Обреченное начало - Жапризо Себастьян - Страница 32

Как-то в воскресенье они отправились в Нимер, поселок, находившийся в нескольких километрах от Виларгье, и еще не очень умело, но радостно танцевали там среди ликующей толпы. На столике в кафе чуть гнусавил старый патефон. Громкоговорители, разносившие музыку по площади, порой не могли заглушить крики и смех.

Перед этим они смотрели в кафе американский довоенный фильм с Доном Амичи и Лореттой Янг. История одного индейца, полюбившего белую девушку. В конце его убивают за кражу лошади. Но на самом деле он не крал, он просто хотел быстрее добраться и привезти врача для больного ребенка. Все зрители плакали.

После танцев, потные и запыхавшиеся, они отправились выпить по стаканчику сидра. Сквозь толпу жестикулирующих людей пробирались к прилавку, сооруженному из деревянных ящиков и грубо сбитых досок. Повсюду висели флаги и Лотарингские кресты.

— Два сидра, — сказал Дени.

Женщины, продававшие напитки, его не слышали, и пришлось кричать.

— Два сидра, мадам! — повторил Дени.

Он повернулся к Клод. Та внезапно побледнела. Дени огляделся и понял, почему. Сын булочника из Виларгье стоял в нескольких метрах от них и разговаривал с двумя молодыми людьми. Он размахивал руками, и было видно, как его лицо наливается кровью.

Он посмотрел на влюбленных с иронической ухмылкой, и Дени заметил, что в какой-то момент он подтолкнул локтем приятелей.

— Какой идиот! — прошептал Дени. — Мы ведь свободные люди?

— Да, дорогой, это все неважно.

— Пойдем отсюда?

— Нет, обидно уходить. Давай продолжим наши уроки танцев.

Дени почувствовал, как рука Клод ищет его руку, и увидел, что к ее лицу возвращаются краски. Он снова повернулся к стойке.

— Два сидра для сестрицы, — раздался голос рядом с ними.

Взрыв хохота — и сын булочника, черноволосый и румяный, поднял руку.

— Два сидра для сестрицы, — повторил он.

— Вот, пожалуйста, — сказала женщина за стойкой.

И она подала сидр в двух стаканах. Дени протянул один своей любовнице, и они выпили, глядя друг на друга. Сын булочника протолкался к ним через толпу.

— Не откажите мне в следующем танце, мадемуазель, — сказал он чуть приглушенным голосом.

Теперь он был бледен, и Дени заметил, что его колотит дрожь.

Сестра Клотильда разгладила руками юбку, влажную на бедрах, и, не переставая улыбаться, посмотрела прямо в глаза наглецу.

— Если хотите, — сказала она, — почему бы нет?

Дени сделал жест, чтобы удержать ее, но она уже увлекла крестьянского парня к группе танцующих. Снова заиграла хриплая музыка. С новым, очень неприятным для себя чувством Дени увидел, как Клод ныряет в объятия своего кавалера.

— Он выиграл пари, — произнес чей-то голос неподалеку.

Дени резко обернулся. Двое других парней стояли рядом и в упор смотрели на него. Они были празднично одеты, в петлицах слишком коротких пиджаков торчали большие красные цветки.

— Все в порядке? — спросил один.

— Более-менее, — ответил Дени. — Хочешь сфотографировать меня на память?

Оба отвели взгляд. Дени отошел и облокотился о разукрашенный деревянный столб. Он чувствовал, как в нем нарастает злоба — и против них, и против нее. Танец длился бесконечно, и он подошел к площадке. Дени увидел, как сын булочника обнимает Клод за талию. Он что-то говорил, танцуя, а она улыбалась. Когда музыка стихла, остальные пары остались на своих местах, ожидая следующего танца, но Клод и ее кавалер пошли по направлению к нему. По дороге она пригладила волосы.

«У нее изумительная походка, — сказал себе Дени, — такой талии ни у кого нет, очаровательное лицо, она высокая и красивая, и в своих легких сандалиях движется, как фея. У нее самые замечательные на свете волосы. Видит Бог, она очень хороша».

Дени почти ненавидел ее.

Кавалер шел впереди, вытирая лицо полосатым платком. У него был усталый вид и выглядел он старше, чем раньше. А ведь ему, должно быть, не больше двадцати. Он был крепок, но неуклюж, и Дени не сомневался, что взял бы верх, приведись им драться.

— Что, долго? — спросила Клод, подойдя к Дени, блузка у нее на груди была приоткрыта.

— Застегнись, — сухо сказал Дени.

Она не хотела замечать его плохого настроения. Застегнула верхние пуговки, взяла его за руку, повернулась к сыну булочника. Тот смотрел на них, стоящих друг против друга, и вся его ирония куда-то улетучилась.

— Извините за то, что было, — сказал он, — я глупо себя вел, понимаете… Я не хотел… Но я…

— Не имеет значения, — сказала Клод. — Это неважно. Мы танцуем одинаково плохо.

Парень раскачивался на носках, держа в руке носовой платок, волосы закрывали его уши. Он так вспотел, что стал почти фиолетовым.

— Спасибо, — сказал он после мучительной паузы.

Он посмотрел на Дени, отошел и исчез в толпе.

Клод увлекла Дени за собой.

— Злишься? — спросила она, стараясь придать лицу взволнованное выражение.

Он сказал, что нет, не злится. Она взяла его за руку и сильно сжала.

— Давай продолжим, — сказала она, — давай продолжим вдвоем. Только ты и я.

Клод была веселой весь остаток дня. Словно ничего не произошло.

Они возвращались домой на велосипедах, медленно ехали рядом в наступающей темноте. Остановились в лесу на полпути. Клод устала, ей было жарко. Они зашли в лес, в тень елей. Легли среди папоротников. Дени смотрел, как Клод закрывает глаза, потягивается. На ее блузке и юбке остались влажные пятна пота.

— Ты вся мокрая, — сказал он. — Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, а ты?

— Ведь я с тобой.

Он поднял ее юбку, стал гладить нежную кожу на бедрах. Она смеялась, потом перестала. Теперь он расстегивал одну за другой пуговки на ее блузке. Она сказала странным голосом: «Замолчи», хотя он ничего не говорил. Папоротники возвышались над ними, закрывали их от всего мира. Над этой бездонной нежностью простирался только огромный лоскут уже потемневшего неба.

На следующий день они узнали, что сын булочника из Виларгье видел, как они вошли в лес и ласкали друг друга.

Настоятельница приехала в субботу в середине сентября. Перед этим она дважды писала, но ее письма оставались без ответа. Отвечать было нечего. Они ждали весь день, она приехала вечером — прямая, как палка, вся в белом, она шла по тропинке, а ее чемодан нес мальчик примерно одного с Дени возраста. Настоятельница остановилась возле дома и отослала мальчика. Дала ему купюру. Он ушел, посвистывая, но сначала долго разглядывал влюбленных, неподвижно стоявших на пороге. Настоятельница подняла свой чемодан и подошла к двери. Сестра Клотильда крепко сжимала руку Дени.

— Добрый вечер, — сказала настоятельница.

— Добрый вечер, матушка, — сказала девушка.

Она выпустила руку Дени, но он молчал.

— Добрый вечер, мой мальчик, — не сдавалась настоятельница.

Дени ничего не ответил.

Сестра Клотильда взяла чемодан и пропустила настоятельницу в дом. Платье ее запылилось. Она выглядела усталой. Сестра Клотильда была в своей летней юбке, но настоятельница не сделала ей никакого замечания. Дени увидел, что и у той, и у другой одинаковые серебряные кольца на левой руке. Клод и настоятельница вошли в его любимую комнату, в их комнату, а сам Дени отправился в сторону леса.

Он шел между деревьев и окунал пальцы в проступившую на коре смолу. Потом лег на траву, на сосновые иголки. Дени чувствовал, как смола застывает на его ногтях — засунул в рот указательный палец и начал сосать его. Медленно наступал вечер. По его рубашке карабкался майский жук. Дени сбросил его на землю и смотрел, как тот исчезает в траве. Потом поднял глаза и увидел, что небо над деревней потемнело. Над горами сияло еще желтое солнце. Дени снова положил палец в рот и закрыл глаза.

Настоятельница сидела на низком диване и внимательно разглядывала девушку, молча стоявшую у окна.

— Где мальчик? — спросила она.