Дело о свалке токсичных заклинаний - Тертлдав Гарри Норман - Страница 26

Вот только здесь мы не увидели ничего. С таким же успехом можно было приложить к щеке младенца кусок дерева или металла. Но распятие – один из самых могущественных мистических символов Нашего Мира… Маленький Хесус лишь повернул головку в надежде, что это материнская грудь.

Очень осторожно, очень печально священник вновь приложил распятие к его щеке.

– Утром отец Флэнэган сразу же позвал меня, – сказала Сьюзен Кузнецова. – Конечно, я немедленно пришла. Тогда он повторил проверку. В моем присутствии, а я провела свои анализы, чтобы исключить возможность ошибки. Этот малыш, здоровый и нормальный во всех остальных отношениях, лишен души.

Слезы навернулись мне на глаза. Кошмар какой! Бедный малыш, он даже согрешить не сможет! Ужасная несправедливость! Даже Сатана с этого ничего не получит: ведь когда Хесус Кордеро умрет, он просто исчезнет. Что это значит? Насколько я могу судить, только то, что мы вообще мало что в этом во всем понимаем.

– Сэр, – обратился я к отцу ребенка (его звали Ра-моном, а его жену – Лупе), – могу я задать вам несколько вопросов? Возможно, мне удастся узнать, почему с вашим сыном приключилось это несчастье.

– Si, спрашивайте, – согласился он. Он понимал по-английски, хоть и не очень умело на нем говорил. Его жена кивнула, показывая, что тоже поняла меня.

Прежде всего я спросил их адрес. Я не удивился, услышав, что они живут всего милях в двух от Девонширской свалки (а больница – в пяти-шести милях от нее). Затем я попытался выяснить, не пользовалась ли Лупе Кордеро какими-нибудь колдовскими снадобьями во время беременности. Она покачала головой:

– Nada note 12 .

– Совсем никакими? – не отступал я. Ведь магия настолько для нас привычна, что порой мы даже не задумываемся об этом. – Вы принимали только самые обыкновенные лекарства?

Она быстро заговорила по-испански. Отец Флэнэган помог мне:

– Она говорит, что не принимала никаких лекарств вплоть до родов – просто не могла их себе позволить.

Я мрачно кивнул: нынче это часто случается с бедными иммигрантами.

– Правда, по утрам я себя плохо чувствовала и обратилась за помощью к курандеро note 13 , – объяснила Лупе с помощью священника.

– Вероятно, он дал ей что-то вроде ромашкового чая, – пояснил отец Флэнэган. – Лишь немногие курандеро рискуют связываться с Чем-нибудь Значительным.

– Вероятно, – согласился я, – но мне нужно быть в этом уверенным. Миссис Кордеро, вы можете сообщить мне имя и адрес этого человека?

– Не помню, – ответила она по-английски. Ее лицо сразу стало суровым. Я догадался, что это был кто-то из ее родной деревни в Империи Ацтеков, кто-то, кого она не хотела подвести.

Я сделал еще одну попытку:

– Миссис Кордеро, возможно, лекарство, которое вы принимали, каким-то образом вызвало апсихию у вашего ребенка. Мы хотим проверить это, чтобы убедиться, что подобное несчастье не постигнет кого-нибудь еще.

– Не помню, – повторила Лупе.

Ее лицо было словно отлито из бронзы. Я понял, что мне не удастся получить ответ. Я поймал взгляд отца Флэнэгана. Он едва заметно покачал головой. Может быть, священник попытается поговорить с ней позже или расспросить соседей? Так или иначе, решил я, но скоро я узнаю то, что хочу знать.

Рамон Кордеро склонился над кроваткой и поднял сына. Судя по тому, как ловко он пристроил младенца на согнутой руке, это был не первый его ребенок.

– Nino lindo, – нежно произнес он. Отец Флэнэган перевел так же ласково:

– Красивый мальчик.

Маленький Хесус и вправду был прехорошенький.

– Радуйтесь ему, как только можете, – печально произнес я. – Любите его крепче. Это все, что у него есть. Пусть он будет счастлив здесь.

– Хороший совет, – заметила Сьюзен Кузнецова. Она заговорила по-испански так же бегло, как отец Флэнэган, потом перевела для меня: – Я сказала, что многие апсихики многого достигли на Этом свете, словно возмещая то, что они не будут жить после смерти. Художники, писатели, заклинатели…

Сьюзен сказала правду, но не всю. Существуют неоспоримые доказательства того, что предводитель германцев во время Второй Магической войны родился апсихиком и что он был зачинщиком самых кровавых зверств и жестокостей именно потому, что не страшился посмертной участи. Хотя кто захочет сообщать такое родителям апсихика…

Малыш изогнулся, замолотил кулачками и пробудился с воплем, похожим на тот, который издает мелкий бес, не желающий повиноваться заклинателю. Лупе протянула к нему руки, и муж передал ей Хесуса. Когда она распахнула больничный халат, чтобы покормить младенца, я уставился на мыски ботинок. Вопль стих, сменившись энергичным чмоканьем.

– Tiene mucho hambre, – сказала Лупе. – Он очень проголодался. – Она была горда и счастлива, как и положено новоиспеченной матери. Нет, она пока не осознала беды, которая стряслась с ее малышом.

Я постоял там еще несколько минут, раздумывая, не стоит ли рассказать им о «Шипучем джинне». Может – если будет на то воля Божия, – Рамзан Дурани и его предприятие сумеют заполнить пустоту внутри маленького Хесуса Кордеро. Но больше всего меня беспокоили созданные им небольшие, но схожие пустоты в других душах. Он не признал этого открыто, но все же согласился, что исследования находятся еще на экспериментальной стадии.

В конце концов я решил промолчать. Отчасти потому, что не хотел вселять в родителей Хесуса бесплодную надежду. Кроме того, я надеялся, что хоть малышу и не придется уповать на вечную жизнь, он не расстанется с бренным телом завтра или через год. У него еще есть время, пока Дурани наладит свою джинную инженерию.

Не знаю, как бы я себя чувствовал, имей я дело с семидесятилетним немощным апсихиком, стоящим одной ногой в могиле. Перевесит ли благо от обретения им души (при удачной операции, конечно) зло, причиненное другим душам (если все не получится так красиво, как уверял Дурани)?

Короче, я был ужасно рад, что Хесус еще ребенок.

Лупе прижала младенца к плечу и похлопала по спинке. Через несколько мгновений он отрыгнул воздух с таким громким звуком, какого я не ожидал от столь тщедушного существа.

– Когда вы выпишетесь из больницы? – спросил я мать.

– Manana (завтра), – ответила она.

– Я хотел бы заглянуть к вам после обеда. У меня есть карманный магический детектор, так что я смогу посмотреть, не водятся ли в ваших краях токсичные заклинания. А еще хотелось бы взглянуть на то зелье, которое вы получили у вашего курандеро.

По лицу Лупе я понял, что она уловила не все, сказанное мною. Отец Флэнэган тоже это понял. Он перевел ей мои слова.

Лупе с Рамоном переглянулись.

– А других вопросов вы не будете задавать? – поинтересовался отец малыша.

Стало быть, они действительно нелегальные иммигранты.

– Ни единого, – пообещал я. Их положение меня не касалось. Мне нужно только выяснить, почему их сын родился без души, – Бог свидетель.

– Вы не перекрестились, – подозрительно заметил Рамон.

Отец Флэнэган вопросительно взглянул на меня.

– Скажите им, что я иудей, – попросил я. Лицо святого отца прояснилось. Уверен, ему нет никакого дела до моих убеждений, меня тоже не интересовали его взгляды. Но мы оценили откровенность друг друга. Священник заговорил с Кордеро слишком быстро, и я ничего не понял, но, когда он закончил, они оба кивнули. Лупе сказала:

– Вы идите, смотрите, находите. Мы доверять вам. Падре говорить, что мы доверять вам. Лучше ему быть прав. – Он прав, – подтвердил я, спеша закончить этот разговор. Если бы я поклялся еще чем-нибудь, Кордеро могли бы подумать, что доверять первой клятве нельзя. Отец Флэнэган медленно кивнул: он все понял.

– И к тому же Хесус родился на территории Конфедерации, – вмешалась Сьюзен Кузнецова, – поэтому он ее полноправный гражданин и находится под защитой всех ее законов. Когда она перевела свои слова на испанский, Кордеро засияли – эта мысль им понравилась. Дама из Управления Физического и Духовного Здравоохранения тихо добавила: