Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 96

• Предыдущая
• 96/129
• Следующая

Звонок по спецсвязи раздался через пять минут после пресс-конференции Федоровского. Плотников взял трубку из рук офицера.

– Слава? – раздался в трубке тихий голос, – что он несет?

Под словом «он» разумелся, натурально, Федоровский.

– Что у вас тут происходит?

– Ситуация под контролем. Я думаю, мы разрешим ее в течение нескольких дней.

– Вячеслав Игоревич, завтра в Мадриде открывается заседание Большой Восьмерки. Мы не может допустить, чтобы Россия предстала на нем беспомощной страной, которая ничего не может сделать с кучкой загнанных в угол преступников.

Разрабатывать план штурма было поручено генералу-лейтенанту Терентьеву. Генерал ФСБ Терентьев любил вспоминать молодые годы и часто говорил: «Когда я воевал в Афгане».

Генерал Терентьев действительно был в Афганистане и даже состоял при спецназе ГРУ, но он никогда не был ни на одной боевой операции. Он был в полку особистом.

Его обязанности заключались в том, что когда группа возвращалась с боевой операции (спецназ устраивал засады на душманские караваны в пустыне Регистан, на два-три дня зарываясь в песок), Терентьев допрашивал своих агентов и по итогам допроса изымал у офицеров иноземные деньги и бытовую технику. Кроме этого, Терентьев заводил дела на тех офицеров, которые не брали с собой в засаду комнату Ленина и в вещах которых отсутствовали конспекты работ классиков марксизма-ленинизма.

Поэтому начальнику особого отдела полка никак нельзя было на боевую операцию. Его бы застрелили, не дойдя до места засады.

Бытовую технику майор Терентьев дарил женам начальников. А двумя самыми удачными операциями, организованными Терентьевым, стала боевая операция по походу в Кандагар за шмотками для прилетевшего главы управления и операция по строительству бассейна для командира дивизии.

Терентьева заметили; его покровитель попытался было пристроить его к процветавшему на Кушке бизнесу по переправке самогона в Афган, но вскоре с горечью заметил, что майор Терентьев шустр скорее по части начальства, чем по части коммерции. Из Афгана Терентьев перебрался за своим покровителем в ГДР, потом его пристроили в Москве.

Но небрежная наглость боевых офицеров (один из них как-то посмел разговаривать с Терентьевым, держа в руке гранату с выдернутой чекой, а всего делов-то было? Вечером на дне рождения вместе пили водку, а утром Терентьев вызвал именинника объяснить, откуда тот взял запрещенный продукт), – эта наглость навсегда ранила чуткую душу чекиста. И когда его начальник стал замглавой ФСБ, генерал Терентьев выпросил у него не ХОЗУ и не отдел снабжения, а именно управление «С» и был совершенно счастлив, получив в свое распоряжение двести профессиональных убийц.

Разумеется, не все в деятельности управления показалось Терентьеву правильным, и он сразу нашел, что в нем можно улучшить.

Для начала четверо офицеров были назначены для постоянной его охраны: они сидели за рулем, сопровождали его на коммерческие встречи и носили за ним документы. После одной из таких встреч Терентьев показал офицерам на того, с кем встречался:

– Плохой человек, – сказал он, – надо б его побить.

Офицер попробовал отказаться:

– Нас не учили – побить. Нас учили убивать с одного удара.

– И это можно, – сказал Терентьев.

Офицер отказался.

Генерал Терентьев был возмущен такой несубординацией и пригрозил отправить его в Чечню. Офицер пожал плечами и сказал, что для этого он и шел в спецназ ФСБ – чтобы воевать в Чечне. Офицер уехал в Чечню и по итогам проведенной там операции его пришлось приставлять к медали.

После этого генерал Терентьев понял, что процесс злокачественного распада в управлении «С» зашел куда дальше, чем он предполагал. Генерал Терентьев принялся деятельно распад искоренять. Отныне оружие бойцам выдавалось не раньше, чем после самостоятельно написанной докладной; другой отчет надо было писать после стрельбищ. Из пяти часов тренировок теперь два уходили на составление бумаг, зато генерал мог доложить наверх о растущем уровне подготовки офицеров, выразившемся в растущем количестве писанины.

В отличие от армии, где приказы выполняются без разговоров, в группе «С» приказы выполнялись, но обязательно обсуждались. Это было неизбежно – ведь каждый из группы «С» был офицером.

И Яковенко, и его люди замечали все. Вы не можете создать группу людей, способных заметить мельчайшую брешь в обороне противника и не замечающих очевидных глупостей собственного командования. Вы не можете поставить командовать группой людей, способных выжить в кипящем железе, человека, способного лишь допрашивать боевых офицеров, откуда они взяли самогонку, и думать, что эта группа будет уважать своего командира. Цепочка некомпетентности кончается на людях, которые сами отвечают за собственную жизнь.

К концу второй недели пребывания на посту генерала Терентьева ненавидели и презирали все офицеры.

Терентьев это почувствовал, – и попытался доказать свою полезность, удвоив количество заполняемых справок. Его стали презирать еще больше – и чтобы отличиться перед начальством, он ввел в управлении обязательные еженедельные лекции: о международном терроризме, исламском мракобессии и происках империалистических разведок.

Боевые офицеры стали покидать управление «С».

Отряд, не потерявший в Грозном в 1995-м ни одного человека, за два месяца владычества Терентьева уполовинился. Генерал сделал то, что не смогли сделать чеченские боевики.

Некоторые уходили в армию, другие в частные структуры, многие спивались. Управление «С» – это вам не ГАИ и не таможня. Люди шли туда не зарабатывать и даже не убивать. Они шли в управление, чтобы почувствовать себя частью государства – могущественного государства, даровавшего им иммунитет и вседозволенность. Те, кто убивал ради государства – просто не могли переквалифицироваться в охранников мелких воров и крупных олигархов. В своих ЧОПах они были как инвалиды, – инвалиды теряли руки и ноги, а частные охранники теряли нечто еще более существенное: чувство того, что они – внутри.

Образовавшиеся вакансии заполнялись краповыми беретами, контрактниками, людьми из армейской разведки, зачастую едва дотягивавшими до стандартов управления. Теперь Терентьев мучительно завидовал славе генерала Веретенникова, чьи войска отразили атаку боевиков на город; и он твердо был намерен совершить нечто не менее героическое.

Бегство заложниц сорвало плавный ход переговоров. Было уже пять вечера, когда джип генерала Рыдника наконец выехал на площадь перед заводом.

Обе стороны, каждая по своим причинам, нуждались во встрече с глазу на глаз, справедливо полагая, что любой телефон в данных условиях превращается в громкоговоритель.

Однако на этот раз не могло быть и речи о том, чтобы генерал Рыдник вошел в захваченное боевиками здание: джип остановился в десяти метрах от второй проходной. Уже смеркалось: небо было задернуто шторками туч, темных от копоти догорающих нефтебаз. На воротах проходной был нарисован «кирпич». Надпись под ним гласила: «Стой! Здесь действуют законы шариата».

Ворота медленно распахнулись: за ними, сияя фарами, стоял черный бронированный «Мереседес», и в лобовом его стекле были проверчены дырочки для стрельбы.

Рыдник вышел из машины. Ощутимо холодало. Свежий снег хрустел под ботинками генерала и двух сопровождавших его спецназовцев, и на лбу Рыдника каплей будущей крови заплясало пятно лазерного прицела.

На капоте машины, там, куда обычно втыкают флажки дипмиссии, виднелся небольшой черный флаг. Рядом с флагом, закинув за спину «калашников», стоял Халид Хасаев, и на лбу его плясало такое же пятнышко, как на лбу Рыдника.

– Я хочу говорить с Баровым, – сказал Рыдник.

– О чем?

– Об отраве. Баров и Федоровский утверждают, что ты используешь завод для синтеза боевых отравляющих веществ.

Халид повернулся так резко, что пятнышко со лба метнулось на капот «Мерседеса», но спустя мгновение вернулось на место.

• Предыдущая
• 96/129
• Следующая