Свидание с умыслом - Карр Робин - Страница 22

Что же такое произошло этой ночью? Ведь вместо того, чтобы обрести надежду, я скорее лишилась ее.

Я чувствовала себя обманутой.

Я задремала и, когда раздался звонок будильника и музыка из включившегося радио стала проникать в мое сознание, я была еще очень вялой. Но постепенно до меня дошло, что это совсем не та бодрая музыка, которую я обычно слушаю по утрам и которая помогает быстрее встать и собраться на работу. Это был неторопливый ночной мотив, звучащий в полной темноте. Часы показывали три часа ночи.

Я села в кровати и включила свет. Послушала музыку. Потом выдвинула ящик тумбочки и приподняла свой ангорский свитер: пистолет лежал на месте, я проверила его — он по-прежнему был заряжен. Оставалось неясным одно — знал ли о нем тот, кто переставил будильник?

Так я и сидела, обхватив колени руками, сжимая пистолет и слушая радио. Не отрывая глаз от двери, я прислушивалась. Спать расхотелось. Будильник всегда был установлен на шесть-тридцать — я брала его в руки всего один раз, несколько недель назад, когда радио не было включено в сеть.

Самое интересное, что я не почувствовала особенного волнения и не позвонила Боджу Скалли, хотя и намеревалась сделать это позднее. Я собиралась спросить у него его домашний номер телефона.

Мне не в первый раз пришлось столкнуться с необъяснимым явлением. В адвокатской практике это не редкость. И не одно только уголовное право требует от человека мужества. Мне не хватало только фактов — все остальное у меня было. И мне не оставалось ничего другого, как только ждать и размышлять.

Рано утром, едва только взошло солнце, я с пистолетом в руке обошла дом. Окна и двери были на замке. Я осмотрела каждый закуток, выглянула на задний двор, спустилась за газетой — пистолет в кармане. Конечно, желательно, чтобы его никто не видел. Как бы Бодж отреагировал на эту историю с радиобудильником?

Бодж был одним из тех людей, за деятельностью которых я следила с большой заинтересованностью. И про себя я твердила такую молитву: Боже, пусть у него все получится. Я верила в его ум и честность. И к тому же ему доверяла Роберта — резкая и прямая Роберта, которая отнюдь не была легковерной простушкой.

Заперев дверь ванной и положив пистолет на доску унитаза, я приняла душ. Я была до того перепугана, что мне было не до смеха.

Я легко теряю в весе и старалась успокоить себя, не заводиться. Я ведь даже не знала своего противника, не знала, куда он клонит. А если бы знала, то не усидела бы на месте.

Одевшись, я подъехала к конторе. Когда я отворила дверь, устойчивый запах застарелого табачного дыма неприятно поразил мои чувства и настроил против Роберты и Пегги. Но я напомнила себе, что не следует раздражаться еще больше, к тому же лучше иметь и Роберту, и здравый смысл на своей стороне.

Пегги не появится раньше девяти, значит, у меня есть немного времени. Я подняла трубку и набрала номер Тома. Тщательно контролируя интонацию, я передала на автоответчик:

— Привет, Том, это Джеки. Я уже на службе. Клиент, ради которого я так спешила, опаздывает. Решила позвонить тебе и поблагодарить за обед. Я хотела позвонить раньше, из дома, но проспала — даже не слышала, как прозвонил будильник. Весь день буду занята, а, скорее всего, и весь завтрашний день. Мне очень хотелось поблагодарить тебя. Ну, пока!

Одно дело сделано. Я набрала номер Челси:

— Привет, старушка, — сказала я.

— А, наш адвокат. Как дела?

— Все в порядке. Майк уже ушел?

— Тебе нужен Майк? — спросила она, посмеиваясь. — Может быть, ты хочешь, чтобы он вернулся к тебе?

— Было бы неплохо.

— Джеки, как ты себя чувствуешь?

— Есть у меня одна проблема и мне нужен следователь.

— Какое-нибудь дело?

— О, да, дело, — сказала я. Дело об ужасе. — Он дома?

— Принимает душ. Пойду позову его. — Она положила трубку на кухонный стол. Мне было слышно, как девочки что-то обсуждают. Семь-восемь лет — самый лучший возраст. Я положила голову на ладонь и почувствовала зависть — она накатила на меня внезапно, как бывает, когда резко затормозишь и ударишься животом. И Шеффи как будто сказал: «Попробуй еще раз развернись и попробуй еще раз». Только это было совсем не весело.

Я не была рада за Майка, что со второго раза у него все так хорошо получилось. Я бы и хотела радоваться — да не могла. Хотя и была рада за Челси. Она заслужила пару милых девчушек. И за девочек я была рада — им повезло с матерью, которая сделала из этого пустозвона хорошего папашу.

— Джек, — сказал он. — Что у тебя? Я голый.

— Наверное, ты выглядишь довольно глупо, — ответила я.

— Я в полотенце. Что ты хочешь?

— Перейди в другую комнату — у меня сложное дело и мне нужна твоя помощь.

— Моя помощь? — удивился он. — Ты это серьезно: моя помощь?

Разумеется, я никогда не говорила ему ничего о своих проблемах и никогда не пускала его в свою жизнь. Он пытался помогать мне после смерти Шеффи, но я не могла этого вынести и прогнала его.

— Да, твоя в особенности. И давай не будем терять времени даром. Ты мне нужен.

Я слышала, как трубку снова положили на кухонный стол, услышала голоса девочек, потом Майк сказал: «Челси, повесь трубку — я буду разговаривать в спальне».

Ей не нужно было повторять дважды, что делать, — и эту черту я в ней любила.

— Что это значит? — спросила она меня.

— Разреши мне поговорить с Майком, старушка. Может быть, потом я все расскажу тебе. Хорошо?

— Джек, — сказал Майк. Челси положила трубку.

— Майк, — начала я, — какая-то чепуха творится вокруг меня. Когда я вернулась из Лос-Анджелеса в то воскресенье, я обнаружила, что кто-то побывал у меня дома. Он не сделал ничего, кроме того, что полежал на моей кровати и оставил сиденье унитаза поднятым. В другое утро я нашла у себя на крыльце букет цветов, перевязанный шнурком от ботинка. А прошлой ночью — я вернулась поздно — мой будильник был переставлен на три часа ночи.

Воцарилось долгое молчание, потом он сказал:

— Дальше?

— Все окна и двери были на запоре, ничего не опрокинуто, не поломано, никаких пропаж. В тот первый раз, в воскресенье, задняя дверь оказалась открытой — возможно, при помощи ключа. Теперь везде замки новые и непохоже, чтобы что-то было взломано.

— С кем ты встречаешься, Джек?

Вот оно. Могло ли этого не быть? Ведь я для того и звоню — зачем же мне притворяться, что я об этом не думала? Я медлила с ответом, потому что до последнего пыталась убедить себя, что с Томом это никак не связано, хотя знала, что это вполне мог быть и он. Мне была отвратительна сама Мысль об этом.

— Тебе есть чем писать?

— Да.

— Его зовут Том Уол, но это не подлинное имя — он сменил его. Раньше его фамилия была Лоулер — повтори по буквам… Он работал в Лос-Анджелесе психологом и подвергся преследованию со стороны клиента, против которого дал заключение в суде. Его жена и дочь были задушены, и он твердо уверен, что это его рук дело, хотя обвиняемый в момент совершения преступления вроде бы находился в лечебнице штата или округа. Некоторое время Том сам был под подозрением — недолго… Он представил алиби. Позднее тот же пациент — фамилия его Девэлиан — был осужден за поджог, во время которого он также находился в лечебнице. Том считает, что он вполне мог покинуть ее, совершить преступление и вернуться обратно.

— Ну и как он вообще?

Я подумала с минуту и сказала:

— Не знаю.

— Ну, дальше, — нетерпеливо потребовал он. — С каких именно пор ты этого не знаешь?

— Он слишком хорош, чтобы быть таким, каким кажется. Не знаю, как и сказать — он просто бог: красив, ловок, все умеет…

— Джек, — перебил Майк. — Что обычно имеют в виду, когда говорят, что нечто слишком хорошо для самого себя?

— Нет, не то, погоди…

— Что ты хочешь?

— Я говорю о чем-то, имеющем отношение к полицейскому управлению Лос-Анджелеса. Кое-что я узнала через Дженис Уитком — она просмотрела газеты, но мне хотелось бы знать, что об этом думают в полиции. Постарайся узнать об этом деле. Точнее — о делах.