Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 53

• Предыдущая
• 53/129
• Следующая

Это был шестисотый «Мерседес» с броней четвертой степени защиты и правительственными московскими номерами. На крыше серебристыми флагштоками торчали четыре антенны: одна от спутникового телефона, одна от телевизора и две от «Персея» – установленного в багажнике блокиратора радиовзрывателя.

Даже без антенн и без номеров машина привлекла бы к себе всеобщее внимание: в Кесареве европейские модели были реже попугаев в Антарктиде.

Еще более пристальное внимание «Мерседесу» уделили три человека из серой «Хонды», караулящей его на пристани. Все трое состояли в группе наружного наблюдения и имели устное поручение Рыдника не упускать Барова из виду.

«Мерседес» промчался по проспекту Нефтехимиков, миновал заводскую проходную и Причастьевский рынок и свернул к деревне Коршино.

Там «Мерседес» остановился чуть позади запорошенной снегом остановки. Рядом копошился крошечный рынок: вездесущие китайцы, откупившие два года назад половину коршинских земель, продавали картошку и лук. Оливковые охранники, выскочившие из машины, отворили дверцу перед высоким худым человеком с глазами, похожими на выцветшее небо.

При виде дорогой машины китайцы оживились и залопотали, но усилия их пропали втуне. Баров, не обрашая ни малейшего внимания на продавцов, шагнул с дороги в покрытую свежим ледком грязь и побрел по полю, туда, где над ажурными конструкциями нефтезавода восходило новорожденное солнце.

Данила Баров хорошо помнил, что именно с коршинских холмов завод был виден как на ладони.

Данила Милетич снова приехал на Кесаревский нефтеперерабатывающий в конце 94-го года.

На нем был добротный английский костюм, пошитый портным на Севил-роу, и швейцарские часы за пятьдесят тысяч долларов. С ним было два «мерседеса» и пять человек охраны.

Несколько лет радужного существования Кесаревского НПЗ, когда в заводских магазинах рабочие могли купить китайские шмотки, корейскую технику и японские машины, полученные в обмен на нефтепродукты, – канули в небытие. Завод, предназначенный для переработки 30 тысяч тонн нефти в сутки, перерабатывал семь тысяч тонн в неделю и стоял на грани технологической катастрофы. Зарплаты рабочие не видали шесть месяцев. Правда, заводские магазины по-прежнему существовали, и в них по-прежнему можно было купить китайские кеды и корейские видеомагнитофоны на выдаваемые вместо зарплаты талоны. Просто кеды и видеомагнитофоны можно было уже купить повсюду, а в заводском магазине их цена была вчетверо выше, чем на рынке.

Первое, что Данила увидел, въехав на территорию завода, был небольшой грузовичок. Двое рабочих грузили в него какие-то обломки, в которых Данила, присмотревшись, узнал остатки японского оборудования, купленного за восемьдесят миллионов долларов в 1989 году и до сих пор не смонтированного. Погрузка проходила под контролем чеченца-автоматчика.

– Это что? – спросил Данила у чеченца.

– Дырэктор разрэшил, – сказал чеченец.

В кабинете директора почетное место занимала пятилитровая бутылка коньяка, ректификационной колонной возвышавшаяся посереди заваленного бумагами стола. Бутыль была полупуста, а Мезенцев – полупьян. Он потолстел на двадцать килограмм и на фоне своих рабочих выглядел, как эсэсовский комендант на фоне узников концлагеря. Вооруженный эскорт Милетича его ничуть не шокировал – видимо, по заводу, как по тайге, иначе не ходили. При виде старого партнера Мезенцев заплакал и полез обниматься.

– Олег Николаевич, – сказал Данила Милетич, – в прошлом квартале моя фирма поставила вам триста тысяч тонн нефти для переработки и не получила в обмен ничего. Где мое топливо?

– А я его другим людям продал, – ответил директор, – я им тоже должен был.

– С учетом задолженности по предыдущим поставкам, – сказал Милетич, – долг завода передо мной и Артемом составляет девяносто миллионов долларов. Как рассчитываться будете?

– Данила Александрович, – Мезенцев прижал руки к сердцу, – да я всей душой… да я же не для себя, для рабочих… ты же видишь, в каком завод состоянии, все тащут, поганые, все…

– В оплату ваших долгов я согласен взять акции завода, – сказал Данила, – двадцать семь процентов, если не ошибаюсь?

Мезенцев страшно удивился. На чековом аукционе завод выкупил через подставную фирму двадцать семь процентов собственных акций, но зачем это было сделано, директор толком не знал. Так, все покупали, и он купил. Что такое акции – директор не понимал. Главным и высшим экономическим благом он считал пятьдесят центов с тонны переработанного топлива, которые отстегивал ему Данила Милетич.

– Да бери! – сказал директор.

В течение следующих трех месяцев Данила Милетич скупил еще десять процентов акций; часть на аукционе, устроенном краевой администрацией, часть у замов Мезенцева. В начале 1995-го Данила нанял брокерскую контору, которая скупала акции у рабочих прямо за проходной, и только тут Мезенцев опомнился.

Кто-то растолковал директору, что, купив контрольный пакет, Милетич и Суриков выгонят его с завода. Мезенцев ошеломился. Он был твердо уверен, что рабочие без него пропадут.

Спустя три дня милиция арестовала брокеров, скупавших у рабочих акции, а Мезенцев предупредил, что будет увольнять всех, кто продастся Барову.

Продавать продолжали все равно, потому что Милетич давал за акции деньги, а на заводе не платили зарплату.

Тогда Мезенцев тоже стал скупать акции. Правда, у него не было для этого денег. Каким образом у директора завода, занимавшего площадь в девятьсот гектар и разворованного до нитки, не было денег для скупки акций, оставалось для Милетича одной из самых непостижимых экономических загадок, и тем не менее это было так. Там, где Мезенцев воровал копейку он позволял украсть рубль, а ущербу наносил на тысячу рублей. Это был один из главных принципов советской и постсоветской экономики. Где легче всего красть? На пожаре. Потому что если человек крадет копейку и кроме копейки ничего не пропадает, это заметно. А если человек крадет копейку, а пропадает на миллион – кто углядит в миллионе копейку?

Так как собственных денег у Мезенцева не было, он попросил помощи Миши Пищикова, своего давнего партнера и бывшего коммерческого директора завода, который, собственно, и снабжал заводские магазины китайскими кедами по цене корейских магнитофонов и корейскими магнитофонами по цене японских автомобилей. Взамен Мезенцев отпускал Пищикову прямогонный бензин вдвое ниже себестоимости.

Цена акций, которые скупал Милетич, выросла до двадцати долларов за штуку. В заводоуправлении появилось два окошечка. На одном – окошечке бухгалтерии – была надпись «зарплаты нет». Другое окошечко было то, через которое фирма Пищикова скупала акции. Пищиков давал за акции по десять долларов.

Прошло две недели, Пищиков скупил около пятнадцати процентов акций. Собрание акционеров должно было состояться в субботу. В среду успокоенный генеральный навестил губернатора края и попросил у него на всякий случай помощи против московских варягов.

– А у тебя сколько процентов? – спросил губернатор.

– У меня контрольный пакет, – сказал Мезенцев, – включая рабочих, которые все как один на моей стороне, и Мишу Пищикова.

– Странно, – сказал губернатор, – насчет рабочих я не знаю, а Пищиков с Милетичем вчера были у меня. И Пищиков сказал, что будет голосовать за Милетича.

Данила Милетич нашел Савелия Рыдника на работе. Тот сидел в своем кабинете вместе с Егоркой Осокиным и еще одним незнакомым Даниле парнем. Чекисты были в грязном полевом камуфляже. На столе лежал автомат Калашникова и стояла бутылка водки.

• Предыдущая
• 53/129
• Следующая