Охотники за ФАУ - Тушкан Георгий Павлович - Страница 84

• Предыдущая
• 84/91
• Следующая

Баженов колебался. Стоит ли ему заниматься делом Овсюгова? Не отпустить ли его? Ведь пятно на весь отдел…

Вошел Богун и доложил:

— До вас майор… виноват: подполковник Сысоев!

— Пусть подождет, — приказал Овсюгов.

— Проси, — распорядился Баженов.

Вошел Сысоев, поздоровался и сказал:

— Я за тобой. Прибыл генерал Соболев. Оформляй скорее и поедем.

— А тут нечего оформлять, не позорить же наш оперотдел! — поспешно подсказал Овсюгов и добавил: — Да и уместно ли в этом случае придерживаться буквы устава?

Сысоев переспросил, Овсюгов повторил.

— А мне показалось, я ослышался, — холодно сказал Сысоев. — Если не ошибаюсь, именно вы, подполковник

Овсюгов, когда разразилось ЧП с исчезнувшей оперативной картой Барущака, требовали везде и всюду придерживаться уставных положений.

Баженов больше не колебался. Он приказал внести плащ-палатку с вещами. Пришлось составить акт. Овсюгов отказался подписать. Допросили Аллу Дорохову и шофера. Она отпиралась, путала, лгала. Шофер все подтвердил.

— Не смею задерживать вас, товарищ подполковник, — сказал Баженов. — Сержант Дорохова и шофер — свободны. Свой рапорт по этому делу я направляю члену Военного совета. Напрасно вовлекли в это Дорохову.

— Чтобы так поучать, надо иметь на это моральное право. Забыл передать вам письмецо от вашей пе-пе-же!

Баженов, чтобы не упасть, уперся сжатыми кулаками в стол.

Овсюгов швырнул ему бумажку, сложенную треугольником.

Подполковник, Дорохова и шофер ушли. Баженов напряг все силы, чтобы преодолеть нахлынувшую слабость и тошноту, чтобы отогнать надвигающийся туман и эти огненно-красные цветы в тумане…

…Хоровод черных точек, замедляя вращение, постепенно превращался в круги и сплошные спирали, они утолщались, светлели, обретали контуры осмысленных изображений. Наконец, из тумана проступило лицо Сысоева, и Баженов очнулся.

Он лежал на кровати. Богун менял мокрые полотенца на лбу. Голова еще побаливала. — Вот так, — хрипло сказал Баженов, откашлялся, заставил себя спустить ноги с кровати и сесть. Сысоев сидел напротив и молча смотрел на него.

— Опаздываем в театр! — вспомнил Баженов.

— Еще не приехали, — успокоил Сысоев.

— Но ты ведь сказал…

— Камуфляж. Хотел подстегнуть тебя. Уж очень ты был настроен соглашательски.

— Так ведь Овсюгов прав: пятно на оперотдел!

— А уничтожение оперативной карты Барущака — это, по-твоему, не пятно? ЧП с Овсюговым — предупреждение другим.

Баженов осторожно встал. Голова кружилась. Он сделал несколько шагов и сел за свой стол. Взгляд его упал на письмо, сложенное треугольником. Он раскрыл его и прочел. «Спасибо за все! Отвечаю на интересующие вас вопросы. Наконец-то я вспомнила то слово: «Сейф»! Будете в Золотоноше — заезжайте. Ваша О. М.».

Баженов молча протянул письмо Сысоеву и крикнул:

— Богун, срочно пошли за командиром саперного батальона. Бери мой «виллис» и езжай за ним сам. Не будет его — привези любого саперного офицера. По боевой тревоге. Живо!

— «Я вспомнила то слово: «Сейф», — прочел Сысоев вслух и вопросительно взглянул на Баженова.

— Недавно я тут допрашивал… одну девушку, Ольгу Мал юту, служившую ранее у гитлеровского коменданта, насчет немецкой системы минирования. Она схем не видела, толком ничего не знала, но некоторые минированные объекты указала. Главное в другом. Она мельком слышала разговор гитлеровских офицеров о необходимости для какого-то минирования многих тонн тола. А для чего именно и где он заложен — не знала. Точнее говоря, она тогда не обратила на это внимания. Когда я попросил вспомнить подробности, Малюта сказала: «Припоминаю, говорит, что было произнесено какое-то иностранное слово, и я еще тогда именно потому обратила внимание, что слово не чисто немецкое, а интернациональное». Обещала, если припомнит, сообщить. А теперь называет — «Сейф». Значит, тонны тола в сейфах.

— Могут быть, а могут и не быть… Ты в сейфы заглядывал?

— Не могли открыть. Ключей нет. А до того, чтобы взломать — руки не дошли.

— И где же эти сейфы?

— Самые большие — в здании банка. А здание банка — рядом с театром, где собрался народ. Теперь понимаешь?

— Сейчас же удали всех собравшихся из театра.

— А если сейфы пусты? Имею ли я право по непроверенным подозрениям срывать первое торжественное собрание советских людей, освобожденных от гитлеровского ига? Тоже не выход…

— Пошли автоматчиков охранять сейфы, вернее, здание банка. Никого не впускать. Осмотреть, нет ли проводки к сейфам.

Баженов отдал соответствующее приказание.

Прибыл саперный комбат. Баженов оставил командира комендантской роты за себя и поехал с Сысоевым, комбатом и Богуном в банк. Подъехали с другой улицы и прошли дворами, чтобы не привлекать внимания.

В многоэтажном здании банка гулял ветер. Окна были выбиты. На полах и столах — снег и бумаги, а вдоль стен — стальные шкафы, сейфы. Были они самых разных размеров: встречались величиной и побольше платяного шкафа — таких было много в подвальном этаже, где когда-то хранилась наличность; были и поменьше, для хранения документации. И все они — под замками, открыть которые, даже имея ключ, но не зная секрета, было трудно, почти невозможно.

Все по очереди прикладывали ухо к сейфам — а вдруг удастся услышать тиканье часового механизма мины замедленного действия? Тиканье слышалось только Баженову, причем во всех сейфах, хоть он и понимал, что в действительности едва ли оно прослушивалось бы через толстые стенки сейфов. Да и не обязательно вовсе, чтобы был применен часовой механизм…

Что же делать? Решили так: вытащить один из маленьких сейфов из банка, отвезти его подальше, навесить ему на замок толовую шашку и взорвать. Допустим, толовая шашка и не вскроет сейфа; но если в нем есть взрывчатка, она детонирует, взорвется, и тогда будет ясно, что подозрения не напрасны.

Прибежал автоматчик и сообщил, что торжественное заседание уже началось. Генерал Соболев недоволен отсутствием коменданта и требует его на сцену, в президиум.

Поручив саперному комбату провести испытание, с сейфом и сейчас же ему доложить, Баженов ушел с Богуном. Сысоев остался в банке.

Докладывать генералу или не докладывать, вот в чем вопрос, — так сформулировал бы Баженов обуревавшие его сомнения.

Баженов не смог проникнуть в переполненный зал театра. До отказа заполнены были не только партер, ложи, бельэтаж, ярусы, но еще и в проходы набилось людей — яблоку упасть негде.

Баженов заблаговременно послал автоматчиков проследить за тем, чтобы проходов не занимали, но они, видимо, сделать ничего не смогли. И теперь вот, пожалуйста: люди сидят в проходах, прямо на полу, стоят у стен в несколько рядов… А если взорвется банк? От театра и фундамента не останется! А если еще и паника?..

Баженов чуть не застонал от мучивших его предчувствий. Он поспешил к служебному входу, за кулисы и на сцену, чтобы доложить генералу.

В президиуме он разглядел начальника политотдела, командира партизанского отряда Льоху и его заместителей; остальные, человек двадцать, были ему незнакомы. Видимо, среди них был и председатель горсовета, и секретари городского и районных комитетов партии, и все прочие

уважаемые люди… Хотел Баженов сообщить о ЧП генералу, но тот как раз выступал. Или прервать и доложить? Ведь судьба и жизнь этих людей, заполнивших зал, зависит от его решения. Прервать или не прерывать?.. А как жадно народ слушает генерала!

В передних рядах партера Баженов видел партизан, женщин, раненых солдат, подростков, девушек. Он узнал штурмана Кучеренко Петра Петровича, благодаря которому удалось поднять катера со дна Днепра; видел Оксану Солодуху и электрика Щербакова Тимофея Кузьмича с сыном… Здесь было тысячи две народу. В зале было светло. Сверкали электрические лампочки. И хоть все сидели одетые, в пальто, в шинелях и ватниках, долгожданный электрический свет казался праздничной иллюминацией, создавал приподнятое настроение. Да и как было людям не радоваться вновь возвращенной им Родине! Это ведь к ним, своим сынам и дочерям, освобожденным от гитлеровской неволи, обращалась сейчас Советская Отчизна со словами, идущими от самого сердца.

• Предыдущая
• 84/91
• Следующая