Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 95

• Предыдущая
• 95/123
• Следующая

– Что случилось между тобой и братом? – спросил Комиссаров.

Джамалудин пожал плечами и ответил:

– Ничего. Брат – это я, а я – это брат. Как между двумя братьями может чего-то случиться? Мы кто, цыгане?

– Я думаю, что-то случилось, – ответил Комиссаров, – и я думаю, это вина Арзо. Он сказал мне, что когда Заура похитили, это была твоя идея. Что вы были в доле втроем, он, ты, и Хангериев. Я чуть этому не поверил, а теперь я понял, зачем он врал.

– И зачем он врал? – спросил Джамалудин.

– Ты же знаешь, чеченцы считают, что это чеченские земли. Они говорят: до войны Бештойский район был частью Чечни. Они говорят: до войны Чечня выходила к морю. Арзо считает, что если вы поссоритесь, он станет главным в районе. А когда он станет главным в районе, это усилит его позиции в Чечне.

Представляешь, что будет, если Арзо все-таки объединит Бештой с Чечней?

Комиссаров улыбнулся.

– Смешно, да? Когда-то Арзо вошел в эти горы, чтобы взять их именем Аллаха. А теперь он получит все то же самое, – только в подарок от нас.

Джамалудин стоял, засунув руки в карманы своего слишком широкого костюма, и молча смотрел, как его брат жмет руку вице-премьеру.

Сапарчи Телаев сел в свою машину в полном бешенстве.

Прошло сорок лет с тех пор, как тринадцатилетний Сапарчи всадил в обидчиков по пуле, не думая о последствиях. За это время Сапарчи сильно изменился. Из нищего он стал миллионером; из борца – калекой, из уголовника – бизнесменом, членом «Единой России» и председателем всекавказской ассоциации вольной борьбы, и неправ был бы тот, кто посчитал бы звание бизнесмена прикрытием. Нигде не учатся бизнесу так быстро, как там, где промашка значит пулю в висок.

И теперь Сапарчи Телаев понимал, что его грубо, нагло кинули. Если бы ему с самого начала сказали, что Гамзат Асланов станет главой республики, у него были бы варианты. Он бы мог договориться с Гамзатом. Он бы мог объединиться с Кемировыми.

Но Сапарчи сказали, что президентом республики станет Заур. Они натравили Сапарчи на Заура, они развели его, как лоха – хуже того, они заставили его заплатить деньги за то, чтобы обратить в смертельного врага того, кто мог стать его единственным союзником, и сделано это было совершенно намеренно – с тем, чтобы разбить потенциальную коалицию врагов Гамзата.

Сапарчи знал о том, что происходит с Шапи Чараховым, – но разве мог Сапарчи предвидеть, чем кончится его донос?

Ну, отставкой. Ну, уголовным делом. Но что Шапи, кавалера Ордена Мужества, кинут в подвал, как какого-то ваххабита? Что его чуть не застрелят при задержании? Что его скормят крысе?

Сапарчи сидел за воротами за рулем единственного в мире бронированного «Хаммера» с ручным управлением, и молча смотрел, как поднимаются в воздух вертолеты. Сапарчи не сомневался, что Углов едет в Бештой, чтобы на месте расправиться с Кемировыми.

В этом в республике не сомневался никто. В Торби-калу по случаю визита вице-премьера прислали сто ментов на усиление. В Бештой их прислали восемь сотен, на БТРах и танках. Один Т-82 мог разметать все потешное войско Джамалудина единственным выстрелом.

И он, Сапарчи Телаев, за свои же деньги купил себе билет на один поезд с Кемировыми!

Когда осела пыль, поднятая кортежем Гамзата Асланова, Сапарчи Телаев с силой врубил газ и бросил свой белый «Хаммер» вправо, – туда, где на перекрестке, в противоположном от Торби-калы направлении, висел указатель: «Бештой – 264 км. Грозный – 350 км».

За сорок лет Сапарчи Телаев научился предавать и лгать.

Но убивать он не разучился.

В Торби-кале было грязно и солнечно, и песок, оставшийся от растаявшего снега, летел в стекло «Ауди» Кирилла из-под колес огромных грузовиков. На рыжих обнаженных газонах валялись непереваренные объедки зимы: пустые пластиковые бутылки, сигаретные пачки и обертки из-под шоколадок.

За городом, сразу за перевалом, дорога высохла и окрепла. Горы утонули в солнечном сиянии; деревья на склонах были окутаны зеленой дымкой.

Блокпост у Шамхальска был сложен из мешков с песком, и перед этими мешками, как щит, стояла доска с надписью: «Их разыскивает милиция». Неделю назад на блокпосте случился конфуз: пока менты спали, из проезжающей машины под щит кинули здоровенный букет красных роз.

Чуть поодаль вдоль дороги стоял небольшой рынок, на котором женщины продавали всякую домашнюю мелочь. Кирилл подумал, не купить ли пленнику одеяло, но решил, что тот обойдется замшевой курткой.

После Шамхальска блокпосты исчезли. На вершинах далеких гор засверкали барашковые шапки снега, и дорога стала карабкаться вверх, обрываясь на поворотах покореженными жестяными отбойниками. Бортовой компьютер «Ауди» сообщил, что температура за окном упала на три градуса.

За Куршинским туннелем у кафе жарились шашлыки, и зеленый щит приветствовал въезжающего на территорию Бештойского района огромной надписью: «Аллах Акбар». На перевале резко похолодало, с неба шел редкий снег, и узкая полоса между горами и проезжей частью была вся в белом пуху.

Кирилл затормозил у щита, опустил стекло и долго курил, глядя на горы. Они были такие отвесные, что даже мох не мог уцепиться на их склонах. Сразу за туннелем дорога заворачивала так, что въезд в тоннель был взят под стражу скалами с трех сторон. Где-то справа должны были идти старые выработки, по которым Арзо пытался пробраться в тоннель, и Кирилл смотрел на горы и пытался представить себе, что чувствовал тогда, семь лет назад, загнанный в ловушку полевой командир, которого предало командование, и который должен был либо умереть – либо предать своих.

Кириллу не нравился Арзо.

Кирилл не любил, когда предавали своих.

Водров докурил «Мальборо», щелчком выбросил бычок вниз, в полоску мокрого снега, и тронулся с места.

Он свернул с трассы через два километра от перевала.

В этом месте старая объездная дорога вела наверх, к обводному каналу Ахмадкалинской ГЭС. На дороге не было никаких указателей, если не считать зеленой таблички с именем Аллаха, Милостивого и Милосердного, но Кирилл знал, куда она ведет. Он вполне прилично изучил район.

Ахмадкалинская ГЭС была второй по мощности в республике, и зеркало воды в ее водохранилище составляло десять тысяч квадратных метров. Если бы плотина Ахмадкалы была разрушена, затоплению подверглись бы три горных села, пострадали бы пятнадцать тысяч человек.

Те м не менее плотину никто не охранял. Менты боялись, а Джамалудин понимал, что нужды в этом нет. Ни один боевик не стал бы топить горные села.

Дорога, которая вела к подстанции, была довольно удобной, но свежевыпавший снег чуть не испортил все планы Кирилла. Машина не тянула вверх и уходила в занос, как только Кирилл втапливал газ, и к тому времени, когда Кирилл взъехал на широкую бетонную площадку, формой похожую на седло, укрепленное между двух взгорков, он вспотел так, как будто пер автомобиль на себе.

Кирилл запарковал машину в проеме между скалой и каким-то развалившимся ангаром, убедился, что с дороги его не видно, и выбрался на воздух, прихватив автомат и видеокамеру.

Он приладил камеру на треногу, убедился, что она нацелена, куда ему надо, и нажал на запись. Ему не хотелось возиться с камерой на глазах Асхаба. Они были одни, и Асхаб был горец, а Кирилл – москвич. Кирилл спустил автомат с предохранителя, распахнул багажник и приказал:

– Вылезай.

Пленник лежал в багажнике, и первое, что бросилось Кириллу в глаза – его посиневшая, в фиолетовых татуировках жил кожа. Сначала Кириллу показалось, что он без сознания, но потом он чуть повернул голову, и на самом дне его черных стеклянных глаз что-то плеснулось и тут же ушло в глубину.

– Вылезай, – повторил Кирилл.

Асхаб выбирался из багажника довольно долго, а выбравшись, упал на бетон и уже не пытался встать.

На улице стремительно холодало, и Кирилл с запоздалой досадой подумал, что одеяло в Шамхальске все-таки стоило купить.

• Предыдущая
• 95/123
• Следующая