил, что это мы так перестарались! — засмеялся Марк.

— Не болтай! — перебила Кристина и потянулась к нему своим небольшим, ладно скроенным телом, одновременно ногой сталкивая к концу кровати одеяло.

…Когда Марк вошел в нее, Кристина на миг замерла, словно пронзенная копьем в сердце, потом вцепилась пальчиками в его покатые плечи, задвигалась ему навстречу. Марк поначалу боялся, что, навалившись всей массой, придавит ее хрупкое тело, потом забыл обо всем, бормотал по-русски какие-то нежные слова, опомнившись, замолкал — ведь она не понимает. Но Кристина сквозь вскрики и стоны бормотала:

— Говори!.. Говори!.. Я это понимаю!..

Они долго бились в сладких судорогах, соединившись друг с другом, потом, изнемогшие, лежали рядом, и прохладный воздух не сильно натопленной комнаты овевал их разгоряченные тела.

— Это очень плохо, что ты гангстер, — сказала вдруг она.

— Плохо — для кого?

— Для меня. И для тебя. Знаешь — почему?

— Наверное, нет.

— Потому что я хочу, чтобы ты остался со мной, здесь, на всю жизнь. Наверное, еще не поздно, если ты завтра перестанешь быть гангстером.

— Я не совсем гангстер…

— Ты хочешь сказать, что тебя не посадят в тюрьму?

— Думаю, что нет.

— А девушки у тебя в твоей России нет?

— Нет, а у тебя парня нет?

— Все в прошлом и не более чем эпизоды. И все не совсем хорошо, с тобой не сравнить. Правда! — воскликнула она, заметив его усмешку.

— Я рад, что понравился тебе, но я беден, — признался Марк. — А бедность способна убить самую сильную любовь.

— Ты бедный у себя дома. А здесь я помогу тебе зарабатывать хорошо. У тебя есть главное — ты знаешь язык.

А что, подумал Марк, может, и в самом деле остаться, чтобы харь тех не видеть, и бандитских, и командирских. Только сначала надо дело сделать.

Кристина принадлежала к тому типу женщин, которым после любовных утех жизненно необходимо поболтать. Марк успел отдохнуть, поэтому имел силы и терпение, чтобы слушать ее болтовню и даже поддерживать нечастыми и лаконичными репликами.

После того как она красочно и подробно описала, как здорово пойдет у них жизнь, когда Марк бросит свое опасное и преступное ремесло, Кристина спохватилась:

— Зачем я это говорю? Может быть, я тебе совсем не нравлюсь. Ты должен сказать честно!

— Кристина, разве ты ничего не почувствовала? Зачем тебе еще какие-то слова?

— Да, — подумав, призналась она. — То, как ты меня любил, стоит тысячи слов. И мне бы хотелось еще раз пережить это…

— Прямо сейчас? — с шутливой деловитостью спросил Марк.

— Нет! — засмеялась она. — Не сегодня, а то сердце не выдержит! Ты бесподобен! У меня, кстати, был один русский, давно, в начале зимы…

— Русский? Тоже гангстер?

— Нет, но, мне кажется, ничем не лучше гангстера. Я не с тобой его сравниваю! — спохватилась она. — С настоящим тупым гангстером, хотя он не тупой…

— И где же ты его нашла? — чуть-чуть ревниво спросил Марк.

— О, ты не поверишь! Из-за своей любознательности я чуть не лишилась рассудка. «Шпигель» заказал мне статью о различных восточных сектах, которых очень много расплодилось у нас в Германии. Всякие кришнаиты и прочие чинмои хорошо известны и уже не вызывают большого интереса у публики. Я выбрала для изучения новомодную секту «Путь истины»…

— Знаю. У нас они тоже были. Серьезные ребята.

— Согласна. Ну для того, чтобы узнать побольше, я пришла в секту не как репортер, а как верующая. Стала послушницей, читала писания учителя Като, постилась и все прочее, пока мне это не надоело. Ничего нового, мешанина из буддизма и христианства. Но выйти оттуда оказалось сложнее, чем я думала. Там мне и встретился этот парень. У него было европейское имя Эдуард. Он был такой же сильный, как ты, хотя не такой красивый.

— Ну-у… — смущенно протянул Марк.

И вдруг его пронзила догадка.

— Подожди, как ты сказала? Русский, зовут Эдуард? Черноволосый, лицо с рябинками, немного ниже меня, мускулистый.

— Да, — удивилась она. — Откуда ты его знаешь?

— Встречались.

— Так он все же гангстер?

— Нет, скорее жертва.

— Мне так не показалось. Он приходил на сборища в секту, но в отличие от других чувствовал себя достаточно уверенно. Он интересовался в основном прикладным аспектом: медитация, разные упражнения с энергетикой человека, но мог поговорить и о философии Востока. Мне почему-то показалось, что он проникся этим учением и хочет из вольного слушателя стать монахом, и я решила спасти его от дурмана. Такое вот благородство. Мы часто забивались куда-нибудь в уголок подальше от глаз старших монахов и, пока остальные предавались молитвам и медитации, потихоньку спорили. Не знаю, как получилось, что старшие монахи обо всем узнали: то ли кто-то подслушал наши споры и донес, то ли сами монахи догадались подслушать, о чем мы говорим, тем более что уединяться парочками — такое в секте не приветствовалось: надо забыть обо всех земных наслаждениях ради того, чтобы приобщиться к благости учителя. Во всяком случае, в один из дней, когда я пришла не столько для того, чтобы молиться, сколько затем, чтобы увидеть Эдуарда, меня пригласили в комнату, где располагались старшие монахи. Я думала, начнут меня прорабатывать, нотации читать, как это делали бы христианские священники. Но оказалось, они хитрее, чем я думала. Один из них, кстати немец, сказал примерно так: мы видим, сестра, что ты дальше чем другие продвинулась на пути к очищению и совершенству, поэтому для тебя приготовлен следующий этап постижения истины. Здорово говорил, красиво. Если бы я не имела некоторого количества знаний, поверила бы всему. Думала, что дальше уговоров дело не пойдет, начала кокетничать, говорить, что не чувствую себя готовой к такому ответственному шагу, мне надо еще поработать над собой, — все в таком духе. Но пока я вежливо с одним пререкалась, двое других уже приготовили шприц. И так взяли меня в шесть рук, что я ни дернуться, ни пикнуть не смогла. Закатали мне в вену укол, и я уплыла. Потом несколько дней я барахталась между явью и дурманом. Кажется, мне постоянно добавляли дозу, чтобы не могла окончательно в себя прийти. В конце концов я пришла в себя в квартирке, которую снимал Эдуард. Пыталась вспомнить, что делали со мной, пока была не в себе, — ничего не вспомнила, кроме того что хохотала, как безумная, когда под влиянием наркотиков начала воспринимать тело Эдуарда как лицо. Понимаешь? Как будто плечи — это макушка, соски на груди — глаза, пупок — нос, а пах — это рот. Представляешь, мне казалось, что его пенис — язык!..

— Ты его голым видела? — ревниво спросил Марк.

• Предыдущая
• 49/75
• Следующая