Плутоний для «Иисуса» - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 36
- Предыдущая
- 36/75
- Следующая
— Да вы что? Я же нормальный человек! Пошел работать, потому что бабки хорошие платили…
— Сколько, если не секрет?
— Некорректный вопрос и к делу не относится! Хотел с их помощью в Японию съездить. Вот и все.
— Вам не казалось, что занятия в секте какие-то не совсем церковные?
— Не казалось! Мое дело — тренировать монашков, а молитвами другие занимались.
— Какие-либо разовые поручения начальников секты приходилось выполнять?
— В общем, нет. Разве что мелочи какие-нибудь…
— Например?
— Так сразу и не припомнить… Ну, скажем, вождя и учителя охранял, как Бодигард, когда приезжал сюда.
— Не знаете, есть еще где-нибудь в России филиалы секты?
— Есть, наверное.
— Точнее не припомните?
— Н-нет…
— А на Южном Урале нету?
— Да не знаю я!
— Нет там филиала, — вместо Воробьева ответил сам на свой вопрос Турецкий. — Понимаете, какая жалость — там филиала нет. В этой связи обоснованный вопрос: зачем и с кем вы летали в Челябинск 18 марта сего года?
У Воробьева была для раздумий целая ночь, поэтому ответил он без запинки:
— Так Виктора Балашова батьку проведать слетали! Он в больницу попал! Вот мы и летали — Балашов, я и Андрей Елисеев.
Фамилии совпадали с теми, что были зарегистрированы на рейс 1216. Более того, ни Балашов, ни Елисеев не были задержаны и не было известно, занимали они какое-либо важное положение в секте или такие же костоломы, как Молоток. Списки активных членов секты бесследно исчезли. Но Молоток не знал, что технические возможности работников Генпрокуратуры превосходят техническую оснащенность горрайпрокуратур.
— Назовите, пожалуйста, фамилию, имя, отчество человека, к которому летали, и его адрес, — попросил Турецкий.
Вот тут Молоток задумался. Если бы он говорил правду, так долго размышлять у него не было бы необходимости.
— Вообще-то какое вам дело? Это частный повод, вы не имеете права вторгаться…
— Имя и адрес! — настойчиво потребовал Турецкий. — Если где-то я прищемлю ваши права, перед вами извинюсь, перед начальством отвечу! Итак?
— Балашов Константин Николаевич, Челябинск, улица Садовая, дом шесть…
Александр Борисович Турецкий удовлетворенно кивнул, придвинул к себе телефакс, долго набирал номер, потом, дозвонившись, заговорил:
— Полковник Сергеев? Привет, Михаил! Как спина? Зудит? И ты вместе с ней! Сделай одолжение, пошли срочным порядком толкового паренька к Константину Николаевичу Балашову… — Следователь продиктовал адрес. — Пусть хорошенько тряхнет старину и спросит, приезжал ли к нему сын из Москвы. Если приезжал, то с кем и чем занимался. Заодно пусть проверит, может, пенсионер в больнице. Пусть постращает, старичок может начать юлить. И тут же мне телефонируйте результат. Полтора часа хватит? Многого хочу? Так ведь девиз знаешь: куй железо, не отходя!.. Заранее благодарю!
На жестком, рельефном лице Молотка отразилось легкое беспокойство.
— Все-таки не зря вас, мильтонов и прокуроров, народ не любит, — сказал он с неким разочарованием даже.
— Это почему?
— Да злые вы. Вон больного старика будут по вашей милости терзать!..
— Ишь ты! Филантроп с черным поясом! — воскликнул Турецкий. — Пояс черный?
— Да, а что?
— Ты должен спасибо мне говорить, Кирилл Воробьев, за то, что я заказ в Челябинск послал! Я иду вопреки всем нашим методам работы с вашим элементом. Я алиби тебе добываю, а ты кочевряжишься. Ведь если окажется, что вы втроем действительно водили вокруг старичка хороводы, следователь по особо важным делам снимет с тебя наручники и со слезой в голосе извинится за ошибку…
— Да ладно, че вы, в самом деле!
— Так пояс, говоришь, черный?
— Ну.
— А это что — не знаешь?
Турецкий выложил на стол черную палочку.
Ошарашенный и выведенный из себя Молоток рявкнул:
— Не знаю!
— Как утверждают ваши бывшие коллеги по спорту, фамилии прилагаются… — Турецкий говорил скучным голосом, не торопясь, помахивая в воздухе листом бумаги с напечатанным на нем текстом, — …вы, Кирилл Воробьев, являетесь разносторонним специалистом в области боевых искусств. В последнее время увлекались школой под названием «коготь каменной птицы». Зачитываю: «Кирилл сам сделал себе палочку из эбонита и выжег монограмму, букву «М». Смотрите, Кирилл, эта палочка, этот коготь — в отличие от китайских первоисточников не каменный, а эбонитовый, и посередине имеется соответствующая вашей кличке буква. Похоже, ваша вещица?
— Похоже, моя!
Воробьев ответил с вызовом, хотя понял, что сбываются худшие опасения.
— Как так получилось, что ваш коготь оказался у меня?
— Мало ли! Я давно его потерял! Может, подобрал кто-нибудь…
— Это было найдено в Челябинске… — медленно, с паузами, произнес Турецкий.
— Ну вот, — подхватил Воробьев. — Вот там и потерял, когда старика навещали!..
Турецкий также не спеша продолжал, словно и не слышал его слов:
— …Вернее, не в самом Челябинске, а в Копеевске…
— Да? — несколько глуповато брякнул Молоток.
— Да. На даче у директора одного заводика.
— Ну правильно, спер или нашел. Сейчас все начитанные, понял, что за штука, взял себе!..
— Это директор-то? — недоверчиво спросил Турецкий.
— Ну, может, не он, может, другой…
— Какой другой? — аж подался вперед Турецкий.
Глазом не моргнув, Воробьев поправил себя:
— Другой кто-нибудь, говорю!
— Умничка ты наш! — неподдельно восхитился Турецкий. — Никак тебя голыми руками не схватишь!
Воробьев зло улыбнулся:
— Конечно! Вам только поддайся!..
— Не нам, Кирилл, а объективной реальности. А реальность такова: свой коготь ты сам обронил в пригороде славного Копеевска на даче некоего гражданина Тузика…
— Какого еще Тузика?! — взвился Молоток. — Нечего на меня всяких собак-тузиков вешать!
— Ну хорошо, мы здесь, собственно, не для того собрались, чтобы вашу лаянку слушать, гражданин Воробьев, — устало произнес Турецкий.
— Тогда отпускайте, если вам больше нечего сказать!
— Еще несколько минут. Нам с вами надо произвести некоторые процессуальные действия, предусмотренные статьей сто шестьдесят четвертой УПК, называемые предъявлением для опознания, а также дождаться ответа на мой запрос из Челябинска.
Воробьев беспокойно заерзал на стуле.
— Какое еще опознание?
— Попрошу немного терпения.
Как раз в этот момент ненадолго отлучившийся Олег Величко заглянул в кабинет Турецкого и кивнул: мол, все готово.
После этого вошел омоновец с автоматом, чтобы проводить задержанного в комнату, подготовленную для опознания.
Олег сделал все так, как просил Турецкий. В комнате не было ничего лишнего. Возле голой стены стояли в ряд пять стульев. А прямо напротив, возле двери, — три мощных софита, пока выключенные.
— Что будем делать? — негромко спросил Олег у Турецкого. — У Воробьева снимем браслеты?
— Опасно, мне кажется.
— Мне тоже, — вздохнул Олег.
— Твои товарищи не обидятся, если придется в браслетах посидеть?
Олег хмыкнул.
— Ничего! Даже забавно.
Воробьев и четверо коллег и приятелей Олега, составлявшие так называемый «фон», все в наручниках, одетые пестро, уселись на приготовленные стулья.
Когда включили софиты, пятеро опознаваемых ярко осветились, словно для телесъемки. Теперь они перестали различать лица тех, кто стоял за софитами, что и требовалось Турецкому. В кабинет не спеша вошел Семен Семенович Моисеев, вполголоса матеря себя и свое ушибленное место.
Турецкий откашлялся и сказал:
— Итак, мною, старшим следователем по особо важным делам при генеральном прокуроре России предъявляется для опознания группа лиц свидетелю, видевшему вечером 20 февраля сего года людей, вошедших на дачу, принадлежащую на праве личной собственности гражданину Тузику. Дача расположена в двадцати километрах от города Копеевска Челябинской области в дачном кооперативе «Медное». Сторожем в этом кооперативе работает отставной военнослужащий Семен Иванович Кузьмин. В тот день он по просьбе Тузика поправлял декоративную оградку вокруг палисадника. Свидетель Кузьмин, войдите, пожалуйста. Гонораром за работу вы избрали поллитровку с закуской. Что пили, Семен Иваныч?
- Предыдущая
- 36/75
- Следующая