Император для легиона - Тертлдав Гарри Норман - Страница 43

– Духи добра стоят за плечами этого человека, – медленно сказал Пакимер. В его глазах было суеверное удивление, а в голосе прозвучала печаль, когда он закончил свою мысль. – Духи и демоны сегодня везде и всюду, но Равновесие, к несчастью, смещается в сторону от нас.

По мнению видессиан, катриши были еще большими еретиками, чем намдалени. Когда люди Княжества говорили о Фосе-Игроке, то говорили они, по крайней мере, с надеждой, что в конце концов Фос победит Скотоса. Народ Пакимера считал, что битва между добром и злом ведется на равных, и неизвестно, кто будет абсолютным победителем, если победа вообще возможна.

Скаурус слишком устал, чтобы вступать с катришем в споры о тонкостях веры, которой не разделял. С некоторым удивлением он заметил, что вокруг стало совсем светло, а небо из серого превратилось в голубое. Когда же исчез туман? Тень трибуна падала в сторону от Видессоса, солнце било прямо в глаза. Сражение заняло целый день, а результаты не стоили того, чтобы его затевать.

Со стены послышались издевательские крики и смех – враги увидели, что римляне отступают. И громче всех хохотал рокочущим басом Отис Ршавас.

– Возвращайтесь к своим мамашам, сопляки! – проревел он, и голос его был полон ненависти. – Вы играли там, где не полагается, и отшлепали вас за дело. Идите домой, если не хотите очередной порки!

Марк проглотил комок в горле. Он думал, что хуже уже не будет, но понял, что ошибался. Поражение стало горше во много раз, оттого что он принял его из рук Ршаваса. Голова трибуна тяжело опустилась на грудь, когда он вел усталых и израненных солдат назад, в лагерь.

Солдаты Сфранцезов праздновали победу, и торжества затянулись далеко за полночь. У них были все причины веселиться: ни одна из атак Туризина не увенчалась даже незначительным успехом. Действия римлян оказались наиболее удачными, но Скаурус-то знал, как далеки от победы были его легионеры. Шум веселья, доносящийся из города, добавил горечи в поражение, и трибун, слыша злые разговоры солдат у костров, не мог винить их за это. Они бились в полную силу, но камень и железо были сильнее плоти и крови.

Когда в римский лагерь пришел намдалени, обозленные часовые едва не закололи его, прежде чем он сумел объяснить, что послан к Скаурусу по важному делу и будет говорить только с ним.

Трибун пришел к северным воротам лагеря с мечом в руках. Как и его солдаты, он не собирался проявлять в эти минуты чрезмерной доверчивости. Но островитянин был ему знаком – Файярд служил когда-то под командой покойного мужа Хелвис – Хемонда. Выйдя из темноты он, по обычаю халога, сжал двумя ладонями руку Марка.

– Сотэрик спрашивает, не хочешь ли ты разделить с ним кувшин вина в нашем лагере? – спросил намдалени. Годы жизни в Империи почти избавили его речь от акцента.

– И это все, что ты должен сказать мне наедине? – удивился Скаурус.

– Я только выполняю поручение, – пожал плечами Файярд, всем своим видом выражая предельную скромность и привычку подчиняться приказам, даже если он и не видит в них смысла.

– Разумеется, я приду. Подожди несколько минут.

Марк быстро разыскал Гая Филиппа и передал ему просьбу Сотэрика. Глаза старшего центуриона сузились, и он задумчиво почесал подбородок.

– Ему что-то нужно от нас, – подтвердил он предположение Скауруса и через минуту добавил: – Он не слишком хорошо играет в эти игры, а? Через несколько минут весь лагерь будет знать, что ты ушел на какую-то тайную встречу. Ему надо было передать свое поручение через наших часовых, тогда никто не обратил бы на это внимания.

– Может быть, мне лучше снять тебя с поста, – сказал Марк. – Ты, кажется, стал слишком искушенным в интригах.

– Ха! Не надо быть коровой, чтобы знать, откуда берется молоко, – фыркнул Гай Филипп, зная, что угроза Марка несерьезна.

Скаурус рассмеялся, чувствуя себя почему-то после разговора со старшим центурионом намного лучше, чем до неудачного штурма. За те десять минут, которые занял путь до лагеря намдалени, трибуна и Файярда трижды останавливали часовые. Еще вчера они не обратили бы на них никакого внимания, сегодня же все были начеку и хватались за лук или копье при малейшем шорохе. Поражение, подумал Марк, заставляет солдат подозревать собственную тень. Еще один часовой в полном вооружении стоял у палатки Сотэрика. Немного близорукий, он внимательно вгляделся в лица Марка и отступил, лишь узнав трибуна. Файярд вежливо откинул полу палатки, пропуская Скауруса вперед.

– Разве ты не идешь со мной? – спросил Марк.

– Нет, клянусь Игроком, – ответил солдат. – Сотэрик оторвал меня от костей как раз в тот момент, когда, я начал выигрывать. Так что, с твоего позволения… – Он ушел, не закончив фразы.

– А, Скаурус, входи или, по крайней мере, закрой палатку, – позвал его Сотэрик. – Ветер задует все свечи.

Если у Марка и были какие-то сомнения относительно того, что приглашение это – не просто жест дружбы, то вид людей, собравшихся у брата Хелвис, устранил их. У входа сидел с перевязанной рукой Аптранд, сын Дагобера, и смотрел на всех холодными, волчьими глазами. Рядом с ним были двое намдалени, которых Марк знал только по именам: Клосарт Кожаные Штаны и Тургот из Сотевага – города на восточном побережье острова Намдален. Четыре человека в палатке представляли все отряды намдалени, входящие в армию Гавраса. Они подвинулись, уступая Скаурусу место. Тургот тихо выругался.

– Стрела попала мне в задницу, – объяснил он римлянину. – Повезло, что называется!

– Ему абсолютно наплевать на то, что случилось с твоей задницей, – пробурчал Клосарт.

Марк подумал, что Клосарт выглядит довольно нелепо в тесных кожаных штанах, которые он любил носить. Ему было около пятидесяти лет, и живот его выпирал над поясом. Но лицо было жестким и умным, лицо человека, который сперва ввязывается в битву… а там уж будь что будет.

– Выпей, – предложил Тургот и налил ему в кружку вина из пузатого кувшина. – Мы не хотим, чтобы ты усомнился в правдивости Файярда, который передал тебе приглашение, а ведь он говорил о кружечке вина, не так ли?

Марк кивнул и отпил глоток из вежливости. Несмотря на свою прямолинейность и неприязнь к обычаям и нравам видессиан, некоторые намдалени играли в ту же хитрую игру, что и их хозяева, причем иногда даже более успешно, чем те, от кого они этому научились.

Сотэрик, однако, не принадлежал к их числу. Одним духом выпив вино, он отставил в сторону пустую кружку и спросил:

– Что ты думаешь о сегодняшнем крахе?

– То же, что и раньше, – ответил трибун. – Стоя на таких стенах, армию остановит и дюжина стариков, если они не настолько выжили из ума, чтобы уронить камни себе на голову.

– Ха! Сказано хорошо! – Аптранд обнажил зубы в гримасе, которая должна была изображать улыбку. – Но вопрос в другом. Гаврас послал нас в первых рядах, чтобы мы погибли, а это нам совсем не по нутру. Для чего нам служить такому человеку?

– Значит, вы думаете перейти к Сфранцезам? – осторожно спросил Марк. Если они ответят «да», он знал, что пустит в ход всю свою хитрость и ум, чтобы покинуть лагерь намдалени, потому что этого выбора он не сделает никогда. Ну, а если хитрость и ум не помогут… Марк передвинулся так, чтобы в случае опасности удобнее было выхватить меч.

– Я плюю ему в лицо, как плюю сейчас на пол, – сказал Клосарт и с отвращением сплюнул. – Ничтожная блоха, идиот, вообразивший себя императором.

– Эта чернильная душа во много раз хуже, чем Гаврас. Он и его медные «золотые» монеты, – кивнул Сотэрик.

– Но что же остается тогда? – спросил Марк в замешательстве.

– Родина, – сказал Тургот, и нескрываемая тоска прозвучала в этом слове. – Наши парни объелись войной и всем прочим досыта, да и я тоже. Пусть проклятые видессиане сами варятся в своем котле и пусть обе стороны сгорят вместе! Дай мне снова мой прохладный Сотеваг и большие волны безбрежного моря… А если рекруты Империи явятся к нам, я спущу на них борзых собак, как твой васпураканский друг сделал с ихним жрецом.