Французский поцелуй - ван Ластбадер Эрик - Страница 31
- Предыдущая
- 31/149
- Следующая
Сутан выбрала это время и это место не случайно. В Ниццу она вернулась с виллы Муна накануне вечером. А теперь вот сидит в «Сафари», потягивая «Кампари» с содовой. Ее неизвестный преследователь искал что-то в ее отсутствие, что-то, принадлежащее Терри. Но не нашел. Но не оставил надежды либо найти это, либо разузнать, к кому перешел интересующий его предмет. Вот он и продолжает следить за ней.
Через темные стекла очков она наблюдала за тем, что происходит на цветочном рынке внизу. Солнце припекало и, будучи почти прямо над головой, почти не давало тени. Она выбрала это время дня именно потому, что сейчас там мало народу. Приди она раньше, она рисковала бы не заметить свою «тень» среди толпы, наводнившей рынок. Приди она позже, там было бы вообще пустынно, и он, став более осторожным, тоже ускользнул бы не замеченным.
Сутан была довольно высокого мнения относительно своей внешности. Она знала, что красива. И не только красива, но и желанна многим мужчинам, что не обязательно сопутствует красоте у женщин. Золотой цвет кожи и полуполинезийские — полуазиатские черты лица. Длинные черные волосы не закрывают широкий лоб, а убраны назад и заплетены в толстую косу. Единственное украшение, которое она позволяла себе носить, это простое кольцо из красного жадеита, драгоценное только тем, что его ей подарил Терри.
Она также знала о своей незаурядности. Ее дух закалился в страданиях. В ней смешалась французская и кхмерская кровь, и это не могло не оказать влияния на ее характер. С таким наследием нельзя быть слабой.
Ее мать имела несчастие возжелать могущества и богатства. Она вышла замуж за француза. Но быть женой могущественного чиновника в колониальной Камбодже имело кроме положительных — богатство и влияние — также и отрицательные стороны. Горечь взаимоотношений между родителями — мать не могла оставаться слепой к страданиям своей родины под гнетом чужеземцев — ожесточила Сутан и сказалась на всей ее жизни. Взрывной темперамент входил в противоречие с буддийской религией матери, основным достоинством почитающей терпение.
Вот что унаследовала Сутан от своих родителей. Конфликты между ними были отражением истории ее страны и они послужили причиной двойственности, характерной для Сутан с самого детства.
За те десять или около того минут, что Сутан находилась на своем наблюдательном посту, пожалуй, около трех десятков людей попало в поле ее зрения. И, хотя каждый из них задерживал ее внимание не более чем на тридцать секунд, было ясно, что это не то, что ей нужно. Двое молодых французов, заметив ее, сели за столик, откуда было наиболее удобно разглядывать ее ножки. Сутан скрыла улыбку за стеклами темных очков.
Последний из продавцов цветов сложил свой столик и ушел. За соседний столик уселось шумное семейство из шести человек. Долговязый официант подошел обслужить двух молодых французов. Когда он подошел к Сутан, она опять заказала «Кампари» с содовой.
Священник-иезуит привлек внимание Сутан, когда он попал в поле ее зрения во второй раз, хотя она запомнила его уже с первого его появления на площади, как, впрочем, и других прохожих. Он пришел на Кур-Салейа по улице, ведущей к оперному театру, и, странное дело, второй раз он появился, идя тоже с этого направления. Это могло означать только одно: он не возвращается откуда-то, выполнив какое-то дело, а пришел по делу сюда, на рынок, и теперь ходит кругами.
Проходя по второму разу, он остановился перед навесом пиццерии, расположенной на первом этаже здания ресторана «Сафари», но ничего не купил, что было его второй ошибкой. Он достал большой платок и вытер вспотевший лоб.
Она отвела глаза от святого отца. Подошел официант, принес ее заказ. Заметив, что иезуит все не уходит, она встала и, покинув веранду, прошла вглубь, к стойке бара, где было прохладно и царила полутьма. На резной крышке бара из красного дерева лежали красиво уложенные свежие фрукты.
Она справилась, где здесь уборная, хотя прекрасно знала, что надо идти направо и вниз до самого конца.
В уборной было как на дне колодца. Свет и звуки, достигая этого места, странным образом преломлялись. Гротескные тени скользили по стене, будто нарисованные кистью сюрреалиста. Обрывки разговоров людей за столиками долетали сюда окутанными многоголосым эхо.
Сутан вошла в кабинку, закрыла за собой дверь и замерла в неподвижности, прислушиваясь. Наконец она услышала звуки осторожных шагов.
В тесной кабинке была тишина. Сутан не слышала движений своего преследователя, но чувствовала его близость. Усилием воли она заставила тело расслабиться, внимательно наблюдая за ручкой двери. Она не заперла ее за собой, и вот теперь ручка начала медленно подниматься.
Сутан повернулась к двери правым боком и приподняла юбку, под которой у нее ничего не было.
Дверка скрипнула ржавыми петлями. Она увидела, что на пороге стоит отец-иезуит. Его черная сутана придавала ему зловещий вид, как у ворона.
— Oui, monsieur? — спросила она.
— Pardon, madame. — Но он замешкался. Всего на мгновение замешкался, не в силах отвести глаз от курчавых волосиков у нее между ног.
Но этого мгновения было достаточно для Сутан, чтобы врезать святому отцу в солнечное сплетение напряженными пальцами правой руки. Тот согнулся пополам и она, ударив его головой о косяк двери, втащила в кабинку.
Заметив, что в левой руке священника зажат нож, который он сейчас попытается пустить в ход, Сутан спокойно нажала подушечкой большого пальца правой руки на болевую точку, расположенную в правой части носа, и жала до тех пор, пока он со стоном не разжал пальцы. Нож звякнул, упав на кафельный пол.
— Кто ты? — спросила Сутан, опять нажимая на точку, где проходит лицевой нерв.
От боли и ужаса глаза иезуита закатились.
— Зачем ты следишь за мной?
Опять нажатие.
— Что ты искал в моем доме?
Рот иезуита открылся. Он беззвучно шевелил губами, силясь что-то произнести. Боль расплавленным свинцом залила ему глаза. — Ле-е-ее... Ле-е-с Мечей, — наконец смог выговорить он.
— Что? — встряхнула его Сутан. — Что ты сказал? Иезуит повторил свои слова.
— Чушь. Не верю, — крикнула Сутан. Лес Мечей, насколько она знала, был мифом. Это оружие с тремя лезвиями, сделанное специально, чтобы остановить Будду. Так это или не так, но это оружие является символом власти, могущественным талисманом, в который свято верят исповедующие «муи пуан».
Муи Пуан — так называется апокрифическая книга буддистов, ставящая под сомнение официально признанное утверждение, что четыре состояния из 31 являются своего рода адом. Согласно этому апокрифу, существует целая тысяча состояний, которые можно классифицировать как ад, и в нем описываются способы вызывания демонов и фальшивых «бодхисатва», которые управляют этим многоликим адом.
Молодое поколение кхмеров, особенно в больших городах, и слыхом не слыхивали о Муи Пуан. Но северные племена, обитающие на плато Шан, знают эту книгу прекрасно. Они являются наиболее убежденными сторонниками Теравадан-Буддизма, и страх перед этими запрещенными текстами управляет их жизнью. Мысль о том, что главный талисман, описанный в Муи Пуан, действительно существует, является просто кощунственной для правоверных буддистов.
Человек, обладающий Лесом Мечей, будет иметь неограниченную власть в провинции Шан. Он сможет положить конец вечной войне между местными князьками за верховенство в наркобизнесе и взять это дело всецело в свои руки. А это значит, что в руках этого человека будет не только неограниченная власть, но и неограниченное богатство.
— Ты лжешь! — Сутан заметила, что она уже кричит. — Какой Лес Мечей? Это миф, распространяемый невежественными людьми!
— Я видел часть, составляющую Лес Мечей, своими глазами, — возразил священник. — И я упал на колени, увидав ее. Я чувствовал, как вся комната дрожит от энергии, подобной холодному пламени, излучаемой им. Это был нож, описанный в священной книге, — самый маленький из трех предметов, составляющих Лес Мечей. — Его лицо перекосилось от боли, которой, казалось, не будет конца.
- Предыдущая
- 31/149
- Следующая
