Отмели Ночи - ван Ластбадер Эрик - Страница 25
- Предыдущая
- 25/59
- Следующая
Ронин был потрясен.
Он обнаружил, что глаза у него закрыты. Когда он открыл их опять, высоко в воздухе снова звонили колокола. На негнущихся ногах он прошел через деревянный портал. Ощущение было такое, что дуновение мелодии перенесло его в другой мир. Воздух, насыщенный благовониями. Тусклый и коричневатый свет, словно поблекший от древности. Каменные стены, мраморные колонны, неразличимый во мраке потолок.
В отдалении горели свечи – бессчетное множество желтых свечей. Маленькие огоньки подрагивали, напоминая танцоров, готовящихся к представлению. Благовония и дым от свечей как будто придали воздуху третье измерение. Ронин двигался медленно, словно преодолевая сопротивление воды и чувствуя себя рыбкой в пруду. Века нависли над ним слитками серебра, плотные и прекрасные.
Потом ему показалось, что он слышит кашель, приглушенный и вопрошающий, больше похожий на рык животного. Голос, настолько далекий, что Ронин услышал лишь эхо, произнес: «Разыщи его». Тихий шаг на мягких лапах. Легкое, словно шорох осенней листвы, поскребывание. «Ты должен его разыскать». Отголосок от эха. Затих. Пропал.
Он полусонно осмотрелся вокруг. Снова в пространстве разлилось пение, прозрачное, безмятежное, насыщающее воздух призрачным ароматом звука. Косые струи коричневатого света падали сквозь высокие узкие окна, окрашивая каменный пол и тростниковые циновки. Он был один.
Он почему-то подумал о бронзовой урне и старце, что так тихо сидел рядом с ней.
Он так и сидел там, когда Ронин вернулся в изысканный сад. Глаза закрыты. Неподвижное изваяние. Рыбы лениво плавают в пруду. Гортанно журчит вода. Колокола молчат.
Приблизившись к каменной стене, Ронин вышел через деревянную дверь. Как только он закрыл ее за собой, на него тут же обрушился нестройный городской шум – налетел неистово и отчаянно, словно облако саранчи в летнюю жару.
Он пошел наугад, все еще ошарашенный, все еще под впечатлением от этого странного места. Он долго бродил по улицам, пока не понял – по угасающему свету, – что день уже почти на исходе. Ронин спросил у какого-то тучного, щербатого и потного торговца, скучавшего в дверях своей лавки в ожидании посетителей, как добраться до резиденции риккагина. Торговец внимательно посмотрел на него, на его одежду, на меч на бедре, на кошелек на поясе.
– Не желаете ли поужинать, господин?
Дыхание его было зловонным.
– Да, но...
– Может быть, гуся. Или отличного, только что зарезанного поросенка. – Голос торговца сделался заискивающим. – Чудесный такой поросеночек, очень мясистый и по самой сходной цене. Всего двадцать медных монет.
– Прошу сказать мне, где...
Торговец нахмурился.
– Если же вы думаете пойти к Фарре, так вот что я вам скажу: его мясо моему и в подметки не годится. – Он заломил пухлые руки страдальческим жестом. – А уж какие он цены заламывает! Надо бы доложить зеленым.
– Улица Контрабаса недалеко отсюда?
– Надо бы, да... но я человек не мстительный, кого угодно спросите на улице Бурого Медведя. Я простой честный коммерсант. Я в чужие дела не лезу. Не спрашивайте меня, что делается за углом или... – он многозначительно закатил глаза, – наверху. Если я вам скажу...
– Прошу вас, – перебил его Ронин, – мне нужна улица Контрабаса. Как мне туда добраться?
– Если им нравится делать все эти подлости, то кто я такой, чтобы говорить...
Ронин оставил его и пошел прочь, не разбирая дороги.
– Вот и ступайте к Фарре, как вы, верно, и собирались с самого начала, – крикнул ему вслед толстяк визгливым голосом. – Вы друг друга стоите!
Он миновал магазин ковров на улице Трех Вершин. Здесь было полно покупателей и приказчиков, похожих друг на друга как две капли воды. Дальше располагалась аптека, над дверью которой на древних скрипучих цепях висел огромный каменный кувшин; пыльная витрина была забита маленькими разноцветными пакетиками, склянками с какими-то порошками, подозрительно похожими на песок, кувшинчиками с жидкими снадобьями. В центре этого изобилия стояла высокая ваза с крышкой, наполненная желтоватой жидкостью, в которой плавал корень, очертаниями напоминающий человеческую фигуру. Цвет он имел темно-коричневый, с оранжевым оттенком, и от него отходило множество нитеобразных отростков. Эта вещь почему-то заинтересовала Ронина, и он вошел в лавку.
Помещение было длинным и узким, ужасно пыльным и каким-то обшарпанным. По правой стене шли шкафы из дерева и стекла, в которых стояли пузырьки с жидкостями и коробочки с порошками – сотни лекарств на все случаи жизни: от головных болей и болей в животе, от судорог и отеков. За прилавком у противоположной стены стоял сам владелец аптеки, маленький, старый и весь согнувшийся, словно под бременем прожитых лет. Вид у него был печальный. Миндалевидные глаза. Желтая кожа, тонкая, как рисовая бумага, и почти прозрачная. С подбородка у него свисали длинные пряди усов; больше волос не наблюдалось. Он отмерял порции какого-то сапфирового порошка на чистые белые квадратики рисовой бумаги.
При появлении Ронина старик поднял голову.
– Чем могу служить?
– Далеко ли до улицы Контрабаса?
– Это как смотреть.
Узловатые желтые руки продолжали работу.
– На что? – не понял Ронин.
– Какой дорогой вы пойдете, естественно.
Закрыв коробочку с порошком, старик аккуратно поставил ее на одну из полок, тянувшихся до потолка у него за спиной. Потом опять повернулся к Ронину.
– Если вы пойдете напрямик по тому переулку, что ведет на дорогу Голубой Горы, то тогда вам идти всего пять минут.
Он принялся ссыпать кучки порошка в голубые стеклянные пузырьки.
– Но если вы пройдете чуть дальше по улице Трех Вершин, до пересечения с Нанкином, дорога будет гораздо безопасней.
Он наполнил уже два пузырька.
– Длиннее, но безопасней.
Он кивнул.
– Однако, как я понимаю, – он поднял глаза на Ронина, – вы зашли сюда не только для того, чтобы спросить у меня, как пройти до улицы Контрабаса.
Он ткнул в сторону витрины скрюченным пальцем.
– Это вам всякий скажет. Вы зашли, чтобы спросить насчет того корня.
Ронин не смог скрыть удивления.
– Как вы узнали?
И снова старик принялся наполнять пузырьки, закрывая их пробками.
– Как бы там ни было, вы не первый. Он там выставлен не для украшения, хотя большинство прохожих именно так и думают.
Ронину это уже надоело.
– Так вы мне скажете?
– Корень, – заговорил старик, выстраивая пузырьки на полке, – он очень древний. И, как и все древности, он имеет свою историю. О да! Но, боюсь, не особенно радостную.
Он пару раз шмыгнул носом.
– Подойдите поближе. – Старик кивнул. – Да. Значит, именно вы и были в храме.
Он на мгновение прикрыл глаза.
– Запах благовоний остался.
– Но что...
– Я ведь слышал звук рога.
– Рога?
– Он возвещает о пришельце. Пришельце.
– Глупость какая. Это всего лишь один из храмов Шаангсея.
Старик как-то странно улыбнулся, и Ронин увидел, что зубы у него покрыты черным лаком. Он вспомнил обезьяноликую женщину в таверне: какие тайны она продавала и по какой цене?
– О нет, – старик покачал головой. – Храм стоял здесь задолго до появления самого Шаангсея. Город вырос вокруг него. Это – храм другой расы. Его построили существа, ушедшие с этого континента еще до появления человека.
Он благоговейно пожал плечами.
– Во всяком случае, так говорят.
– Но в саду храма был человек.
Снова улыбка, уклончивая и многозначительная.
– Тогда, вероятно, это неправда – то, что говорят. Вы понимаете, люди часто обманывают и говорят только то, что, по их мнению, вам надо знать. А то, чего вам знать не надо... об этом просто умалчивают.
Старик приложил руку к голове, словно она у него болела.
– Например, о том доме на улице Контрабаса.
Ронин уставился на него.
– Что?
– В сторону Нанкина.
– Но вы же сказали, что этот путь длиннее.
- Предыдущая
- 25/59
- Следующая