Ангелы Миллениума. Игрушка наудачу - Шелонин Олег Александрович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/63
• Следующая

— Все чисто, — доложил он.

— Можете идти, Валентин Сергеевич, — разрешил дядя Ваня.

— А вы? Может, и вы с нами? — неуверенно спросила Валентина Петровна.

— Благодарствую, — улыбнулся телохранитель, — но вы уж нас извините, вынуждены отказаться. Мы здесь подождем.

— Вы не волнуйтесь, тетя Валя, — успокоил ее Валентин. Юноша вылез из машины и помог выбраться оттуда матери Мишки. — Работа у них такая.

Дядя Ваня проводил Херувима и его спутницу взглядом, и как только они исчезли в темном провале обшарпанного подъезда, взялся за мобильный телефон.

— Папа, объект находится по адресу: Первомайская, девятнадцать, квартира тридцать шесть. С ним женщина средних лет. По словам Херувима, это мать его школьного друга, Валентина Петровна. За ней или за Херувимом была слежка. За кем точно, пока не знаем. Чтобы исключить возможность нападения, нам пришлось вмешаться и импровизировать на ходу. Представились как секьюрити объекта. Довезли их до места с шиком. Ждем у подъезда.

— Ясно, сейчас адресок пробьем по базе, — послышался в трубке усталый голос Стаса, — продолжайте наблюдать.

Валентина Петровна открыла дверь, вынула из замочной скважины ключ и удивленно посмотрела на него.

— Что-то не так? — поинтересовался Валентин.

— Странно, я вроде на два оборота дверь закрывала… я всегда на два оборота закрываю…

Стажер понял, что Паша проверил не только подъезд.

— А я — когда как, — начал он молоть языком, стараясь отвлечь внимание матери Мишки от промаха водителя, — то на один, то на два оборота закрываю… — Юноша зашуршал пакетом с продуктами.

— Ой, что это я, старая, о всякой ерунде, — спохватилась Валентина Петровна, — ты проходи, проходи, Валечка.

Они миновали узкий коридорчик и вышли в маленькую, но уютную комнатку, которая служила и гостиной, и спальней, и всем, чем только можно, так как была в этой квартире только одна.

— Ты не возражаешь, если я накрою на кухне? У нас здесь слегка тесновато…

— О чем речь, Валентина Петровна! Позвольте, я помогу.

Он помог женщине настрогать нехитрый салат из лука и помидоров, с огорчением думая о том, что не прикупил лишних продуктов. Судя по всему, чета Селивановых перебивалась теперь с хлеба на квас, но кто ж знал? Он отловил тетю Валю уже на кассе, а потом все слишком быстро завертелось.

Валентина Петровна позвонила мужу. Дядя Кеша очень обрадовался, узнав о госте, но сказал, что отпроситься не удастся. На завод поступил срочный заказ, и вся его бригада сейчас работает в авральном режиме.

— Трудно ему приходится, — вздохнула Валентина Петровна, — работает допоздна, а после работы сразу на стройку.

— На двух работах сразу пашет? — покачал головой Валентин, наполняя водкой стопки.

— На одной. Вторая работа для души. Часовню-то мы своими силами строим.

— Ну давайте помянем Мишу, — поднял рюмку Валентин.

— Помянем, пусть земля ему будет пухом.

Они выпили, минуту помолчали.

— Тетя Валя, а вы не будете возражать, если я к строительству часовенки руку приложу?

— О чем ты говоришь, Валечка! Конечно, не буду. Это дело святое.

— Со временем у меня не так чтобы очень хорошо, — честно признался стажер, — но с финансами полный порядок. Я в первую очередь в этом плане помочь хочу.

— Да мы уже почти все закупили. Кирпич, цемент…

— Вот все, что еще не закупили, я на себя и возьму, и заодно найму бригаду каменщиков, плотников и кого там еще будет надо для строительства часовни, лады?

— Ой, Валечка… — на глазах Валентины Петровны выступили слезы.

Юноша поспешил еще раз наполнить рюмки. Они помянули по второму разу, и, видя, что мать Мишки отмякла окончательно, стажер приступил к осторожным расспросам:

— Тетя Валя, расскажите: как это произошло? Хоть убейте, не верю я, что Миша на себя руки наложил. Он же верующий. Не мог пойти на такой страшный грех.

— Да и мы не верим. Верующий. После той аварии…

— Какой аварии? — насторожился Валентин.

— Ну помнишь, это еще при тебе было. Вы еще в седьмом классе учились. Когда он с соседскими мальчишками на машине покатался. Все всмятку, все погибли, а на нем ни царапины, хоть и на переднем сиденье сидел.

— А! Да, было дело.

— Вот с тех пор он в религию и ударился. Решил, что Господь его знаком своим отметил.

— Ну да. Мы еще в классе над ним подшучивали на эту тему, — покаянно признался Валентин.

— Так вот, сначала-то он просто в церковь ходил, посты соблюдал, все по христианским канонам, как положено. С батюшкой познакомился. Он у нас частенько дома бывал.

— Как его зовут?

— Отец Никодим. Очень хороший человек. А потом, через полгода, как ты в армию ушел, странные дела с ним твориться начали.

— Это какие?

— Одежды начал менять. То в черные облачается, то в белые, то стриженый наголо придет. Каких-то богов странных из глины лепить начал, и люди к нему не менее странные приходить стали.

— В чем странность? — У Валентина был вид ищейки, напавшей на след.

— Приходили вроде как обычные люди, но у каждого в руках по баулу было. О чем-то в комнате его шептались. Я в первый раз, когда они пришли, в комнату Миши зашла, чтобы чаю гостям предложить, да не ко времени, видать, зашла: они как раз из своих баулов черные хламиды доставали и в них обряжались. Один уже одетый, помню, был. Балахон на нем такой, веревкой подпоясанный, на голове черный капюшон…

— Капюшон? — насторожился юноша, перед мысленным взором которого всплыла бородатая физиономия в черном капюшоне, нырнувшая в глубь «девятки».

— Да. Миша тогда очень расстроился. Из комнаты меня вывел и ласково так: «Мама, ты извини, мы службу здесь проведем». Какую службу, спрашиваю, сынок? А он мне в ответ: «Тебе об этом знать не надо».

— Неужто с сектантами связался? — расстроился Валентин.

— Вот и я того же испугалась. Этот, который одет уже был, на полу, помнится, знаки какие-то мелом рисовал и свечи расставлял. Очень я тогда испугалась. Мишеньку потом корила: что ж ты от истинной веры-то отходишь? А он в ответ: я, как и раньше, в Бога верую, на дело сие меня мой пастырь лично благословил.

— Пастырь — это тот самый отец Никодим? — уточнил Валентин.

— Он самый. Отец Никодим. В миру Николай. Батюшка Николо-Дворянской церкви. Очень он потом по Мишеньке убивался. Я, говорит, виноват, я! Все пытался добиться у своего церковного начальства, чтобы позволили отпевание, но у него ничего не получилось. Не разрешили. Сейчас с Кешей часовенку строит. Помогает и деньгами, и материалом, но в основном все мы, конечно… а теперь вот и ты, даст Бог, подключишься.

— Уже, считайте, подключился. — Валентин выудил из кармана портмоне, извлек оттуда одну из банковских карточек и записную книжку, выдрал из нее листок, набросал на ней пин-код и свой номер телефона. Это были остатки наследства бабушки. Кроме квартиры, юноше достались и ее накопления. — Здесь пока немного, около ста тысяч, — пояснил он, передавая листок и карточку хозяйке дома, — но я как зарплату получу, еще туда подкину. Нанимайте рабочих.

— Что ты, Валечка, — даже отшатнулась Валентина Петровна, — так вот сразу…

— Я постепенно не умею. И потом — чего тянуть?

— А невеста твоя тебя поймет? Они богатые, я слышала…

— Моя невеста меня поймет! — уверенно сказал Валентин. — Часовня — дело богоугодное. Давайте лучше поговорим о Мише. Мне очень хочется во всем этом разобраться. Так, значит, эти странности через полгода, как я в армию ушел, начались?

Стажер нахмурил лоб, сопоставляя полученные данные с уже имеющейся у него информацией.

— Ну да… — пробормотала Валентина Петровна, вертя в руках карточку. — …Хотя нет, чуть позже. После того, как друзья его погибать стали. Сначала Паша, потом Валя Одинцова… Вот тогда у него все это и началось. А уж после того как Женечка погиб, его вообще не узнать стало. В себя ушел, почернел весь. Мы с Кешей просто извелись, на него глядя. Еще бормотал, помню: «Это надо остановить, это надо остановить!» Что остановить? — спрашиваю. Мама, не волнуйся, отвечает. Это тебя и папы не касается. Так ничего от него и не добились, а потом… — Валентина Петровна все же не сдержалась и заплакала навзрыд.

• Предыдущая
• 41/63
• Следующая