Шерлок Холмс и уэльские тайны - Биггл Ллойд, младший - Страница 19

За столярной мастерской последовала лавка, далее — почта. С владелицей почты, крупной добродушной женщиной, мне предстояло познакомиться в будущем поближе, поскольку я собирался ежедневно отправлять свои отчёты Холмсу. Интересно, подумал я, имеет ли она обыкновение делиться с соседями сведениями относительно адресов, обозначенных на конвертах?

Над заведением, к которому мы потом подъехали и которое, судя по всему, было таверной, красовалась вывеска с надписью на валлийском языке.

— Название означает «Водяная лошадь». Та самая, из-за которой боятся купаться в озере, — пояснил помрачневший Мадрин. — Элинор Тромблей надеялась таким путём уменьшить число посетителей. — И добавил: — Святотатственная попытка борьбы с пьянством.

— Как странно! — удивился я. — При чём тут борьба с пьянством?

— В нашей деревне, — принялся растолковывать мне Мадрин, — работали четыре таверны. В каждой имелись свои завсегдатаи. Были, конечно, и такие, кто переходил из одной таверны в другую, пока не напивался допьяна. Пользуясь тем, что её муж владел тремя из них, Элинор Тромблей отобрала у кабатчиков лицензии, и таверны закрылись. Осталась лишь та, что не принадлежала Эмерику Тромблею. Она называлась просто «Старая таверна».

Когда три другие были закрыты, народ пошёл в «Старую таверну», но, как ни странно, число пьяных и потребление спиртных напитков возросло. Почему здесь пьют — понятно: люди живут тесно и скученно, и иногда хочется — мужчине, конечно, — пойти куда-нибудь, где относительно чисто и светло, чтобы потолковать с приятелями за кружкой пива. Странно только, что при одной таверне пить стали больше.

Элинор Тромблей была умная женщина, — продолжил свой рассказ Мадрин, — и поняла свою ошибку. Одну из трёх таверн переоборудовали в кафе, где была запрещена продажа спиртных напитков. Кафе стало популярным, туда стали приходить и женщины, в основном служанки. При кафе миссис Тромблей даже организовала читальню. Поскольку кафе называлось «Сказочная корова» — она в валлийских сказаниях напоила молоком всю страну, — то миссис Тромблей потребовала от владельца «Старой таверны», чтобы он сменил название. Тот не пожелал ссориться с её мужем — он ведь мог добиться, чтобы у кабатчика отобрали лицензию, — и сменил вывеску. Таверна стала называться «Водяная лошадь».

— Она, наверное, думала, что поступает очень умно. «Сказочная корова» против «Водяной лошади», — прокомментировал я.

— Англичане только и делают, что умничают, — съязвил Мадрин. — Им кажется, будто они борются с суевериями, называя словами из валлийских сказаний кафе и таверны: на самом деле это выглядит надругательством над многовековой валлийской культурой.

— Вы говорили, что Водяная лошадь — это чудовище?

— Это красивая лошадь, которая позволяет человеку оседлать себя, а потом бросается в воду и тащит за собой человека на дно, где и пожирает его.

— Миссис Тромблей, очевидно, придавала такому названию таверны символическое значение, — предположил я.

— Англичане воображают, будто разбираются в наших символах, — проворчал Мадрин.

«Водяная лошадь», которую все называли по-прежнему «Старой таверной», была одноэтажным, покрытым черепицей каменным зданием с большими окнами. Когда мы вошли в зал, я обратил внимание на свежепобелённые стены, которые приятно контрастировали с тёмно-коричневыми потолочными балками. Если бы не огонь в камине, здесь было бы прохладно, несмотря на солнечный июньский день. На полках стояла старинная оловянная и медная утварь, отполированная до блеска, так что она казалась золотой и серебряной. С потолка свисали копчёные окорока и связки лука.

Мадрин познакомил меня с хозяином таверны Ллойдом Хьюсом, не родственником, а всего лишь однофамильцем Брина и Глина. Когда он полюбопытствовал, не собираюсь ли я остаться в Уэльсе навсегда, я ответил, что мне сначала надо решить вопрос о работе. Нам принесли по кружке пива. К сожалению, оно больше походило на то, о котором так красноречиво писал Борроу, чем на прекрасное пиво, которое мы пили в Ньютауне.

Мы вышли из таверны и двинулись дальше.

— Что теперь будем делать? — спросил я Мадрина без всякого энтузиазма, потому что не видел смысла во встречах с людьми, которые ни на йоту не приближали меня к разгадке убийств. Ведь никто из этих людей ни за что не решился бы отправиться в котловину, где находился источник со святой водой. Кроме того, все они так или иначе зависели от Эмерика Тромблея и никогда бы не рассказали мне ничего предосудительного о нём.

— Поедем к миссис Уильямс, — сообщил он. — Йола Уильямс — повивальная бабка.

Я решил, что он шутит, но я до того уже упал духом, что не поддержал шутку, а только вяло проговорил:

— Если вы считаете, что это даст материал для разгадки преступления, то я, конечно, готов обратиться к повивальной бабке.

— Это весьма интересно, — ответил Мадрин. — Она ведь предсказала смерть Глина Хьюса.

— Действительно, интересно. Когда это было?

— За неделю до убийства.

— Как это ей удалось? Наверное, с помощью кофейной гущи или слюны после голодания?

Мадрин взглянул на меня с удивлением. Ведь он, конечно, не знал о сэре Джоне Прайсе, который приглашал колдунью из Чешира, чтобы та с помощью слюны воскресила его жену.

— Она сама сейчас всё расскажет, — холодно сказал Мадрин.

Мы свернули с улицы в проулок и стали подниматься вверх по холму. Миссис Уильямс жила в крошечном коттедже, который прятался за большим домом. Сухая и жилистая, с лицом сплошь покрытым морщинами, она двигалась проворно, и в глазах её блестел молодой огонёк.

Мадрин обратился к ней по-валлийски и объяснил, что приехавший из Лондона кузен Айори хочет, чтобы она рассказала ему о виденных ею «огоньках смерти». Женщина пригласила нас в дом, и мы устроились втроём в кухне, служившей одновременно гостиной. Быстро заварив чай, она разлила его в чашки и угостила нас овсяным печеньем. Потом села на краешек кресла и начала рассказ, а Мадрин переводил его мне.

Об «огоньках смерти» я читал у Борроу, который записал рассказы тех, кто их видел. Этот неяркий голубоватый огонёк перемещается над землёй и всегда связан с чьей-то смертью, он будто бы даже указывает дом, где будет покойник. Всякому, кто сталкивается с «огоньком смерти», грозит гибель.

По словам миссис Уильямс, дело было так. Прибежали дети и позвали её к роженице, которая жила в доме на склоне холма над долиной, где расположена ферма Глина Хьюса «Большие камни».

Роженице только что исполнилось шестнадцать лет, это была её первая беременность. Схватки начались ещё утром; муж женщины ушёл на рынок в Карно, чтобы продать яйца и кусок масла. На обратном пути он собирался зайти к её родителям. Миссис Уильямс пришла к ней уже после полудня. Бедняжка мучилась весь день. Когда стемнело, миссис Уильямс начала бояться за её рассудок и с нетерпением ждала, когда же вернётся муж: повитуха считала, что это поможет роженице успокоиться и придаст силы. Миссис Уильямс несколько раз выходила из дома посмотреть, не идёт ли он.

Тогда-то она и увидела этот «огонёк смерти». Он появился над вершиной холма со стороны котловины или Ллангелина, но она не подумала об этом, а считала, что он движется к женщине, которая мучается родами. Но огонёк стал вдруг перемещаться в сторону фермы «Большие камни» и затем проник в дом Хьюса. Утром родился мальчик, и она, усталая, отправилась домой. О том, что видела, она рассказала соседям. Через неделю Глин Хьюс был убит, и его тело действительно доставили домой тем маршрутом, который указал «огонёк смерти».

— Почему вы не предупредили Глина Хьюса? — воскликнул я.

Миссис Уильямс воздела к небу руки. Откуда ей было знать, что «огонёк» предвещает именно его смерть. Он мог предвещать смерть слуги или гостя, остановившегося в доме.

— Вы рассказали об этом соседям. А говорили ли они ещё кому-нибудь?

Миссис Уильямс ответила в том смысле, что на чёрный рот не навесишь замок. Кроме того, они сами не видели «огонёк смерти» и могли болтать, что им вздумается.