Беру все на себя - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 39
- Предыдущая
- 39/76
- Следующая
И Егор тогда эту заявку принял: «Верши суд… боярич».
Принял, и СЛОВО превратилось в ДЕЛО!
И Корней ведь все это утвердил:
«Кто главной воинской силой на Погосте в эту ночь был? Кому погостным ратникам подчиниться пришлось? Кто суд и расправу творил? Кто дела с добычей своей волей решал? Чье слово вятшие мужи четырех селищ слушали и по тому слову поступали?
Не думал он! А о чем ты вообще думал?! Ты что, позабыл, что в эту ночь на Княжьем Погосте никого боярского рода, кроме тебя, не было?! Ты почто перед десятниками позорился, будто извинялся за сделанное? Это же не просто право твое было, но обязанность!!! Они в тебе своего будущего начальника увидеть должны были!!!»
А сейчас Мишка, что называется, «дал петуха». На военном совете вроде бы соответствовал заявленному статусу — устроил «политинформацию», демонстрируя тайные, недоступные другим знания, добился недвусмысленной, четкой формулировки цели действий сводного отряда под Пинском, вычленения задач, которые надо было решать для достижения этой цели. То есть действовал, как и положено первому лицу, — сформулировал цель и распределил задачи, но вот потом… Фактически спрятался за спину Егора, сам себя «опустив» на уровень… десятника Младшей дружины, да и то… А в отношении дезинформации противника и установления связи с осажденными и вовсе повел себя как нанятый эксперт, отвечающий лишь за локальный участок работы.
«Да, сэр, выражаясь формально, полное служебное несоответствие, а по сути: простите великодушно за повтор, но дерьмо вы, а не сотник! Судя же по тому, что вы озаботились только тем, чем занять отроков, а обо всем отряде даже и не задумались, в сей неприглядной позитуре вы продолжали пребывать и после того, как проспались. Да и потом: ну кто же прерывает доклад о событиях, произошедших во время отсутствия первого лица? Только тот начальник, который желает унизить подчиненного, сорвать на нем свое дурное настроение или доказать подчиненному его некомпетентность! Егор это заслужил?
Словом, если вы не мыслите как первое лицо, то и соответствующих действий от вас, само собой, ждать не приходится. Если бы перед вами стояла задача имитировать поведение природного Мишки Лисовина, то, конечно, все это было бы приемлемо, но вы же, если не ошибаюсь, совсем иные задачи перед собой ставите?»
Мишка сидел, как пришибленный, прекрасно понимая, что Егор своим докладом в узком кругу буквально насильно втаскивал его обратно в положение первого лица, а он, вместо того чтобы задуматься да быть благодарным… Спасибо, хоть хватило ума о своих ляпах умолчать — хорош начальник: вместо реакции на доклад перечисляет собственные ошибки!
— Благодарствую, господин десятник! — произнес Мишка официальным тоном. — Все сделано по уму и умело, нам такому еще учиться и учиться. — Помолчал секунду-другую и добавил, как можно более душевно: — И спасибо тебе за науку, дядька Егор.
— Гм… вот и ладно… — Егор подобного, похоже, не ожидал. — Как Треску с Дыркой вразумлять будем?
— С Дыркой-то все просто. — Мишка покосился на хитро подмигнувшего Арсения, почувствовал, что краснеет (вот зараза, будто мысли читает!), и попытался, отбросив эмоции, настроиться на деловой лад. — Как мы давеча порешили, чтобы Демьян за огневцами приглядывал, так все и осталось, — Демка о приказе не позабудет, да и ты его поставил здесь порядок блюсти. Самому же Семену, я думаю, не грех о том и напомнить. Дележом же добычи он, скорее всего, озаботился оттого, что понимает: он со своей раной больше не вояка, и прямой путь ему на ладье с ранеными домой возвращаться. Вот и хочет перед уходом свой интерес соблюсти да за справедливостью дележа проследить.
— Это-то понятно! — встрял Арсений. — А делать-то чего?
— Стоять на своем! — Мишка пожал плечами. — Без воеводы ничего делить не станем. А если так хочет поторговаться, то пусть выбирает между своим здоровьем и прибытком.
— Угу… с Корнеем поторгуешься! — многозначительно прокомментировал Егор. — Лучше бы Дырке уплыть от греха, чтобы потом попреков от своих не слушать, что, мол, проторговался. Ну да его дело — хочет, пускай воеводу дожидается.
— Понимаете… есть тут одна… загогулина…
— Мм? — Егор заинтересованно шевельнул бровью. — Это ты про что?
— Нам, огневцам и лесовикам разные части добычи интересны, — начал объяснять Мишка. — Помните, как Илья толковал, что нам за счет добычи можно будет в зиму людей и коней прокормить… Э, погодите-ка! Егор, а чего ж ты мне про Илью ничего не сказал… и я его чего-то не видел… Случилось что?
— Можно и так сказать… — Егор переглянулся с Арсением. — Помнишь, мы боярина в плен взяли?
— Это которому ногу отняли?
— Нет, этот помер. Матвей сказал, что сердце не выдержало. Другого, которого еще на Припяти захватили. Ты его еще Дырке в оплату за насад посулил.
— Да, было дело.
— Так вот… — Егор немного помолчал, словно колеблясь: говорить или не говорить? — Казну он вез. В сундуке.
— И что? — не понял Мишка.
— Гм… — Егор полез скрести в бороде, а вместо него продолжил Арсений:
— Короче, заболел наш Илья. Тяжко и, похоже, чем-то заразным! И то сказать, Мотька-то ему рожу и руки чем-то украсил — ну весь пятнистый! А стонет-то как жалостно! Бредит э-э… ругательно, блюет! Глянешь — жуть берет! Мы его, от греха, в стороне устроили, в шалашике, чтобы, значит, зараза на других не перекинулась. Только Мотька к нему и ходит. Рот и нос, значит, тряпкой с уксусом закрывает, и ходит. А потом руки тем же уксусом моет и одежду дымом окуривает.
— Погоди, погоди! — прервал красочно-зловещее описание Мишка. — Так он на самом деле заболел или это его Матвей…
— А это — как поглядеть, — Арсений хитро ухмыльнулся. — Ежели на самого Илью глянуть… смертушка неминучая, а ежели на сундук, что под Ильей… Тяжелый, зараза! У нас чуть пупки не развязались, пока мы их двоих до шалаша доперли. Да еще ж надо было умудриться, чтобы постель так свисала, что сундук незаметен был. Ох и намучились! А Мотька еще заставил уксусом после этого умыться, да дегтярным дымом чуть не удушил… Я уж испугался, что глаза выест напрочь!
— Та-ак… — Мишка откровенно не знал, как реагировать на рассказанное. — Кто, кроме вас двоих и Матвея, еще об этом знает?
— Мои ратники все знают, — принялся перечислять Егор. — Сундук-то с Ильей им тащить пришлось. Василий твой. Он же этот сундук и нашел. Хватило ума всякой рухлядью его закидать да Демьяна с известием ко мне послать. Ну и сам «болящий», конечно, тоже.
— Ага! — подхватил Арсений. — Илюха сам и придумал заболеть. Даже хотел обгадиться для вящей похожести, но наши сказали, что обосравшегося не понесут…
— Уймись, Сюха! — оборвал ратника Егор. — Все тебе хаханьки.
«Поздравляю вас, сэр Майкл! Рояль в кустах! А почему, собственно, рояль? Коли войско союзников встает перед перспективой если не поражения, то необходимости быстрого отступления, и есть проблема дележа имеющейся добычи, то желание втихую отправить подальше самое ценное — вещь вполне естественная. Караван из пяти судов в подобной ситуации должен был представляться полочанам транспортом более надежным, чем сухопутный обоз. Кто ж вообразить мог, что на Припяти его „Погорынская военная флотилия“ перехватит? Мы и сами, выходя из Ратного, себе такого представить не могли. Вот только почему большая часть охраны была на другой ладье? Хотя, если грузили казну в последний момент и с соблюдением конспирации…»
— А скажите-ка, боярин этот сильно ранен был?
— О! — Арсений назидательно поднял вверх указательный палец. — В корень зрит! А я говорил тебе…
— Нет, не сильно, — перебил Арсения Егор. — Мог бы и в войске остаться. А у сына его голова только для виду перевязана была. Верно мыслишь, Михайла: видать, все делалось в тайности даже от своих. Казна — такое дело… тишину любит.
— А что в сундуке-то? Не походную же казну князь Давыд на ладье в тайности отправил?
— Да нет, конечно. — Егор махнул ладонью, как бы отметая Мишкино предположение. — Похоже, боярин этот сам где-то изрядную добычу взял и утаил от князя. Только непонятно где. С одной стороны, мог богатое поместье обобрать — серебро, даже немного золота есть, оружие дорогое… очень дорогое! Но, с другой стороны, — книги, церковная утварь. Церковь, что ль, ограбил? Христианин все-таки. А еще… будто купца какого потряс — несколько отрезов тканей дорогих. Непонятно, в общем.
- Предыдущая
- 39/76
- Следующая
