Призрак и другие соучастники - Романова Любовь Валерьевна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/51
- Следующая
— Ну и чего мы глазеем? — услышала девочка недовольный голос.
На шатком стульчике, неподалеку от двери устроилась маленькая женщина с вязанием, которая подозрительно смотрела на Стасю поверх стареньких, перемотанных изолентой, очков. Острый нос и абсолютно круглые глаза придавали ей сходство с толстенькой таксой.
— Что-то я тебя раньше не видела. Никак новенькая? Почитать пришла, али от скуки заглянула?
— Почитать. Я, действительно, новенькая. Третий день в интернате. А вы всех детей в лицо знаете?
— А тож, тридцать лет без малого здесь работаю.
— Правда? Наверное, дольше всех учителей!
— Правильно, — заулыбалась библиотекарша, — Мы с Сергеем Николаевичем Загубским вместе начинали, царства ему небесного.
— Давайте, познакомимся. Меня Стася Романова зовут.
— А меня Любовь Никитична.
— Очень приятно. Кажется, вы в ночь убийства дежурили…
— Ох, дежурила. Вспомнить страшно! Я же два раза в неделю в ночную смену подрабатываю. Платят-то здесь не густо, а у меня внуки… Даже не знаю, как я теперь по ночам буду дежурить? Жуть! Чего тебе нужно-то? — От подозрительности библиотекарши не осталось и следа. Ей понравилась вежливая девочка.
— Я хотела почитать что-нибудь об истории рода Вершицких…
— Вот те на! Сколько лет никто князем не интересовался, а сегодня все книжки про него просят.
— А что, кроме меня еще кто-то про Вершицкого спрашивал?
— Да вон, мадама из Москвы сидит — читает книгу Сергея Николаевича Загубского. Как раз перед его смертью вышла. Он десять лет материал про князя собирал, а в печати его так и не увидел…
— Но у вас же есть еще экземпляры этой книги? — с надеждой спросила девочка.
— В том-то и дело — нет! Напечатали ее крошечным тиражом. Весь по рукам разошелся. У нас в интернате три штуки было. Одну начальству заезжему подарили, другая на руках, а третью, вон, гостья, второй час читает.
В этот момент холеная женщина в меховом манто встала и направилась к выходу из библиотеки.
— Я возьму ее, — бросила она, походя, — запишите на меня.
— Как же я запишу… — крикнула вслед библиотекарша, — Я же имени вашего не знаю.
Но женщина уже исчезла за дверью.
— Ох, плутовка, — вздохнула Любовь Никитична, — Чует мое сердце — пропала книга. Хотя, постой. Кажется, был у меня еще один экземпляр. Личный. Подожди тут.
И библиотекарша исчезла за стеллажами. Девочка постояла немного, а потом пошла следом. Бабушка, конечно, осудила бы такое поведение, но Стасе не терпелось заглянуть за эти огромные стеллажи.
Первое, что она увидела, был маленький столик, на котором стоял электрический чайник и чашки, а рядом сидела Алиса Сергеевна.
— Привет, дружище, — повернулась она к девочке, — Ты как здесь очутилась?
— Я за книжкой пришла, которую Сергей Николаевич Загубский написал, — ответила девочка, — Ее Любовь Никитична пошла искать.
— Ну, посиди со мной. Здесь так уютно…
Алиса Сергеевна выглядела как-то иначе, чем прежде. Под глазами темные круги, в уголках рта обозначились печальные складочки.
— Алиса Сергеевна, у вас что-то случилось?
— С чего ты взяла? Все в порядке.
— Я же вижу! У вас глаза измученные, да и ребята из моего класса, говорят, что вы здесь ночевали…
— Стася, что за глупости! Я просто устала, и решила не ходить домой.
И тут Стася, по меркам ее бабушки, повела себя совсем уж неприлично.
— Скажите честно, это как-то связано со смертью Забияко? — напрямую спросила она.
Алиса Сергеевна отвела глаза, — Кто он вам?
Учительница немного помолчала, а потом начала говорить.
— Даже не знаю, стоит ли тебе об этом рассказывать. Понимаешь, Забияко, Петр Николаевич, он мой… он был моим отчимом. Мама вышла за него замуж, когда мне исполнилось одиннадцать лет…
… Петр Николаевич был уверен, что наделен настоящим педагогическим талантом. Это озарение посетило его во время работы пионервожатым в летнем лагере. Он тогда до мелочей продумал систему воспитания гармоничной личности. Одна беда — с детьми ему не везло. То попадались какие-то избалованные маменькины сынки, то малолетние хулиганы, которые никак не хотели внимать наставлениям молодого воспитателя. Но, не смотря на это, свою жизнь Петр Николаевич связал с педагогикой — сначала работал в комитете образования городской администрации, потом перебрался в министерство образования. Поэтому всегда, заслышав слова старой педотрядовской песни «Кусочек сердца отдавать кому-то — такая, брат, у нас с тобой работа», утирал скупую слезу. Вот только своих детей у Забияко не было. Приходилось думать сразу обо всех детях страны — на себя ни сил, ни времени не оставалось. И вдруг в его распоряжении оказалась целая одиннадцатилетняя девочка. Тоже, нужно сказать, порядком избалованная своей матерью, новоиспеченной женой Петра Николаевича, и ее многочисленными родственниками. А что вы хотите, когда ребенок растет без отца? Ну, ничего! Все еще поправимо. Нужно только системно подойти к вопросу воспитания. И Забияко подошел. Для начала он заставил Алису обращаться к нему и ее маме только на вы. Потом запретил гулять, ходить в гости и приглашать к себе друзей — к чему нам дурное влияние испорченных подростков? Дальше потребовал избавиться от всей одежды и взамен купил ей черные шерстяные платья, в которых девочка походила на воспитанницу церковного приюта. Мама, конечно, сочувствовала дочери, но спорить с мужем не стала — боялась потерять. Он вон какой солидный мужчина, а ее уже даже молодой не назовешь — четвертый десяток разменяла, так не долго до старости одинокой прокуковать. И Алисе не оставалось ничего другого, как терпеть педагогический эксперимент отчима. Ради мамы. Но однажды терпению девочки пришел конец. Забияко внезапно решил, что собака — бестолковый рыжий спаниель, который жил в их доме уже четыре года — вредит правильному воспитанию падчерицы. Возможно, к этому решению отчима подтолкнула обглоданная проказником любимая записная книжка. И Петр Николаевич, пока Алиса была в школе, отвел пса на птичий рынок.
Когда девочка вернулась домой и не обнаружила своего лохматого друга, она бросилась искать его в соседних дворах. Весь день Алиса бегала по заснеженным улицам Тихореченска, звала пропавшего пса, пока окончательно не охрипла. Не смотря на все запреты отчима, она пришла домой поздно ночью, и только тут узнала, что Забияко продал собаку.
— Тебе нужно думать об учебе, а не отвлекаться на пустяки, — объяснил он Алисе.
Но негодница отчего-то не хотела понимать таких простых вещей. Она топала ногами, кричала как сумасшедшая, называла отчима садистом, равнодушной скотиной, моральным уродом и другими неприятными словами.
На следующий день у девочки поднялась температура. Врач «Скорой» поставила диагноз «воспаление легких» и увез ее в больницу. Целый месяц Алиса провела в унылой серо-зеленой палате. За это время Забияко получил назначение в Москву, куда вскоре и переехал вместе с женой. Девочку оставили в Тихореченске, на попечении тети Лены — родной сестры матери Алисы. Перед отъездом мама в последний раз навестила дочь.
— Прости меня, малыш, — прошептала она, обнимая плачущую девочку, — У тети Лены тебе будет лучше. А я смогу обеспечить твое будущее… Ты потом все поймешь.
Но Алиса так и не смогла понять. Да, конечно, тетя Лена относилась к девочке как к родной. Тем более, что своих детей у нее было. Да, конечно, мама каждый месяц исправно присылала приличную сумму денег на содержание дочери… Но разве это могло заменить ее присутствия? А главное, девочка чувствовала, что не сладко живется ее матери с Забияко. Видимо, потеряв возможность мучить Алису, он переключил свои педагогические способности на жену. Поэтому девочка решила, что при первой возможности заберет ее из Москвы, и они наконец-то будут жить вместе. Но ее мечтам не суждено было сбыться. Три года назад мама умерла от рака легких. Сгорела за полтора месяца. С тех пор, Алиса не видела Забияко, но часто думала о нем.
- Предыдущая
- 13/51
- Следующая