Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 99

• Предыдущая
• 99/129
• Следующая

– Кеша, – сказал замглавы ФСБ, – я поразмыслил тут над твоим предложением. Считаю, что ты по существу прав.

Вскоре после того, как Руслан ушел к боевикам, Милу отвели к остальным заложникам. Один из чеченцев принес ей одежду: длинную юбку, серую кофту и черный платок. Миле было плохо: ее знобило и подташнивало. С той минуты, как Руслан застрелил русского, он ни разу не подошел к ней и даже не взглянул в ее сторону.

После вечернего намаза Мила поднялась по лестнице к одному из чеченцев.

– Ломали, – сказала Мила, – покажи мне, как вы молитесь. Я хочу помолиться.

– За кого?

– За моего мужа.

Молодой боевик глядел на нее несколько мгновений.

– Он тебе не муж, женщина, – ответил Ломали, – я тебе это объяснял. Возвращайся на место и накинь платок на голову.

Сергей Карневич проснулся в семь утра от сосущего голода. По приказу Барова он все прошедшие сутки ничего не ел, и было это не так легко, ибо со вчерашнего дня заложников кормили вполне сытно. Правда, среди кормежки почему-то преобладали торты, шоколад и сгущенка. Карневич удивлялся, пока Баров не объяснил ему, что, согласно науке, большое количество сахара в крови уменьшает агрессивность. Видимо, в ФСБ это знали и передавали торты для террористов. Видимо, террористы тоже это знали и отдавали сладкое заложникам.

Данила Баров сидел рядом, привалившись к стене, и вполголоса беседовал с тоненькой девчушкой лет тринадцати, завернутой в бесформенный белый свитер. Детей среди заложников почти не было; только одна из работниц взяла с собой на дежурство грудничка, да ребята из соседних дворов прибежали посмотреть на демонстрацию. Женщину с грудничком и восьмилетнего мальчика отпустили вчера вечером, а тринадцатилетнюю девочку не пустили.

– Тебя как зовут? – спросил Баров.

– Даша.

– У меня дочку тоже зовут Даша, – сообщил Баров.

– И сколько ей?

– Двенадцать.

– Вы очень ее любите? – спросила Даша.

– Да. Очень.

Подумал и добавил:

– У меня, кроме нее, никого нет. Я, кроме нее, никому не верю.

– Она, наверное, счастливая.

– Я бы очень этого хотел.

– А у нее своя комната есть? – простодушно спросила девочка.

Лицо Барова было как-то странно безмятежным.

– Да, – сказал Баров, – у нее своя комната. Очень большая, на втором этаже, с эркером. Стены у нее крашены в персиковый цвет, а на столике под окном стоят ее игрушки. У нее очень много игрушек, у меня так заведено, что я из каждой поездки обязательно привожу ей по игрушке.

– А вместе вы игрушки не покупаете? – спросила девочка.

– Нет. Так получилось, что игрушки покупаю только я.

– Это неправильно, – сказала девочка. – Игрушки надо покупать вместе. Помолчала и добавила: – А нас убьют?

– Ну что ты, – улыбнулся Баров, – все будет нормально. Нам вот еду дают, воду. Все могло быть гораздо хуже.

– Не кормили бы, да?

Баров глядел на ящики с гексогеном.

– Эти люди хотят договориться. А когда люди хотят договориться о чем-то, они, как правило, договариваются.

– Они все время молятся, – сказала Даша. – Когда они не молятся, мне не страшно. А когда молятся, очень страшно. Они не боятся смерти. Они боятся только своего Аллаха.

Баров положил Даше руку на плечо.

– Видишь чеченца с машинкой?

Даша вздрогнула.

– Это стандартная армейская подрывная машинка. Нажимаешь кнопку, и происходит взрыв. А ведь они могли устроить все по-другому. Так, что отпустишь кнопку – и происходит взрыв. А знаешь, почему они воспользовались стандартной техникой? Потому что Халид боится случайного сбоя куда больше, чем русского снайпера. Эти люди не хотят умирать. Они хотят выжить. А с теми, кто хочет выжить, я всегда договорюсь. А теперь иди к маме.

Даша ушла. Баров, заложив руки за голову, глядел в потолок. В темно-серой щетине, вылезшей на подбородке, отчетливо выделялся безволосый волдырь шрама, и Карневич понял, почему олигарх так чисто бреется. Свитер Барова был раздутый от бинтов и бурый от крови.

– Проснулся? – вполголоса сказал Баров.

– Да. Ты действительно думаешь с ними договориться?

– Да. Со всеми, кроме Руслана.

– Кроме Руслана?!

– Он не воин. Он попал сюда случайно. У него сорвет крышу. Я тебе говорю – опасайся Руслана больше, чем этого… маленького – Талатова.

– Случайно? Вы думаете, он не знал…

– Что-то знал. Иначе не предложил бы тебе продать танкеры. Очень удачная идея. Если НПЗ не будет, танкеры будут на вес золота.

Баров помолчал.

– Но знал не все. И как-то надеялся отмазаться.

– Тогда зачем он остался на заводе?

– А ты не понял? Он хотел сдать мне Халида.

Карневич вздрогнул. Перед глазами его, как живые, прошли черные фигуры офицеров управления «С», покидавших здание. Элитная группа. Группа для борьбы с терроризмом. Если бы они вернулись. Если бы они были предупреждены…

– Господи боже мой, – сказал Карневич, – то есть если бы…

– Никогда не говори «если бы», – сказал Баров, – в разгар кризиса никогда не думай, что ты сделал не так. Всегда думай, что надо делать сейчас.

Карневич несколько минут молчал.

– Ты действительно покупаешь игрушки дочке?

– Да.

Бизнесмен помолчал и добавил каким-то безжизненным голосом:

– Я ей все покупаю. Школьную форму покупаю. Обувь покупаю, билеты в кино. Меня… в магазинах знают… Лучшее оставляют.

– А что говорит жена?

– Я не женат.

– А девушка?

– У меня нет девушки.

– А как же…

– Это очень просто. Заводишь специального человека, и он беседует со студентками. Приличными студентками, из лучших вузов. Не какими-нибудь проститутками. Потом студентка приходит к тебе вечером. И уходит утром. На следующий день приходит другая.

Иногда ты загружаешь целый самолет и летишь в Ниццу. Это очень просто. Я тебя научу.

– А почему не позвонить в бордель?

– Я не одеваюсь на блошином рынке.

Большинство заложников еще спали. Карневич некоторое время глядел вверх, туда, где обычно бывает небо. Сейчас там было прозрачное стекло балкона, и на нем, как на облаке, – молоденький боевик в зеленой повязке. Есть хотелось ужасно.

– В прошлом году я заплатил пять миллионов за голову Хасаева, – внезапно сказал Баров.

– А?

– Я назначил цену. Мне сказали, что заказ выполнен. Знаешь, кто взял деньги? Вот этот кумык, который с ними. Маирбек. Развели меня, как лоха. И не только меня. Ты думаешь, отчего было столько релизов о его смерти?

Баров невесело рассмеялся.

– Я всегда знал, что мы вдвоем не поместимся на одном глобусе. Либо он меня, либо я его. И пока, похоже, что он меня.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Руслан. Заложники испуганно зашевелились. Чеченец, небрежно переступая через людей, подошел к Даниле.

– Сколько твоя яхта делает узлов? – спросил он.

– Двадцать девять.

– Ваши согласны на наши условия. Кажется, у тебя будет еще шанс прокатиться на своей яхте. – Ствол автомата обвел притихших заложников. – У вас у всех будет этот шанс.

Двое боевиков подхватили Барова под локти и повели. Выходя, Руслан даже не оглянулся на Милу.

Пошли уже третьи сутки с момента захвата, а Хасаев выглядел по-прежнему свежим и бодрым. Глава боевиков разговаривал по «вертушке», осененной черным знаменем джихада; при виде вошедших он протянул трубку Даниле и пояснил:

– Плотников.

От трубки пахло порохом и потом. Никто не предложил Барову сесть, а стоять на ногах было трудно.

– Данила Александрович? – раздалось в трубке, – мы достигли определенного успеха в переговорах. Вы переводите деньги – Хасаев выпускает половину заложников. Так что…

Халид вырвал трубку из рук Барова и быстро, сбивчиво заговорил. Баров понял, что уходят не только заложники – вместе с ними уйдет и часть боевиков.

• Предыдущая
• 99/129
• Следующая