Асканио - Дюма Александр - Страница 38

• Предыдущая
• 38/113
• Следующая

— Сударыня, — отвечал д'Эстурвиль, облекая льстивыми словами даже свою неудачу, — стыдно было бы мне, если б нечестивец, которого не остановили ни ваша красота, ни обходительность, пощадил бы меня из-за моих седин и звания.

— О, дело в том, что король, — промолвила Анна, — а он, право, чересчур уж снисходителен к этим обнаглевшим чужестранцам, — просил меня забыть об оскорблении, которое мне нанесли, и я о нем забыла.

— В таком случае, сударыня, нашу просьбу, без сомнения, ждет плохой прием. Дозвольте же нам удалиться, умолчав о ней.

— Как, мессер д'Эстурвиль, да разве не была я вам другом во все времена, что бы ни случалось? Говорите же, говорите же, или я рассержусь на такого недоверчивого друга!

— Ну что ж, сударыня, вот как обстоит дело. Я решил на благо виконта де Марманя воспользоваться своим правом и занять любой из королевских дворцов, правом, данным мне от ваших щедрот, и мы, разумеется, остановили свой выбор на Нельском замке, попавшем в столь скверные руки.

— Так, так! Слушаю вас внимательно, — заметила герцогиня.

— Сначала виконт весьма обрадовался, сударыня; но теперь, поразмыслив, он колеблется и со страхом думает о злодее Бенвенуто…

— Прошу прощения, мой достойный друг, — перебил его виконт де Мармань, — вы объясняете плохо суть дела. Не Бенвенуто страшит меня, а страшит гнев короля. Право же, я не боюсь, что меня убьет этот невежа итальянец, как называет его герцогиня… А я, так сказать, боюсь его убить, боюсь, как бы не стряслось беды и король, по моей милости, не лишился слуги, которым он, кажется, весьма дорожит.

— И я, сударыня, осмелился обнадежить виконта, что в случае надобности вы окажете ему покровительство.

— Друзьям я всегда оказываю покровительство, — проговорила герцогиня. — Да и, кроме того, разве у вас нет еще более надежного друга, нежели я, — справедливости? Разве вы не поступаете по воле короля?

— По повелению его величества никто, кроме этого самого Бенвенуто, не смеет занимать Нельский замок, и наш выбор — нельзя закрывать на это глаза — похож будет на месть. Но вот я убью Челлини — утверждаю, что так оно и будет, ибо у меня есть два надежных человека, — что же тогда?..

— Ах, боже мой! — воскликнула герцогиня и усмехнулась, сверкнув своими белыми зубками. — Ведь король покровительствует живым. Право же, его мало будет занимать месть за мертвых, и, когда источник его восторга перед красотами искусства иссякнет, он, надеюсь, будет помнить лишь о чувстве ко мне. Чужеземец нанес мне во всеуслышание такое ужасное оскорбление! Помните, Мармань?

— Но, сударыня, — отвечал осторожный виконт, — надобно, чтобы вы отчетливо представляли себе то, что вам придется защищать.

— О да, ваши намерения совершенно ясны, виконт.

— Нет, позвольте мне все рассказать — не хочу оставлять вас в неведении. Может случиться, что силой его не возьмешь, ведь он сущий дьявол. В таком случае, признаюсь вам, мы прибегнем к хитрости, и, если Бенвенуто среди бела дня ускользнет из рук наемников, удерет в свой замок, они как-нибудь вечерком случайно встретятся с ним в узеньком переулке и… У них есть не только шпаги, сударыня, у них есть кинжалы…

— Я все поняла, — промолвила герцогиня, и ее прелестное свежее лицо ничуть не побледнело, когда ей вкратце рассказали о плане убийства.

— Прекрасно, сударыня!

— Прекрасно, виконт! Я вижу, что вы человек предусмотрительный и что враждовать с вами не стоит, клянусь честью!

— Ну, а как вы смотрите на нашу затею, сударыня?

— Затея действительно нешуточная. Пожалуй, ее следовало бы хорошенько обдумать; но ведь я вам говорила, да это всем известно и даже сам король понимает, что этот невежа глубоко уязвил мою гордость. Я ненавижу его… как ненавижу своего мужа или госпожу Диану! И, честное слово, я, пожалуй, могу вам обещать… Да что там случилось, Изабо? Ты нам помешала.

С этими словами графиня обратилась к служанке, которая вбежала в полнейшей растерянности.

— Господи! Сударыня, — проговорила Изабо, — прошу вас, извините меня, но флорентийский ювелир Бенвенуто Челлини принес самую чудесную золоченую вазочку, какую можно только вообразить. Да так вежливо сказал, что принес ее в дар вашей светлости и просит вас оказать ему милость — уделить ему минутку.

— Ах, вот как! — воскликнула герцогиня: ее гордость была удовлетворена, и она смягчилась. — Что же ты ответила ему, Изабо?

— Что госпожа еще не одета и что я сейчас ей доложу.

— Превосходно!.. Как будто наш враг исправляется, — добавила герцогиня, оборачиваясь к ошеломленному прево, — и начинает признавать наш вес и нашу силу. Все равно, пусть не воображает, что так дешево отделается. Я и не подумаю сразу же выслушивать его извинения. Пусть почувствует, кому он нанес оскорбление и что значит наш гнев!.. Изабо, скажи ему, что ты мне доложила и что я приказала подождать.

Изабо вышла.

— Итак, я говорила вам, виконт, — продолжала герцогиня, гнев которой несколько поутих, — что ваша затея — дело нешуточное и я не могу обещать вам помощи — ведь, в конце концов, это злодеяние или убийство из-за угла.

— Оскорбление всем бросилось в глаза, — отважился вставить прево.

— Извинение, надеюсь, тоже всем бросится в глаза, мессер. Человек, внушающий всем страх, гордец, не повиновавшийся владыкам мира, ждет там, у меня в передней, когда я сменю гнев на милость, и два часа, проведенные в чистилище, право же, искупят его дерзость. Нельзя, однако, быть безжалостным! Простите его, как прощу его и я через два часа. Неужели же мое влияние на вас менее сильно, чем влияние короля на меня?

— Соблаговолите же, сударыня, позволить нам удалиться, — сказал прево, отвешивая поклон, — ибо мне не хотелось бы давать своей истинной повелительнице обещание, которое я не сдержу.

— Позволить вам удалиться? О нет! — воскликнула герцогиня, которая горела желанием удержать свидетелей своего торжества. — Я хочу, господин прево, чтобы вы видели, как унижен ваш враг, чтобы таким образом мы оба были отомщены заодно. Я дарю вам и виконту эти два часа. Не благодарите… Говорят, что вы выдаете дочь за графа д'Орбека, не так ли? Право, прекрасная партия. Я сказала — «прекрасная», а должна была бы сказать — «выгодная». Присядьте же, мессер. Знаете ли, чтобы свадьба состоялась, надобно мое согласие, а вы его еще не спросили. Но я даю это согласие. Д'Орбек мне так же предан, как и вы. Надеюсь, мы увидим вашу прелестную дочку, насладимся ее обществом. И ваш зять будет, разумеется, благоразумен и представит ее ко двору. Как зовут вашу дочку?

— Коломба, сударыня.

— Красивое и приятное имя. Говорят, что имена влияют на судьбу; если это так, у бедной девочки нежное сердце, и она будет страдать… Ну, что еще случилось?

— Ничего, сударыня. Он сказал, что подождет.

— Ну что ж, превосходно! А я о нем совсем забыла… Так вот повторяю: берегите Коломбу, мессер д'Эстурвиль! Ее будущий муж, граф д'Орбек, под пару моему: его честолюбие не уступает алчности герцога д'Этамп, и ему ничего не стоит променять жену на какое-нибудь герцогство. Да и мне следует остерегаться! Особенно если она так хороша, как говорят. Вы мне представите дочку, не правда ли, мессер? Ведь мне надо приготовиться к защите.

Герцогиня сияла от удовольствия в предвкушении победы над Бенвенуто и долго с каким-то самозабвением говорила в том же духе, и в каждом ее движении сквозило радостное нетерпение.

— Ну, еще полчасика — и два часа истекут, — сказала она наконец, — и тогда бедный Бенвенуто избавится от пытки. Поставим себя на его место — должно быть, он ужасно мучается! Не привык он к такому обращению. Лувр для него всегда открыт, и король всегда доступен. По правде сказать, мне жаль его, хоть он этого и не заслуживает. Он, вероятно, вне себя, не правда ли? Нет, вообразите только, как он разъярен! Ха, ха, ха, долго я буду вспоминать все это и смеяться… Господи, что за шум? Крики, какой-то грохот…

— Уж не расшумелся ли проклятый Челлини, соскучившись в чистилище? — проговорил прево, воспрянув духом.

• Предыдущая
• 38/113
• Следующая