Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 104
- Предыдущая
- 104/129
- Следующая
На стене висел все тот же портрет российского президента, что и внизу в тире. Прежде чем повесить портрет на стену, его использовали как мишень. Яковенко подумал и снял портрет со стены.
Травкин, один за другим, потрошил ящики стола. В верхнем располагалась куча писанины на незнакомом обоим арабском языке; впрочем, рукописные рисунки в тексте говорили сами за себя. Яковенко видел такие в Чечне в рюкзаках мертвых арабских инструкторов, а Травкин в Ливане, в то время, когда эти будущие инструктора были учениками Травкина. Во втором ящике нашлись парочка кассет без надписи, русский перевод Корана и куча накладных.
Травкин быстро распихал накладные по необъятным карманам «разгрузки» и туда же сунул кассеты.
– Пошли, – сказал он.
Когда спецназовцы сбежали с крыльца, чекисты по-прежнему маялись у входа. Теперь их стало семь, один рассерженно говорил по мобильному.
– Чего-нибудь нашли? – спросил Яковенку парень в бушлате.
Яковенко сунул ему в руки разодранный пулями портрет.
Яковенко ожидал, что они поедут обратно, но, вырулив на главную дорогу, Травкин приказал бойцу:
– Направо.
– Куда мы?
Травкин, устроившись на заднем сиденье, просматривал захваченные с поличным накладные.
– В районную администрацию. Выяснить, чье это было имущество и кто конкретно его купил.
– Ночь же.
– Ночью только веселей. Понимаешь, Шура. Эта вся мутотень, которую мы видели, стоит охрененную кучу бабок. Это не говоря о транспорте и оружии. Ты заметил катерок у причала? Двести тысяч, как с куста. Не яхточка Барова, но все же. Кто-то же за это платил?
– И как ты думаешь, кто?
Травкин по-прежнему листал бумаги.
– Я так полагаю, что это наш общий знакомый в галстуке бабочкой, казино которого люди Рыдника поставили на уши через час после захвата завода. Я, признаться, думал, что он не при делах, но, е-мое! Это ж сколько бабок они вгрохали в свое мероприятие!
– А какого черта они все это оставили? – Яковенко кивнул на бумаги. – Они что, в спешке собирались?
– Вот оно, – сказал Травкин, – может, и сельсовета не надо. Вот – владелец земли, ООО «Бавана», учредитель Ефимкин Борис Петрович, 1913 года рождения, и Светикова Оксана Павловна, 1919 года рождения, зуб даю, паспорта покойников, новый учредитель… ООО… Твою мать!
– ООО так называется? – удивленно уточнил Яковенко.
– Твою мать! – повторил Травкин, – ООО называется «Ардус». Это не фирма Руслана. Это фирма Рыдника.
В одиннадцать вечера в районной администрации никого не было, кроме сторожа, и дома главы района не было тоже. Рыдающая жена известила их, что за главой приехали два часа назад, изъяли и увезли в неизвестном направлении.
Они ехали обратно в город, молча, и Травкин, снова сев за руль, гнал шеститонную машину на сумасшедшей скорости, нещадно разбивая подвеску о заметенные снегом выбоины.
– Ты уверен? – нарушил молчание Яковенко.
– Я десятый год тут бизнес делаю. Я что, Савкиных фирм не знаю? Савкина, и еще один парень там в доле, Морозов, особист, все время около Савки крутится.
– И ты думаешь… начальник штаба им помогал?
– Я думаю, что Руслан его развел, как лоха. Руслан кто для Рыдника? Агент. Агент, понимаешь? Он у него в картотеке значится как агент. Приходит агент и говорит: давай раскроем теракт. Отлично, говорит Рыдник, давай я тебе помогу. А теперь Рыдник пляшет под дудку чеченцев.
– Но зачем они оставили здесь документы? Чтоб чекисты их изъяли?
– Ты думаешь, у них нет еще?
Яковенко промолчал. Все тот же вопрос, который он задавал себе второй день, встал перед ним с новой ясностью. Восемь лет назад человек по имени Данила Милетич, полумертвый от ран и отчаяния, предпочел назваться именем своего охранника. Зачем?
– Ты знал Халида?
Травкин, не останавливая джипа, сдвинул с правого плеча куртку, и в свете приборной доски Яковенко увидел над лямкой белой грязноватой майки длинный шрам, – видимо, от ножа, – и неровные красные кружочки, – словно от затушенной о кожу сигареты.
– Вот это сделали чеченцы. Пять бычков о меня загасили, красавцы.
– Из-за чего?
– В том-то и дело, что не из-за чего. Приятель машину поцарапал. Началась разборка. Он меня зовет: приезжай. Я приезжаю в «Мельбурн». С бойцами, с «наружкой». Сидят пятеро чехов, все из себя с понтами. Осень, а они в белых костюмах и дымчатых очках.
Переписываю их документы. Вправляю мозги. Отпускаю «наружку». «Все, говорю, понятно?» «Все», – отвечают. Выхожу с ними на улицу, они меня цок стальной трубой по голове, – и в багажник.
– И чего они хотели?
– Я не стал уточнять. Очнулся, выбил багажник на светофоре и убежал.
– И что было потом?
– Ну ты представь. Девяносто третий год. Я – подполковник спецназа ГРУ. Куда я поехал, известно. С кем терка, известно. Документы их переписаны. Это надо либо придурком быть, чтобы меня по голове трубой бить, либо такие связи иметь, что сам Аллах от зависти лопнет. Мы обалдели, начали их устанавливать. Установили. Банда – пять человек. Основная специализация – отбирают на пристани иномарки, которые привозят матросы. А так как люди они резкие, то вместо того, чтобы заплатить матросу копейку, как это делают славянские группировки, они его просто бьют стальной трубой по голове. Никто. Ничто, сыны гор. Ну, чего-то там платят Халиду, поскольку их прадедушка пас овец у его прадедушки. Возбудили дело. Человек тридцать ограбленных матросов, из них восемь трупов. Стальная труба – вещь веская.
– И чем дело кончилось?
– А вот тут-то вмешался Халид. Дело развалилось. Все стали отказываться от показаний. И матросы, и вдовы. Жене моей звонили. Ребенка в школу спецназ стал возить. Получилось про одного меня дело: вот, мол, пятеро чехов дали по голове подполковнику спецназа. Я встретился с Халидом, говорю: «Прекрати, а то будет хуже». Тот сделал вид, что русский забыл.
– Суд был?
Травкин помолчал.
– Не было, – сказал он, – нашли их всех пятерых у старого порта. С переломанными позвоночниками. До сих пор помню: лежит самый младшенький у воды. Красивый такой мальчишечка. Высокий. Глаза голубые. Пальцами по песку скребет.
Некоторое время ехали молча.
– В этом проблема Халида, – сказал Травкин, – и всех чеченцев. Они не умели договариваться. Они любой компромисс воспринимали как занятие стратегической высоты для новой атаки.
– Рыдник уверен, что договорится, – проговорил Яковенко, – он уверен, что все это – разводка.
Машину тряхнуло на выбоине так, что Яковенко чуть не прикусил язык, а овчарка жалобно завыла.
– Это разводка, – сказал Травкин, – и я тебе скажу, Халид такой спец был по части разводок, что Рыдник перед ним мальчишка. Разводка на разводке сидит и разводкой погоняет. Уж если Халид что делал, так у него семь причин находилось это сделать, а правильной была восьмая. Но он был спец по части разводок, а не по части компромиссов, понимаешь? У него была одна проблема – он русских людьми не считал. А ты же не договариваешься с тем, кого ты не считаешь человеком? Ты же не договариваешься, к примеру, с собакой? Ты ее дрессируешь.
И в эту секунду далеко впереди, за сопками, заслонявшими от них город, по небу плеснуло красным заревом. Через несколько мгновений до них донесся глухой удар, джип тряхнуло почище, чем от колдобины.
Травкин затормозил и выскочил на дорогу.
Они были так далеко, что выстрелов не было слышно, но небо за сопками разгоралось все ярче, словно солнце поменяло ориентацию и решило выпрастываться из-под земли на юге. Яковенко впечатался лбом в покатую скулу «крузера» и несколько мгновений не думал ни о чем. «Я должен был быть там, – стучала в голове одна-единственная мысль. – Я должен был быть со своей группой».
– Ну вот, – сказал Травкин, поглядев на часы, – ты хотел узнать время «Ч»? Сейчас девятнадцать минут после полуночи.
Бойцы, выскочившие из второго джипа, глядели на небо и злобно, отчаянно матерились.
- Предыдущая
- 104/129
- Следующая