Черное сердце - ван Ластбадер Эрик - Страница 35
- Предыдущая
- 35/185
- Следующая
– Да.
Голос был человеку незнаком, однако он произнес:
– Он пришел к старику.
Связь тут же прервалась, и человек побрел к своей машине. Вот уже больше часа он мечтал о порции мороженого в вафельном рожке.
– То, что ты держишь в руках, важнее для меня всего на свете, – сказал Трейси.
Отец поднял голову. Сидящая у него в глазу лупа часовщика придавала ему сходство с пучеглазым морским чудищем. Он разглядывал сына с таким же напряженным вниманием, с каким мгновение назад изучал «клопа».
– В тебе есть стержень, Трейс. Я об этом позаботился, – и старик вновь склонился над устройством. Он так исхудал, что, казалось, острые лопатки вот-вот прорвут кожу.
– Мама это понимала. И не любила это во мне. Она хотела чтобы я был другим, не таким, как хотел ты. Поэтому иногда мне кажется, что я – какой-то гибрид.
Старик включил специальную, не дававшую теней лампу.
– Жаль, что с губернатором так случилось... Ага! – Старик очень осторожно держал подслушивающее устройство длинным пинцетом с изогнутыми концами. Трейси увидел, как отец поближе поднес к глазам устройство и присвистнул – он помнил этот свист с самого детства. Трейси смотрел на ставшую такой худой шею отца, видел, как резко выступают вены.
Трейси отвернулся, взглянул в окно на огромное дерево грецкого ореха в заднем дворе. Сколько раз в детстве он взбирался на это дерево? И сколько раз мама кричала ему: «Слезай, Трейси! Это очень опасно!» Мир казался матери полным опасностей, и она хотела уберечь от них Трейси. А он каждый раз бежал за поддержкой к отцу, не подозревая, что у родителей прямо противоположные взгляды на его воспитание и уступать друг другу они не собираются.
Мой отец, мой несокрушимый отец, подумал Трейси. И стиснул кулаки так, что ногти впились в ладонь.
– Ну, по крайней мере, раз умом тебя не обделили. – Трейси понял, что отец имеет в виду подслушивающее устройство. – Если б ты дал эту штуку какому-нибудь хваленому эксперту, он бы даже не понял, что перед ним, – Луис Ричтер откинулся на спинку стула и вынул из глаза лупу. – А я понял.
Он всегда гордился своими знаниями, подумал Трейси.
Старый Ричтер поднял пинцет с «клопом».
– Это маленькое устройство, – сообщил он, – способно воспринять любой слышимый человеческим ухом звук в диапазоне от двадцати герц до двадцати тысяч герц и донести его до приемника, находящегося на расстоянии пятидесяти миль, – на лбу его выступили крупные капли пота, встревожившие Трейси. – Черт побери, – задумчиво произнес он. – Я должен был изобрести такое устройство десять лет назад. Почему не я его придумал? – Он помахал пинцетом. – Но я все же могу такое создать.
– Мы нашли эту штуку на дне графина с грушевым бренди, – Трейси не хотел, чтобы отец отвлекался от темы. – Ее спрятали в самой заспиртованной груше.
– С ума сойти! – воскликнул Луис Ричтер. – Я бы хотел встретиться с тем, кто это сделал.
– И я тоже, – ответил Трейси.
– А когда я отказывал тебе в твоих желаниях? – горделиво произнес Луис Ричтер.
Киеу вышел из скоростного лифта на предпоследнем этаже здания на Голд-стрит в Нижнем Манхэттене. Мисс Кроуфорд уже ждала его. Уверенными шагами она направилась навстречу по устилавшему пол серому ковру, протянула руку для поцелуя. Киеу грациозно поклонился.
– Мерси боку, – пробормотала она. Глаза за очками сияли. Хорошо сшитый костюм из легкой буклированной ткани, легкий аромат дорогих духов: встречала Киеу сама мисс Кроуфорд, а не кто-либо из многочисленного штата секретарш, только потому, что с Киеу здесь считались.
Мисс Кроуфорд была женщиной выдающейся во всех отношениях: она имела несколько ученых степеней, но главным в ней был талант не вмешиваться в то, что ее не касалось.
Дела, связанные с Киеу, находились именно в этом ряду, однако, говоря «Проходите, он вас ждет», она в очередной раз подумала: «Я бы все на свете отдала за пару часиков наедине с этим божественным телом».
Киеу взбежал по широкой винтовой лестнице, также покрытой серым ковром. Вид, открывавшийся из офиса, который занимал весь верхний этаж, был восхитительным. Стеклянные стены-панели казались витринами ювелира, за которыми блистали драгоценности цивилизации: небоскребы Манхэттена, Центр мировой торговли, парк перед мэрией, воды Гудзона, и даже далекие очертания Нью-Джерси и Стейтен-Айленда.
На фоне панорамы Уолл-Стрита шагал высокий человек. В руках он держал лист с текстом телекса. Первое, что бросалось в глаза – все тот же странный контраст между загрубевшими, наработанными костяшками и наманикюреныыми ногтями.
Яркое освещение выгодно подчеркивало черты его лица: широко расставленные голубые глаза, тяжелую челюсть человека, привыкшего повелевать, прямой нос с резко очерченными ноздрями. Тщательно ухоженные усы были такими же седыми, как и шевелюра, лишь в последние несколько лет начавшая несколько редеть.
В этот момент раздалось жужжание интеркома, и человек махнул рукой Киеу: подожди.
Нажал на кнопку.
– Слушаю, Мэделайн.
– Мистер Макоумер, как вы и просили, я соединила вас с Харланом Эстерхаасом. Он на третьем канале.
Макоумер взял трубку.
– Сенатор! Рад вас слышать! – Голос его был полон воодушевления.
– Я тоже.
– Говорят, завтра вы должны быть в городе. Думаю, пришло время завершить нашу сделку.
– Я восхищен вашими источниками информации: я сам узнал, что поеду в Нью-Йорк, лишь час назад. – Сенатор рассмеялся.
– Давайте встретимся в четверть четвертого в Музее современного искусства. Знаете, где это?
– Нет проблем. Увидимся.
Макоумер положил трубку. Он улыбался:
– Хоть это и дорого – телефонная линия, которую невозможно отследить, однако она себя окупает.
Киеу уже прочел телекс, но Макоумер все же прокомментировал его содержание:
– «Вампир» – это настоящий успех. Сегодня он в двадцать седьмой раз поднимался в воздух с аэродрома «Голодная лошадь», – Макоумер говорил об аэродроме компании в глухой северо-западной части штата Монтана. – Двигатель с керамической камерой сгорания работает как часы, даже при повышенных нагрузках. Только представить! – Он обогнул сделанный из оникса письменный стол. – Двадцать семь вылетов всего лишь за восемь дней! Эта чертова штуковина в четыре раза легче двигателя из литого алюминия, к тому же не нуждается в системе охлаждения! – Лицо его сияло.
– Мы не ошиблись! Теперь мы можем установить на борту истребителя в три раза больше оборонительных и наступательных систем, чем на любом ином вертолете подобного типа и размеров.
Киеу тоже был доволен.
– А как насчет ССОД? – спросил он. Так они называли систему скоростной обработки данных: все бортовые компьютерные системы, включая ночное наведение на цель, были сделаны не на старомодных чипах, а на лазерах. Это означало значительное сокращение времени на обработку информации, и, следовательно, превращало «Вампир» в самый совершенный из существующих вертолетов, ибо его системы могли просчитывать, маневрировать и поражать цель быстрее других, даже быстрее баллистических ракет.
– Сегодня в небе над аэродромом было уничтожено девятнадцать целей за три секунды, – а «целями» они называли ракеты всех типов, правда, на этот раз лишенные своих смертоносных зарядов. – ССОД уничтожила все. Я недавно говорил по телефону с пилотом, он уверяет, что за двадцать лет своей боевой практики такого еще никогда не встречал. Он просто вне себя от восторга! Весь персонал «Голодной лошади» жил при аэродроме, чтобы избежать утечки информации.
– Итак, мы этого добились, – сказал высокий. – Вовремя и в пределах бюджета.
Киеу вновь глянул на телекс.
– И все это – благодаря двигателю с керамической камерой, – сказал он. – Идея Такакуры модифицировать двигатели для космических челноков НАСА оправдала себя. Но направление поисков подсказали ему вы. Это вы поняли, что с обычным двигателем мы не сможем создать истребитель шестого поколения.
- Предыдущая
- 35/185
- Следующая