Проклятие - "BNL" - Страница 35

Такого результата Ле не ожидал.

- Ух ты, - восхитился он. – Даже так…

Кошка показалась из-под стола и тут же усунулась обратно.

- А вообще, - промолвил Ле, - я много думал и набрел на одну небезынтересную идею касаемо Бога. Ты не сочтешь меня еретиком, если я поделюсь?

- Валяй, - разрешил Дуэйн с легкой улыбкой. – Люди Богини уже считают тебя еретиком, а враг моего врага, как известно, мой друг.

- Может, и так, - согласился Ле. – Я думал вот о чем. В вопросе с богами вообще главное вера. И даже если веришь, что бог умер, но он до сих пор существует, он никуда не исчезнет. Однако… она же его отравила, верно? А с этими ядами никогда не знаешь наверняка. Ты думал, что отправил этого поганца на тот свет, а на деле всего лишь вызвал у него, скажем, многолетнюю кому, после которой он проснется с новыми силами и очень, очень недовольный…

- И отомстит? – предположил Дуэйн.

- Может, и отомстит, - не стал отрицать Ле. – А может, и нет. Но проснется. Я клоню к тому, что, ведь если что-то действительно может быть, в это не так-то сложно поверить, как считаешь?

Дуэйн повертел эту мысль так и этак, рассмотрел со всех сторон.

- Если он и правда вернется, - сказал он, - не будет ли при нем только хуже? Теперь твоя очередь считать меня еретиком, - смущенно заметил он, будто оправдываясь, - но наш Бог… он ведь тоже не подарок. Кровь, вино, женщины, а если вино из крови женщин – так это вообще здорово… Сможет ли кто-нибудь жить, если он станет править? Или хотя бы выживать?

- Сможет, - твердо сказал Ле. – Не люди подчиняются богам, а боги людям, ибо это люди создали богов, а не наоборот. Ты же сам знаешь. Когда люди говорят «Так было угодно Богине» или что-нибудь в этом духе, это значит всего лишь, что они переводят стрелки. Оправдывают свои собственные решения чужим именем.

Дуэйн задумчиво кивнул.

Наверное, его голову посетила та же картинка, что прочно обосновалась в воображении Ле-Таира: исполинского роста могучий мужчина, мужчина настолько, что аж мурашки по коже, протягивающий руку золотоволосой красавице, и эта любовь, этот отблеск человечности в ее безумно зеленых глазах…

- И все же, стоит ли? – с сомнением проговорил Дуэйн.

- Не знаю, - отозвался Ле, вставая из-за стола. – Не мне решать. Вам жить в этом мире.

Уже у самой двери он обернулся, замер в проеме и сказал:

- Дуэйн, меня до сих пор не отпускает чувство, что я тебе должен. Если я могу что-то сделать, только скажи.

- Ты – должен мне? – переспросил Дуэйн. – Ну нет. Мы расквитались в тот день, когда ты прогнал отсюда демонов. Я ведь тоже иногда дураком бываю, Ле. К тому же я не сумел избавить тебя от проклятия. Только спрятать…

- Это и было нужно, - успокоил Ле. – Правда-правда, на большее я и не рассчитывал. По правде сказать, и на это не рассчитывал.

Он умолк, не зная, должен ли он сказать то, что очень хотел скатать.

Должен.

- Если что… Если больше мы не увидимся. Ты не поминай меня лихом, - проговорил он, улыбнувшись через силу.

Серовато-синие глаза Дуэйна на миг расширились, потом испытующе сощурились.

- Хорошо, - пообещал он. – Не буду.

И протянул руку, которую Ле пожал, не снимая перчатки.

Ему почти до физической боли не хотелось покидать этот дом. Наверное, так выглядел бы и его дом, если бы кровь всегда решала судьбу. Но нужно было возвращаться к троице, оставленной на попечении леди Эллен и ее муженька.

Так забавно – оказывается, он помог кому-то тем, что, сидя у костра пять лет назад, не удержался и высказал все, что на душе накипело.

Разумеется, мира между людьми и не-совсем-эльфами не будет. Не будет если не никогда, то, по крайней мере, еще долго-долго. Может, потому, что некогда люди первые начали, хотя мстить им было не за что, или Богиня рассказала им совсем другую историю, ведь на все можно взглянуть по меньшей мере с двух сторон. Или нойэлинги дали сдачи сильнее, чем требовалось.

Но, может быть, если у ушастых когда-нибудь пропадет повод ненавидеть людей просто за то, что они люди…

Впрочем, навряд ли стоит загадывать.

Кстати говоря, ему всегда было интересно: от демонов, по ошибке вызванных Дуэйном, его Богиня защитила? Эти твари ей тоже подвластны? Или тогда ему повезло по счастливой случайности, а не по счастливой закономерности?

Дверь другого дома, просторного и каменного, тоже оказалась не заперта. Ле прямо с порога услышал нежные и грустные ступенчатые переливы светлой мелодии и пошел на них.

Одна из комнат не была обременена мебелью. Иными словами, она оказалась практически пуста, лишь посредине величественно возвышалось фортепиано, поблескивая отполированным ореховым деревом по бокам. Почти концертный зал, который Фемто нашел, видно, без помощи хозяев.

Ле стоял в дверях и смотрел на его узкую прямую спину. Все так же закатаны рукава темно-зеленой рубашки, и короткий хвостик волнистых волос, перехваченных шнурком, закрывает шею. А руки – те прямо порхают над клавишами, всегда точно зная, на которую нажимать.

Но самым-самым была музыка.

Сначала Ле просто слушал ее, бесконечно правильную и дивную. А потом в какой-то момент ему показалось, что эта мелодия звучала у него в голове все это время, просто он не понимал и не слышал.

Фоном был неосознанный, смутный страх, страх непонятно перед чем, но он отходил на задний план. Его затмевали сомнения и вопросы, сотни, сотни вопросов, и осознание того, что где-то совсем рядом есть один самый простой, самый верный ответ, способный разом перевесить все «почему?» этого мира, тот самый ответ, который он ищет, который придал бы всему смысл – и который никак не выходит ухватить. Высокими нотами звенела неприкаянность, а память звучала мрачно и тяжело.

И до того эта мелодия была светлой, что казалось, она вот-вот прекратится, в любой момент кончится без предупреждения, оборвавшись на полузвуке, не успев допеть саму себя…

И отчего-то становилось неспокойно, как будто вместе с музыкой закончится что-то еще. Что-то очень важное.

На полу лежали ровные квадраты света, падающие из широкого окна, и воздух был идеально, осязаемо прозрачен, словно вода или хрусталь, и становилось сложно понять, где именно звук переходит в пространство. Четкой границы попросту не существовало.

Это было похоже на то, как если бы все его мысли были нотами, и кто-нибудь столь умелый, как Фемто, сыграл бы их, каждую, идеально и чисто.

Небо, как, оказывается, неуютно вдруг осознавать, что кто-то или что-то знает тебя лучше тебя.

Но какая разница, пока она звучит…

Мелодия смолкла на резкой, некрасивой ноте, когда Фемто вздрогнул и обернулся через плечо.

- Я тебя напугал? – спросил Ле, стряхивая с себя последние клочки наваждения. Наконец вспомнив, что до сих пор стоит на пороге, он покинул дверной проем, сделал пару шагов по чистому дощатому полу.

- Что?.. О-о, нет, конечно нет, - откликнулся Фемто рассеянно и улыбнулся. – Я думал, это хозяева, не приветствующие такой самостоятельности в своем доме.

- Я так люблю, когда ты играешь, - признался Ле, присаживаясь на широкий низкий подоконник.

Фемто закрыл крышку фортепиано.

- Ты знаешь, - отозвался он, - я ведь даже не учился специально. Просто давным-давно встретил девушку… сам уже не помню, где. Она играла на пианино. И мне вдруг показалось, что из меня вынули душу и сыграли. Без нот, без всего, просто на слух, - он умолк ненадолго, подыскивая слова. – Мне казалось, что все-все самые дорогие мне мысли звучат в моей голове именно под эту мелодию. Что именно она играла, когда я совершал самые лучшие, самые правильные поступки в своей жизни… Но стоило музыке стихнуть – и уже через минуту я не мог вспомнить, на что она была похожа. И, знаешь, как бывает, во мне будто что-то щелкнуло, встало на место. И теперь – теперь я могу играть на всем, на чем захочу. Даже если увижу инструмент в первый раз, все равно буду знать, куда нажимать и как…

Знать бы, подумал Ле, сумела ли та девушка хоть раз после сыграть так же хорошо? Может, это умение нужно передавать, или оно само прыгает с человека на человека, выбирая тех, кто приглянется?