Полководец - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 24

— Около того.

— Меньше, — уверенно сказала она. — Вот спорим, что меньше?

— Я точно не знаю.

— Назови примерно.

— Двадцать шесть.

— А мне девятнадцать.

— Я не спрашивал, сколько вам лет, госпожа.

— Я сама тебе сказала, болван, без всяких твоих вопросов… Ешь давай.

— Я уже сыт.

— Ешь понемножку. С перерывами. Ты отвратительно выглядишь. Зачем ты меня искал?

— Вы — единственный человек на свете… — Он запутался в словах и просто заключил: — Вы — это все, что у меня есть.

— В таком случае, — заявила Деянира, — у тебя нет ничего. Потому что я — не то, чем можно владеть.

— Может быть, это вы мной владеете, — возразил Евтихий.

— Давай еще раз, и все по порядку, — велела Деянира и постучала пальцем по краю плошки. — И не забывай об ужине. Рассказывай и ешь. Так ты утверждаешь, будто мы с тобой встречались раньше?

— Да.

— Где?

— В Гоэбихоне.

— Где конкретно?

— Возле гробницы Кохаги… Когда ее ограбили. Вы помните, что тогда произошло?

— Тролль, — вымолвила Деянира, морща лоб. — Там был тролль.

— Авденаго, — подсказал Евтихий.

— Так его звали?

— Да. Авденаго. Его тролльское имя, которым он гордился.

— А Этиго?.. Кто это такой? Еще один тролль?

— Это он меня так называл. На самом деле меня зовут Евтихий, — ответил ее собеседник.

Его даже не интересовало, почему она ничего толком не может вспомнить. И то, как она его встретила, тоже не слишком огорчило Евтихия. Не выгнала, снизошла до разговоров с ним — вот он и счастлив. Не человек, а приблудный пес.

Однако едва лишь Деянире пришло на ум это сравнение, весьма нелестное для Евтихия, как она тотчас же сообразила: нет, она ошибается. Приблудный пес всегда не уверен в хозяйской милости и из кожи вон лезет, выпрашивая подтверждения: скажи еще раз, о господин, что ты меня не выставишь, что ты всерьез намерен меня кормить и гладить по спине. А вот Евтихий ни мгновения не сомневался в своем будущем. Ему как будто было открыто нечто такое, о чем Деянира, при всей ее самоуверенности, даже не догадывается. Но он непременно ей расскажет. Он любит ее, он возьмет ее с собой в свое несомненное и счастливое будущее.

Здорово, а? И при том она даже не понимает, о чем идет речь.

— Авденаго ограбил гробницу Кохаги, — сказал Евтихий. — И мы с вами были тому свидетелями. Помните?

Она качнула головой и быстро прибавила:

— Не имеет значения, как много я забыла. Просто рассказывай.

— Кохаги был скороходом, — продолжал Евтихий.

— Ты ешь, — перебила Деянира. — Возьми еще колбасы.

Он послушно начал жевать, но затем сунул кусок за щеку и опять заговорил:

— Кохаги умел комкать пространство, сминать его, и там, под землей, в другом мире, — мы называли его «преисподней», — там множество тоннелей… Люди проваливаются в них.

— И ты туда провалился?

— Да, госпожа. Я провалился туда. Ухнул с головой.

— И что дальше?

— Мы выбрались на свободу. Считается, что такое невозможно, однако нам удалось.

— Каким образом?

— Старая гномская шахта.

— Ты видел гномов?

— Да, моя госпожа.

— И какие они, гномы?

— Они признали меня лишенным интеллекта.

При слове «интеллект» Деянира усмехнулась.

— Я склонна согласиться с гномами… Что-нибудь еще?

Он пожал плечами:

— Как только я получил свободу, я отправился к вам.

— Зачем?

— Потому что я люблю вас, — сказал он просто.

Деянира задохнулась. Она побледнела, потом вскочила, опрокинув стул, и наконец закричала:

— Что ты себе позволяешь? Бродяга! Тролльский холоп! Да, конечно, я узнала тебя! Этиго! Ты пропадаешь из города и шляешься неизвестно где, а потом возвращаешься, грязный и весь такой отвратительный, от-вра-титель-ный! Чего ты от меня ожидал? Что я заберусь на самую высокую башню и буду преданно смотреть на дорогу? Что я тебя не забуду? Поверь мне, уже забыла! Если бы ты хотя бы самую малость зацепил мое сердце, я бы помнила тебя, твое лицо, твои руки, твои глаза, твой голос, будь ты неладен, Этиго, но ведь ничего такого нет!.. Нельзя любить только имя.

Она поставила стул на место, уселась, оперлась о стол локтями и приказала Евтихию, сопровождая свои слова суровым кивком:

— Ешь. У тебя за щекой колбаса. Прожуй.

Он задвигал челюстью, а она смотрела на него в упор.

— Вы меня и вправду совсем забыли? — спросил он наконец.

— Я только что говорила тебе об этом, — фыркнула Деянира. — Да, ты вылетел из моей памяти, как сажа из трубы. Я вспомнила только имя, и то с усилием.

Она помолчала, собираясь с духом, чтобы сделать трудное для себя признание.

— Если уж честно, — заговорила она, — то в последнее время мне вообще кажется, что… многое происходит не так. Воспоминания путаются. Если точнее, то многие воспоминания не соответствуют действительности.

— Как это? — не понял Евтихий.

— К примеру, я помню нечто. Следствием из того, что я помню, должно быть то-то, а на самом деле — совершенное иное, — объяснила Деянира.

«Женщина — не истолкование реальности, а сама реальность», — пришли на ум Евтихию прощальные слова Фихана, и он машинально повторил их вслух.

— Считаешь меня дурочкой? — надулась Деянира.

— Считаю вас женщиной, — брякнул Евтихий.

— На языке мужчин «женщина» как раз и означает «дурочка».

— Да будет вам известно, гномы нашли признаки интеллекта только у женщины, которая была с нами.

— «С нами»? Ты уже несколько раз употребляешь это «мы»… Кто такие «мы»?

— Эльф, женщина и я.

— И гномы сочли тебя и эльфа дураками? — Деянира рассмеялась. — Отменная шутка! Это будет иметь успех на собрании подмастерьев.

Евтихий вздохнул.

— Вам видней, госпожа, как поступать, да только если вы расскажете эту историю подмастерьям, вам трудно будет потом выйти за меня замуж. Дразнить ведь будут.

— Повтори пожалуйста, я плохо расслышала, — попросила Деянира нехорошим тоном. — Кажется, мне почудилось, будто я собираюсь за тебя замуж?

— А разве нет? — простодушно удивился Евтихий.

Деянира махнула рукой.

— Обсудим позднее… Может, ты и прав, бродяга. Ладно, попробую растолковать тебе еще раз. Касательно моих воспоминаний и последствий неслучившегося, разумеется, а не насчет брака и прочих таких дел. Ну, любви. Ты меня понимаешь.

Евтихий притянул к себе кувшин, кружку и налил киселя. Деянира была единственной хозяйкой в Гоэбихоне, которая варила кисель. Другим просто в голову не приходило, что та самая штука, которая крахмалит одежду, может быть еще и съедобной.

— Смотри… — начала Деянира.

Он застыл — кружка у губ, взгляд насторожен.

— Вот смотри, положим, с некоторых пор я отлично помню, что перехватила заказ у Синака Таваци… И это мне не приснилось, потому что я хоть сейчас могу перечислить кучу всяких подробностей: как я стерегла заказчика, для чего переоделась мужчиной и провела всю ночь за воротами, чтобы он уж никак не мог меня миновать; и как воспользовалась в работе редким синим цветом, хоть он и просил сделать одежды своих персонажей голубыми… Кстати, синий цвет его просто восхитил, так что он по доброй воле заплатил мне немного больше, покрыв все мои расходы на выход из города. Таваци потом подослали ко мне подмастерье, Тайнон Таваци его звали, младший сын младшего сына, редкостный негодник… Видишь, сколько деталей? Во сне такого не увидишь!

— И что этот Тайнон Таваци? — заинтересовался Евтихий.

Деянира махнула рукой.

— Для описания данной ситуации Тайнон Таваци не имеет никакого значения!

— И все-таки, — настаивал Евтихий, — что между вами произошло?

Деянира помолчала немного, поджимая губы, как заправская старая дева, а потом бесстрастно произнесла:

— Драка.

Евтихий вздрогнул:

— Что?

— Драка, — чуть повысив голос, повторила Деянира. — Мы подрались. Недалеко от дома гильдий. Он стал обзывать меня, кидаться разной пакостью, грязью даже. Я подошла и ударила его в глаз. Он вцепился мне в волосы, я — ему, мы… В общем, мы покатились по мостовой. Он ударился головой о камень, а я села на него сверху и, пока он был без сознания, навесила ему синяков. У меня наперсток оставался на пальце, так что…