Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 68

• Предыдущая
• 68/123
• Следующая

– Кроме этого, – сказал Гамзат Асланов, – в этом году в республике введено в строй сто сорок предприятий; в их числе полностью реконструированы Бештойский машиностроительный завод и мебельная фабрика «Бештой». Всего освоено восемь миллиардов рублей, выделенных на программу «Промышленность Кавказа».

И с этими словами Гамзат Асланов положил перед первым вице-премьером фотографии нового завода Заура Кемирова.

– Кроме этого, – продолжал Гамзат, – в республике за последние два года введено в эксплуатацию шестьдесят семь крупных спортивных сооружений, включая стадионы, бассейны, и даже поле для гольфа, которые способствуют гармоничному физическому развитию жителей республики.

И с этими словами Гамзат Асланов положил перед первым вице-премьером фотографию поля для гольфа, на которой английский лорд играл в паре с премьер-министром Казахстана.

После этого Гамзат Асланов замолк, чтобы кремлевский чиновник мог в тишине оценить размах экономического роста в республике, и тут Федор Комиссаров, прокашлявшись, заговорил:

– К сожалению, именно эти очевидные успехи вызывают бешеную ненависть у прислужников иностранных разведок, у всех, кто хочет отделить Кавказ от России. Только нашим Комитетом предотвращено двести семнадцать терактов. Все эти явления участились с тех пор, как Ахмеднаби Ахмедович Асланов оказался в больнице. На одного лишь его сына за последние полгода покушались три раза. Это ясно свидетельствует о том, кого сепаратисты боятся, как самого страшного для них человека, и кто должен служить опорой России.

И с этими словами Федор Комиссаров положил перед первым вице-премьером письмо с факсимильной подписью Ахмеднаби Асланова. В письме больной президент просил назначить сына на свое место.

Вице-премьер прочел бумагу и спросил:

– Что скажете, Гамзат Ахмеднабиевич?

Гамзат встал и прижал руки к сердцу.

– Иван Витальевич, – сказал младший сын президента Асланова, – нужды России для меня выше всего, но не выше сыновнего долга. Мой отец – президент республики, – мыслимо ли при живом отце отбирать у него должность? Кто я, сын или змея, чтобы сделать такое? Клянусь Аллахом, Господом Миров, никогда я не стану президентом при живом отце. Иншалла, он еще поправится!

– Но республика де-факто не имеет президента! Ей не управляет никто! – вскричал Федор Комиссаров. – Дошло до того, что в Бештое на дорогах уже автобусы грабят! Грузовики жгут!

– Иван Витальевич, и не просите, – воскликнул Газмат.

– Прошу не я – а ваш отец, – указал Иван Углов.

– В данном случае я не могу повиноваться отцу, – сказал Гамзат.

– Но как нам быть, – вздохнул Федор Комиссаров, – если республика тонет в хаосе, а единственный человек, достойный власти, отказывается от нее по этическим соображениям?

И тут вице-премьер Углов улыбнулся своими удивительными глазами, голубыми и твердыми, как алмазный бур, и сказал:

– Постойте, Гамзат Ахмеднабиевич. А кто по Конституции республики исполняет обязанности президента, если президент болеет?

– Председатель парламента, – ответил Федор Комиссаров.

– Так за чем же дело стало? Гамзат Ахмеднабиевич у нас народный депутат. Пусть парламент изберет его председателем, а президент назначит его и.о. Это обеспечит преемственность власти и снимет с нас упреки в том, что мы делаем президентом сына сразу после отца. Как вам такая идея, Гамзат Ахмеднабиевич?

Гамзат кашлянул и сказал:

– Гм… я хотел бы обсудить подробности.

– Подробности – к Федору, – оборвал его вице-премьер, и аудиенция была закончена.

Гамзат Асланов вышел в предбанник, утирая пот со лба. Больше всего в тот момент, когда он решительно отказался от должности президента, он боялся подвоха: а ну как Углов поймает его на слове и скажет: «не хотите – не надо». Кто их знает, этих кяфиров в Кремле! Слухи об их вероломстве в республике ходили самые невероятные. Но никакого подвоха не случилось, все прошло, как договаривались. Даже идею насчет председателя парламента озвучил сам вице-премьер.

Гамзат вышел вслед за Комиссаровым в коридор, и через минуту оба они спустились в кабинет Федора Александровича, выделенный ему как главе Чрезвычайного Комитета и находившийся этажом ниже.

– Так о подробностях, – сказал Гамзат, присаживаясь напротив Комиссарова у зеркального столика.

– Председатель парламента? – уточнил Комиссаров.

– Председатель парламента и и.о. президента в случае, если мой отец окажется временно нетрудоспособен, – твердо сказал Гамзат.

Федор Александрович Комиссаров неторопливо выбрал из пачки тонкую «лаки страйк», вставил ее в рот и притянул к себе лист бумаги. На этом листе, крупно и разборчиво, Федор Комиссаров написал: «$ 100 млн.»

Затем Федор Александрович достал из кармана золотую зажигалку. Правой рукой Комиссаров показал бумагу Гамзату, а левой щелкнул зажигалкой. Бумага вспыхнула и загорелась. Комиссаров подождал, пока он займется как следует, и уронил ее в широкую хрустальную пепельницу с чуть заметным ободком копоти по верху. В воздухе запахло камином, а Комиссаров, не опуская зажигалки, прикурил сигарету.

Даже Гамзат Асланов был изумлен размером комиссионных.

– Но… а… – сказал Гамзат.

Федор Александрович бросил улыбаться. Было ясно, что на этот раз он не расположен выслушивать историю о двух миллионах квадратных метров жилья и ста сорока предприятиях.

– Конечно, – поспешно сказал Гамзат.

Кирилл Водров вернулся в республику на следующий день после разговора с вице-премьером, и так как Гамзат Асланов летел в Москву рейсовым самолетом, они столкнулись в аэропорту.

Кирилл не обратил внимания на эту встречу и не понял ее значения. Он немного поговорил с сыном президента, а потом вышел и сел в черный «Мерс», за рулем которого дожидался посланный в аэропорт Ташов.

Противу обыкновения, Ташов ничего не ел. Сколько Кирилл ни помнил, Ташов всегда, сидя в машине, хрустел какими-то чипсами или орехами. Не то чтобы Ташов был чревоугодник, – просто эта огромная печка требовала много дров.

Кирилл внимательно посмотрел на чемпиона мира и спросил:

– Что случилось, Ташов?

Ташов повернул к нему голову, и русский внезапно увидел в черной шевелюре двадцатипятилетнего джинна несколько седых волосков. Глаза Ташова были цвета мазута, и такого же цвета были мешки у него под глазами.

– Ничего, Кирилл Владимирович, – ответил Ташов.

Он завел мотор и мягко тронулся с места.

На перекрестке у проспекта шейха Мансура стояла изрядная толпа, и за толпой торчало рыло бронетранспортера. Дорога была перекрыта. Ташов посигналил и проехал сквозь оцепление, пока не уперся капотом в бронетранспортер. Около БТРа стоял глава МВД Чебаков, и где-то впереди щелкали выстрелы.

– В чем дело? – спросил Кирилл.

– Террористы, – ответил Чебаков. – Два кумыка, два ногайца. Ногаец большая птица. Семь лет в Саудовской Аравии учился. Коран наизусть знает.

Чиновник из Москвы молча посмотрел на министра внутренних дел, потом вынул из кармана телефон и набрал номер.

– Ахмед, – спросил Кирилл, – я сейчас на проспекте шейха Мансура. Возле дома номер шесть. Это не ты стреляешь с третьего этажа?

– Я, – коротко сказали в трубке.

– Хочешь сдаться?

– Я хочу умереть на пути Аллаха.

Кирилл сжал трубку так, что пластик чуть не треснул, помолчал и спросил:

– Послушай, Ахмед, а что ты там мне впаривал насчет большого джихада?

– Это дозволено – лгать неверным, – раздался в трубке спокойный, доброжелательный голос, – и предписано убивать их, чтобы земля войны стала землей ислама.

Кирилл почувствовал, как глухое бешенство закипает в нем. Больше всего он ругал последними словами себя. Какого черта! Этот парень в двадцать семь лет стал духовным главой целого села, и Кирилл в самом деле поверил, что он проповедовал им, что ислам – это свобода?

• Предыдущая
• 68/123
• Следующая