Потерянная принцесса - МакДональд Джордж - Страница 9

• Предыдущая
• 9/16
• Следующая

Спасительница её принадлежала к тем, кто гораздо умней с чужими детьми, чем со своими. Такие матери — а их очень много — охотно дадут вам прекрасный совет и зорко подметят ваши ошибки, но вся их мудрость уходит в слова, на дела не остаётся. Разумные речи не знают одной дороги — к тому, кто их ведёт.

Жена пастуха подошла к постели, посмотрела на Розамунду и увидела, что ей получше, но в ней самой не нашла ничего хорошего. На принцессу она не походила с тех самых пор, как сбежала из дому. Да, щёки у неё ввалились от голода, а вот нос остался задранным, рот — жадным и капризным. Тут Мудрая Женщина ничего сделать не смогла бы, даже если бы ей помогала сама принцесса. Словом, жена пастуха подумала, что ей попалась плохая замена её хорошенькой дочке, хотя дочка эта была ровно такой же противной, только в другом, привычном духе — себялюбивая любовь слепа, и мать не замечала ни гордо вздёрнутого носа, ни кислой, самодовольной ухмылки. Как ни печально об этом говорить, принцессе повезло; если бы она понравилась своей спасительнице, та причинила бы ей много вреда.

— Ну, душенька, — сказала ей жена пастуха, — поднимайся, надо дело делать. Мы не можем кормить праздных людей.

— Я не «люди», — сказала Розамунда. — Я принцесса.

— Как же, принцесса, с таким-то носом! Да ещё в лохмотьях! Если будешь сказки рассказывать, я покажу тебе, что к чему!

Розамунда поняла, что мало назвать себя принцессой, когда нет доказательств, и послушно встала. Ей хотелось есть, а чтобы получить еду, надо было подмести.

Когда пришло время завтракать, явился пастух и был к ней добрее, чем жена. Он взял девочку на руки и поцеловал бы, но она сочла это оскорблением, ведь от него пахло дёгтем, и стала злобно брыкаться. Бедный пастух смутился и опустил её на пол, хотя, честно говоря, это он к ней снизошёл — легко ли целовать такую замарашку! Сам он был высокий, статный, с большим лбом, ясным взором, орлиным носом и приятной улыбкой; а принцессу я уже описал.

Обидевшись опять, что её бросили, она продолжала злиться и яриться, визгливо спрашивая, по какому праву посмели коснуться принцессы; но пастух, добродушно улыбаясь, смотрел на неё с высоты своего роста. Он думал, что капризную обезьянку называла принцессой неразумная мать.

— Да прогони ты её! — крикнула жена. — Кормишь её, поишь, уродину, и никакой благодарности! Поделом мне, не надо было брать такую невоспитанную тварь. Ах, то ли дело моя Агнес! Вот уж ангелочек! А эта — жаба жабой…

Услышав такие слова, принцесса совсем разъярилась — те, кто легко оскорбляет других, не выносят оскорблений. Оскалив зубы, сжав кулаки, она кинулась было на хозяйку и получила бы сдачи (та уже занесла руку), но тут, откуда ни возьмись, появился мститель получше, пёс по кличке Принц — нет, по имени, ведь он отличался редким умом даже для овчарки, которая умнее всех собак.

Принц кинулся к принцессе, свалил её на пол и стал трясти, да так рьяно, словно хотел разорвать в клочья. Вообще-то он вреда бы не причинил — пастушьи собаки осторожны, они носят в зубах новорождённых ягнят, — но для её же блага легко куснул раза два. Зная, что опасности нет, хозяин на него не прикрикнул, и умный пёс оставил её очень скоро. Укоризненно и гневно взглянув на Розамунду, он медленно пошёл к очагу, где и лёг, повернувшись к ней хвостом. Она поднялась, дрожа от страха, и юркнула бы в постель, но хозяйка закричала:

— Эй ты, принцесса! Днём у меня не валяются! Иди-ка почисти хозяину башмаки.

— Не буду! — взвизгнула принцесса, прыгая через порог.

— Принц! — позвала хозяйка, и пёс кинулся к ней, махая пушистым хвостом. — Верни-ка её!

Принц в два-три скачка настиг принцессу, снова повалил, уже на землю, и, взяв зубами за платье, принёс к ногам хозяйки, словно кучу тряпья.

— Вставай! — сказала хозяйка.

Розамунда, бледная как смерть, послушно встала.

— Чисти сапоги.

— Я не умею.

— Ты чисти, а там научишься. Вон — щётки, вон — вакса.

Тут жене пастуха пришло в голову, что хорошо бы сделать из жалкого создания примерную, воспитанную девочку. Вообще-то воспитывать она не умела, но благая мысль — всегда в помощь, и она догадалась попросить мужа, чтобы тот уступил ей на время собаку, которая и поможет в трудном деле.

Башмаки почистили с грехом пополам, пастух ушёл, и хозяйка разрешила принцессе поиграть одной, только так, чтобы её было видно из двери. Принцесса обрадовалась и решила, что будет удаляться понемногу, а потом — побежит. Но едва она вышла за порог, хозяйка сказала Принцу: «Смотри за ней!»

Когда мнимый враг превратился в друга, Розамунда пересмотрела свой замысел. Она понемногу отдалялась от домика, а когда дошла до расщелины, кинулась в неё, скрывшись из виду, а там — побежала со всех ног. Не пробежала она и десяти шагов, как услышала сзади какой-то шум и мгновенно оказалась на земле. Сверкая глазами, оскалив зубы, над ней стояла собака. Розамунда обняла её; собака стала лизать ей лицо и позволила встать, но, как только она ступала хоть шаг дальше, преграждала ей путь, грозно рыча. Уразумев, что сбежать не удастся, она оставила свои попытки. Так появился у неё наставник, и самый подходящий.

Вскоре жена пастуха кликнула её из дома. Она отмахнулась бы, но Принц успешно дал ей понять, что, если она не может подчиниться себе, придётся подчиняться ему. Они вернулись в домик; хозяйка велела ей начистить к обеду картошки. Розамунда обиженно отказалась. Тут Принц ничего не мог поделать, но у хозяйки нашёлся другой союзник.

— Что ж, ваше высочество, — сказала она, — посмотрим, как вы запоёте, когда сядем за стол.

Воображения у принцессы не было, и её не тронула бы мысль о том, что когда-то она проголодается, но, к счастью, после всех этих игр она уже хотела есть и угрозы испугалась. Словом, нож она взяла и картошку почистила.

Так мало-помалу Розамунда становилась лучше. Несколько раз сорвавшись и претерпев нападения Принца, она научилась хоть как-то обуздывать гнев, а два-три вечера без еды показали ей, что поесть можно только поработав. Первым её наставником был пёс, вторым — голод.

А главное, пса она полюбила. Заслуги у него было три — он был ниже её, он был животным, она его боялась. Понимаете, она была так испорчена, что ей было легче любить тех, кто ниже, а не тех, кто выше; легче любить зверей, чем людей; и наконец, легче любить того, кого боишься, а уж его клыков и огненных глаз она боялась больше всего на свете (волка она забыла). Кроме того, он был хорошим товарищем — пока она не сердилась и не нарушала повелений, он разрешал ей едва ли не всё что угодно. В сущности, он взял над ней такую власть, что она, непослушная дочь, смеявшаяся над самой мудрой в мире женщиной, стала в конце концов смотреть на собаку снизу вверх; и слава Богу.

Через месяц стало ясно, что Розамунда исправляется. Она не закатывала истерик и даже испытывала какой-то интерес к домашней работе. Однако перемены были только внешними. Она не притворялась, да и прежде не лицемерила, но изменилась не она, а её настроения. Попади она в другие обстоятельства, переменилось бы что-то ещё; а так — она была, насколько можно, такой же, как всегда. И всё-таки без её помощи кое-что стало в ней лучше: она чуть-чуть присмирела, мысли стали аккуратней, а значит — ей стало легче увидеть себя во всем убожестве и приложить все силы к тому, чтобы исправиться.

Мудрая Женщина незаметно следила за ней, подмечая все изменения. Она смотрела на неё из глаз одной овечки, удивлявшей хозяина тем, что он видел её несколько раз в день, но никогда не находил, пересчитывая стадо на ночь. Он знал, что она пришлая, и гадал, откуда она является, куда исчезает? На много миль в округе овечьих стад не было, а подойти поближе и посмотреть, есть ли на ней клеймо, ему не удавалось. Сколько он ни просил собаку пригнать её, та, подойдя к овечке, неуклонно ложилась у её ног.

• Предыдущая
• 9/16
• Следующая