Героев не убивают - Топильская Елена Валентиновна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/59
- Следующая
И еще я в который раз оценила правоту шефа, не отдавшего дело Рыбника Лешке, хотя и Горчаков, и я просили его об этом.
Если бы перед Рыбником сидел мужчина-следователь, неизвестно, чем бы все кончилось. Самолюбивый Рыбник не вынес бы вида своего ровесника, дослужившегося до должности старшего следователя и классного чина младшего советника юстиции. Допускаю, что он мог бы вспыхнуть настолько, что стукнул бы Лешку чем-нибудь или попытался устроить побег. А меня он, похоже, особо всерьез не принимал.
Следствие не заняло много времени — доказательств было с избытком.
Адвокат у Рыбника был дежурный, подзащитный соглашение с ним заключать отказался и не заплатил ему ни копейки. Родственников у Рыбника не было.
Кстати, к моему недоумению, мы не нашли даже женщины, с которой у Рыбника были бы какие-то отношения. Правда, вопреки Лешкиным язвительным замечаниям, и мужчины тоже. Вообще ни одной связи Рыбника мы не установили, хотя наружка ходила за ним около месяца. Можно было понять, почему он не общается с университетскими друзьями и бывшими сослуживцами, но чтобы у человека не было вообще ни единой близкой души?
Я еще поудивлялась некоторое время, почему такой незаурядный преступник ходил «на дело» без маски и деньги с целью разведки менял по своему паспорту.
Но в конце концов и эти вопросы перестали меня занимать. Составлю обвинительное заключение, отправлю дело в суд и забуду про Рыбника, тем более что я его больше никогда не увижу. Пойдут новые дела, новые происшествия и сотрут из моей памяти образ неудавшегося коллеги, этого одинокого волка, который очень бы мне нравился, если бы на его совести не висело по крайней мере пять трупов.
Расстались мы с ним прохладно, подписали протокол об окончании ознакомления с делом — и все.
Кончался вечер пятницы. Впереди были выходные, суббота — родительский день, увижу наконец своего Хрюндика. В полдвенадцатого я прикинула, что, посидев в воскресенье за компьютером, я закончу обвиниловку и в понедельник с чистой совестью предстану перед шефом.
Засунув дело в сейф, я закрыла кабинет, сдала прокуратуру на сигнализацию и спустилась вниз. Такси ловить не пришлось, в принципе, я еще успевала на метро.
Успешно преодолев самый страшный отрезок на пути домой — от входа в парадную до дверей квартиры, — я сбросила туфли, засунула в рот кусок колбасы и плюхнулась на диван перед телевизором.
Наслаждаясь тишиной и покоем, я предалась любимому занятию: задрав ноги на спинку дивана, бесцельно нажимала на кнопки пульта, не успевая даже понять, что показывают мне разные каналы, до тех пор, пока на экране не мелькнуло знакомое лицо. Тут я приостановила марафон по телепрограммам и всмотрелась в журналиста Старосельцева, который в этот момент анонсировал свою статью в ближайшем номере еженедельника «Любимый город». Поскольку я врубилась в его монолог на середине, я не особо вслушивалась в то, что он говорит, но почувствовала, что соскучилась по старому Другу, поэтому взялась за телефон и набрала номер его пейджера. Звонок старого друга не заставил себя ждать.
— Здравствуйте, Мария Сергеевна! Как вы поживаете?
— Спасибо, Антон. Куда вы пропали?
— Да вот… Нелегкая журналистская судьба опять забросила меня в Париж… Мы посмеялись.
— Нет, серьезно. Закрутился. Вы же знаете, текучка. Вот, поручили мне журналистское расследование по дворцу.
— По какому дворцу?
— По президентскому.
— А он что, под Парижем?
— Под Питером. Мария Сергеевна, а вы что, газет не читаете?
— Антон Александрович, я и телевизор не смотрю. Вот сегодня случайно включила, и то потому лишь, что вас показывали…
— Ну, так я как раз и говорил про это расследование. Ну да ладно, я вам лучше нашу газетку принесу. У вас-то что новенького?
— Разбойника заканчиваю, — похвасталась я.
— Какого разбойника?
— Антон Александрович, — сказала я с укоризной, — вы что, газет не читаете?
Старосельцев усмехнулся:
— Открою вам секрет, Мария Сергеевна, те, кто пишут в газеты, обычно их не читают. Либо одно, либо другое.
— Но ваша-то газета про него писала. Это злодей, который грабил пункты обмена валюты. Бывший юрист, между прочим.
— А-а, что-то припоминаю…
— Эх вы! «Припоминаю…» Это же дело века!
— Мария Сергеевна, какое же это дело века? Ну ограбил несколько валютников, ну и что? Чего здесь особенного? Естественно, про это все уже забыли.
— Кроме потерпевших, — пробормотала я. Поболтав еще немного в таком же духе, мы договорились, что в субботу Старосельцев на своей «антилопе» отвезет меня в лагерь к Гошке. Распрощавшись с журналистом, я еще некоторое время щелкала пультом, благо некому было меня за это пожурить, а потом потащилась в свою одинокую постель. Вот парадокс: мне скучно и плохо без Сашки, а когда он здесь, я ловлю себя на мысли, что жду его ухода. Прав был Горчаков — мне так понравилось жить одной, что у Сашки не было шансов. Он все тянул, не решаясь со мной поговорить, и дождался, что я отвыкла от него. А я не мячик, забытый на дороге, за которым можно вернуться и подобрать в том же виде через час или через неделю. Или через год. Нельзя женщин без нужды оставлять одних надолго, только мужчины этого не понимают.
Глава 2
Дивным летним утром мы с Антоном мчались по Приморскому шоссе в лагерь к моей деточке. Машина рассекала прозрачный воздух, слева плескался залив, пахло песком и соснами, и как-то не верилось, что в этом кристальном мире существуют убийцы, насильники, тюрьмы и обвинительные заключения.
Конечно же, такой пейзаж требовал любви. Погруженная в свои мысли о том, что мужчины (перефразируя Зощенко) играют некоторую роль в нашей личной жизни, я пропустила мимо ушей добрую половину монолога журналиста Старосельцева про интриги вокруг президентского дворца. Пришлось прислушаться только тогда, когда Старосельцев настойчиво потребовал отклика.
— …Представляете? Откуда в бюджете такие деньги?
— Какие?
— Четыреста пятьдесят миллионов. Причем не рублей.
— А что, в бюджете нет таких денег?
— Мария Сергеевна! Вы что, с дуба рухнули? Четыреста пятьдесят миллионов баксов на дачу президента? Когда милиционерам нечего платить? Это называется «без порток, а в шляпе».
— Но должна же быть у президента дача? Чем он хуже простых сограждан?
— Но и совесть должна быть у президента. Нам в августе двести пятьдесят миллионов международного долга отдавать, а тут вдвое больше…
— Антон, — он говорил так проникновенно, что я заинтересовалась, — а что, эти деньги планируется взять из бюджета?
— Ха, в том-то весь и фокус. Президент запретил вносить эти расходы в бюджет.
— Ну и замечательно, раз он такой принципиальный. В чем тогда проблема?
— В том, что у президента должна быть дача. Поняв наконец, что я не слышала начала, Старосельцев разъяснил мне, что администрация президента положила глаз на царский дворец в Стрельне, возмечтав реконструировать его под летнюю резиденцию главы государства. Да и вообще, пригодится. Но денег в бюджете на эту пресловутую культуру нет. Поэтому кинули клич олигархам — подайте на восстановление дворца. Всего-то ничего, полмиллиардика какие-то…
Если всем миром скинуться, вообще говорить не о чем. Но, к сожалению, олигархи почему-то еще не выстроились в очередь с мешками денег. И проведенное Антоном журналистское расследование доказывает, что с подачи администрации президента Генеральная прокуратура организовала массированный наезд на сильных мира сего, с целью внушить им, что надо делиться.
— Да ладно, Антон, — отмахнулась я, — почему во всем надо видеть политику? Вы не допускаете, что у наших олигархов и правда есть к чему прицепиться? Помните Ильфа и Петрова? «Все крупные современные состояния нажиты исключительно бесчестным путем».
— Конечно, допускаю, но просто момент очень уж удачно выбран.
Фактически начался передел собственности.
— Возможно, — зевнула я, — но ни мне, ни вам от этого ни холодно, ни жарко.
- Предыдущая
- 2/59
- Следующая