Дело о пропавшем боге - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/57
• Следующая

Нан был вынужден признать про себя, что араван не врали ни о неуместной похоти наместника, ни о компрометирующих того документах.

За такие документы можно не то что судью убить! Разорение убежищ – это куда как серьезно.

Храмовые убежища были просто местом, где крестьяне могли укрыться, отказавшись от работы на полях, и когда-то эти убежища были весьма действенной формой сельскохозяйственной забастовки. Крестьян не наказывали, выволочку получали доведшие их до отчаяния чиновники. Урожай пропадал, а государство было обязано кормить крестьян из своих запасов так же, как и в неурожайные годы. Но, укрывшись в убежище, крестьяне теряли право трудиться не только на государственных, но и на своих землях. В последнее время выгода, получаемая от работы на своем поле, превышала поборы с этой выгоды, и право убежища становилось нерентабельным. В нормальных условиях коррупция была лишь тем навозом, благодаря которому так быстро и споро росла новая хозяйственная организация, и доходы деревни обгоняли в своем росте доходы чиновников.

Плохо было то, что наместник нарушил право убежища, но еще хуже было то, что крестьяне вообще прибегли к этому праву. Когда оборванный до нитки хозяин согласен загубить урожай – это вам не бунт неимущих лодырей. Уничтожить убежища – это значит уничтожить законные формы выражения недовольства, оставить народу лишь один путь, путь восстания, плодить еретиков… Поэтому-то разорение убежищ оставалось одним из немногих должностных преступлений, караемых беспощадно. Наказывали не святотатца, наказывали человека, разрушившего последние дамбы перед половодьем сект и восстаний.

Шаваш заговорил, едва Нан дочитал бумагу:

– Дело ясное, – сказал Шаваш. – Старый судья поссорился с наместником из-за дочки, и не потому, что боялся отдавать дочь этому похотливому сурку, а потому, что боялся, что Вашхога скоро казнят топором и веревкой, и тогда от этой свадьбы жизнь его треснет! Желая выслужиться в глазах аравана, судья раздобыл бумаги об убежищах, о чем и сообщил аравану в желтом монастыре. Кто-то из клевретов наместника подслушал их разговор, и наместник убил судью, едва поняв, что тот ему изменил! А потом послал человека отыскать бумаги. Бьюсь об заклад, что этим человеком был некто Ишмик, он у наместника за тайного палача…

– То-то и оно, – возразил Нан, – у наместника целый выводок палачей, а судью он, получается, убил сам?

– Да он бы и Парчового Старца зарезал, если бы тот на него пролил суп! Это же сумасшедший человек! Три дня назад его люди ехали в Архадане мимо винной лавки в запретный день; лавочник отказался продать им вина. Так вышибли дверь, лавочника подвесили вверх ногами, сами напились и народу вино силком продавали! По хозяину и слуги!

Нан помолчал.

– Да, – сказал наконец инспектор, – наместник имел повод для убийства человека, – но не для похищения бога.

– Но убийство-то важнее кражи, – возмутился Шаваш. – Какая разница, кто стащил этот подсолнух? Что-то я не припомню вреда государству от подобных краж. Даже когда в столичном храме выдрали все восемь сапфировых глаз старца Бужвы, наше правосудие ненамного ослепло. Ах, господин Нан, если кто-то спер этого Ира для пророческих целей, то он полный дурак, потому что ему лучше было бы ограбить казну уннушикова храма и раздать деньги своим последователям. А если правда, что Ир обидчив, как девица на выданье, так он сам исчез после убийства, и теперь объявится неизвестно когда.

Нан усмехнулся про себя. Шаваш не видел причины отличать Ира от любого другого идола или природного явления, – так подсказывал ему обыкновенный здравый смысл. Только куда-то делся в Харайне здравый смысл: наместник провинции разоряет убежища, дядя его кормит с собственного стола городскую чернь, араван якшается с сектантами… Плохо! Ой, плохо! Вряд ли удастся изобличить сына Ира до Большого Ирова дня. Стало быть, придется убивать человека по одному подозрению; и в монастыре будет трудно объяснить, как это можно убить человека по одному подозрению.

– Нету богов! – заявил Шаваш, – а этот Ир – проделка здешних монахов. Мало ли какие фокусы они придумывают! Бывает, что кипят сами собой чаши и статуи плачут, а на поверку все это обман народа и ловкость рук! Что же касается пророков, то они случаются не от гласа божьего, а от усилий приверженцев. Так что даже если через человека говорит бог, а поклонников у него нет, все сочтут его идиотом. А в другом никакого бога нет, зато есть тысяча поклонников, – и вот этот-то и станет пророком.

– Полюбуйся, – вдруг сказал инспектор, – протягивая со стола бумагу. Это был очередной донос. В доносе было сказано, что араван Нарай построил в Архадане школу для сирот, а на деле в этой школе люди Кархтара обучают сирот дурным книжкам и колдовству.

– У господина аравана достаточно поклонников, – заговорил Нан, – да вот и новое поколение он воспитывает, как в столице, помнишь?

Шаваш очень хорошо помнил.

– Можно ли найти лучшего главу для бунтовщиков, грезящих новой отменой «твоего» и «моего», нежели араван Нарай, чьи мероприятия в столице свидетельствуют о его верности взглядам, изложенным в его книгах. О чем он говорил с бунтовщиком Кархтаром за день до начала арестов, что Кархтар вышел от него, цветя лицом, как крокус в апрельский день? Почему в списках, составленных араваном, стоят люди, мешавшие сторонникам Кархтара? А тех крупных сектантов, которых и так весь Харайн по имени знает, успели предупредить, и они разбежались! Почему так быстро оказались у столицы разбойники: по времени выходит, что их просили помочь освободить арестованных еще до начала арестов!

Инспектор резко встал.

– Бунт в Малый Иров день был организован совместно Кархтаром и араваном. Кархтар привел народ к монастырю, чтобы расправиться со всей неугодной верхушкой провинции, но толпа оказалась не так охоча до убийства, как думали заговорщики. Вероятно, потому, что главных заводил оставили представлять «Драму о козлоножке» с эпилогом… Тогда араван понял две вещи. Первое – народ не умеет бунтовать одной силой горя, без бога. Второе – судью все равно необходимо убить, потому что толпу возмутили под предлогом ареста невинных людей. Все полагали, что судья действовал по приказу наместника, и было бы очень нехорошо, если бы открылось, что судья в этом деле действовал по приказу народного заступника аравана Нарая. Глупый судья изменил наместнику, желая спасти свою шкуру, а вышло так, что Нарай использовал его и тут же убил!

И если господин араван через шесть дней объявит себя сыном Ира и обновителем империи, то резня будет куда больше, чем при восстании Аттаха. Потому что Аттах был просто неграмотным крестьянином, который повторял вопли собственного войска, а Нарай – фанатик, из тех, кто готов без колебания пожертвовать собственной жизнью, но почему-то без колебаний жертвует жизнью других. Мне нужен Кархтар, и нужен только живым. Уж из него-то я выбью всю правду о его сношениях с араваном!

Нана словно подменили. Шаваша слушал его, слегка закусив губу. По приезде в Харайн инспектор вел себя, будто намеревался не раскрывать преступление, а предотвращать катастрофу по всей ойкумене.

– Ваша версия, Нан, – покачал головой Шаваш, – покоится на сомнительном допущении, что Ир и в самом деле способен творить чудеса – это раз. И она не объясняет, что за человек пытался выкрасть из дома покойника сомнительные для наместника документы – это два.

– История с документами не обязана иметь отношение к истории с мятежом, – сердито возразил Нан.

Шаваш раскрыл было рот, но внезапно деланно зевнул и поднялся, коротко пожелав господину инспектору удачной ночи и пророческих снов. Нан молча морщился в кресле, мял в руках толстую луковицу карманных часов. Эта привычка вечно ходить с часами Шаваша весьма раздражала. Инспектор нянчился с новомодной игрушкой беспрестанно, как другие – с талисманами. Но Шаваш не собирался зависеть ни от воли богов, ни от воли какой-то механической машинки.

У двери Шаваш обернулся:

• Предыдущая
• 23/57
• Следующая