Промзона - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 62

• Предыдущая
• 62/100
• Следующая

– Ну и что.

– А дальше уже было дело Анастаса. Он должен был уговорить Ахрозова разорвать договор.

– И что дальше?

– А дальше – банкротство! Мгновенное. У вас возникает неурегилированный долг в сорок миллионов, и владельцы долга мы с Анастасом. Анастас помер, я хотел его долю забрать себе. Не, говорит Цой, ты его долю энергетикам отдай, а свою пополам со мной раздели!

– И Анастас говорил с Ахрозовым на эту тему? – медленно спросил Денис.

– Да двадцать раз говорил, – с раздражением сказал Фаттах, – теперь-то что?

Было около шести вечера, когда рабочий Ивченко и два его друга отправились домой. Они жили на правом берегу озера, в старом районе Нахаловке.

Нахаловка выстроилась сама собой, в пятидесятых, когда на месте сибирской тайги разбили палатки и объявили Павлогорский ГОК комсомольской стройкой. Тогда начальник стройки разрешил вырубленный лес пускать на собственные дома. Вскоре берег озера покрылся одно– и двухэтажными строеньицами с крошечным садиком и типичной местной приметой: от дома до калитки вел крытый деревянный ход, к которому зачастую был пристроен курятник или хлев.

Воровали и со стройки, без счету таскали щебень, цемент и бетон. Тогдашний директор ГОКа был мудрый человек, он понимал, что если не дать курице попить водички, то она сдохнет.

Итак, Ивченко и его друзья шли в Нахаловку. Выло уже темно, никаких фонарей не горело, озерную гладь рябило от сыплющего сверху дождя. Все трое прилично выпили. Когда они пересекали дамбу, Ивченко сказал:

– Смотри!

Одна из бетонных плит, облицовывавших дамбу сверху, была сдвинута и как бы выворочена из основания. По трещине от одного пруда до другого бежал резвый ручеек.

Ивченко и его друзья перешли ручеек и через пять минут были дома. Дома Ивченко выпил еще стакан водки и лег спать.

Около одиннадцати вечера через дамбу поехали «Жигули» экскаваторщика Варенькова. Температура к ночи упала до нуля, с неба сыпал жидкий снег, и от воды по обе стороны дамбы подымался густой белесый пар.

Слабенькие фары «Жигулей» выхватили из тьмы большую лужу, и Вареньков, не колеблясь, в лужу въехал. Машину страшно тряхнуло, она ударилась с размаху о бетон и стала.

Вареньков выскочил из машины – и обомлел. То, что показалось ему лужей, было изрядной трещиной между двумя бетонными плитами. Одна из плит была сдвинута, и трещина была полна серой водой.

Вареньков побежал к шламохранилищу и увидел, что вода в переполненном пруду плещется у самого края дамбы. В нерешительности он вернулся к «Жигулям».

Тут же на берегу показались яркие противотуманные фары: с другой стороны дамбы ехал джип. Вареньков выскочил на дорогу и замахал руками, надеясь, что джип остановится и поможет вытащить «Жигули».

Надменный «Крузер» с пьяными пассажирами даже не притормозил. Джип свернул на полном ходу, пытаясь объехать «Жигули» слева. Взметнув фонтан брызг, машина помчалась по встречной полосе – и спустя несколько секунд рухнула передком в промоину. Осколки фар брызнули во все стороны, с тихим шелестом сложилось и вылетело из креплений слоеное лобовое стекло; хромированный кенгурятник вдвинулся в капот.

Дверца джипа отворилась, и на бетон высадился водитель. Вареньков с облегчением узнал одного из павлогорских ментов. Ему вовсе не улыбалось объясняться в такой ситуации с пьяным бандитом.

Мент покачнулся, стряхнул с себя остатки воздушной подушки, и вынул из кобуры служебный пистолет.

– Не понял! – громко провозгласил мент, направляясь к Варенькову.

Экскаваторщик, бросившийся было на помощь, попятился. Ему почему-то представилось, что мент считает лично его виновным в трещине, и что встреча с пьяным ментом, покалечившим свой джип, может быть ничем и не лучше встречи с бандитом.

Из джипа вылез еще один пассажир.

В следующую секунду Вареньков почувствовал, что дамба под его ногами шевелится, как живая. Не рассуждая, рабочий повернулся и бросился назад. С плотины раздался крик ужаса.

Когда Вареньков обернулся, он увидел картину, доселе виденную им только в кино. Бетонная плита, не выдержавшая напора воды, быстро, как на салазках, съезжала ко второму озеру, и вместе с ней съезжал «Крузер» и люди. Мирная дорога, по которой Вареньков столько раз ездил с женой к тещей, превращалась в съемочную площадку фильма ужасов.

Послышался треск, плита стала на ребро и с шумом обрушилась вниз, словно утянутая гигантским спрутом. За ней с пятиметровой высоты хлынула вода. Через мгновение зашевелились и «Жигули» Варенькова. Тот отскочил от промоины и бросился бежать по дамбе назад, к заводоуправлению.

Сергей Ахрозов и Гриша Епишкин были вдвоем в директорском кабинете. Столик для отдыха, за которым они сидели, был девственно чист, и посереди него возвышалась литровая бутылка водки, как ракета посереди стартового стола. За стеклом шуршал склизкий осенний дождь, и в заводоуправлении пахло резкой свежей краской. Красили железные двери, установленные недавно между этажами.

Ахрозов, со стаканом в руке, вглядывался в осеннюю темень. Там, внизу, во дворе, тускло горели красные лампочки, обозначавшие начало строительных работ. Сегодня, когда машина Ахрозова с трудом проехала по переброшенным через ров доскам, ему ответили, что это кладут кабель по указанию Гриши Епишкина.

– Что ты там за траншею роешь, – спросил Ахрозов. – От Цоя, что ли?

– А почему нет? – сказал Гриша. – Вон, как Богоявленку взяли. А Богоявленка от нас двадцать минут езды. Полминуты лета, если на «Сапсане».

– Настя-то скоро вернется?

– Насте какой-то урод предложил поступить в школу моделей, – сказал Гриша. – Я его, урода, поймал и сказал, что ноги пообрываю. А Насте я все про моделей объяснил.

После мордобоя, приключившегося между Черягой и Ахрозовым, и последовавшим за ним вызовом к Извольскому, Гриша сделал самое умное из того, что он мог сделать: он отослал Настю из Павлогорска. Две недели она провела в Черловске, а потом уехала в Италию.

Новому главе службы безопасности Павлогорского ГОКа не приходилось теперь разводить двух своих непосредственных начальников. К тому же Гриша вел жизнь не то чтоб целомудренную. Раньше, в Черловске, он никаких дебошей дома не устраивал, потому что к его услугам было собственное казино, а в Павлогорске вышло сильно наоборот: что ни ночь, в гостевом домике в «турецкой деревне» собиралась попойка со шлюхами. При Насте это было б никак невозможно, Настю Гриша очень берег. Ахрозов гулял и пил вместе с Гришей. И чем чаще они пили вместе, тем невозможней было отозвать его в сторонку и сказать:

– Гриша. А ты не отдашь Настю за меня замуж?

Потому что Гриша бы улыбнулся и сказал:

– Сереж, ты че? Перебрал? Вон, Катеньку возьми, или Лизу… Иди сюда, Лизхен!

Правда, было и некоторое неудобство, которое заключалось в том, что Гриша очень боялся за Настю даже в Италии. Она запросто могла выкинуть что-нибудь такое, вроде школы моделей. Чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, он отправил вместе с Настей свою двоюродную тетку, преподавательницу французского языка, пятидесяти трех лет. Но как-то Гриша сомневался, что пятидесятитрехлетняя преподавательница сможет удержать Настю в узде.

– Дождей много, – сказал Ахрозов, – и насосы барахлят. Из-за энергетиков, черт бы их подрал.

– И чего делать?

– А что я должен делать? Плотина принадлежит городу. Укреплять ее должны мы. Я говорю: «Давай укрепим», Слава говорит, они хоть как налоги нам это зачтут? Я говорю: «нет». Слава: «Пока не будет зачета, не будет и плотины».

Ахрозов помолчал.

– Покойник Анастас летом постановление подписал: мы ремонтируем плотину, а нам за это списывают триста миллионов налогов.

– И что же ему было нужно?

– Известно чего ему было нужно, – сказал Ахрозов. – Уточнить?

– Не надо, – усмехнулся Гриша. Допил водку и задумчиво изрек: – Убийцу-то так и не нашли. А ведь в «Кремлевской» должны были камеры стоять.

• Предыдущая
• 62/100
• Следующая