Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман - Страница 1

Тусклое солнце северной Галлии было совсем не похоже на то, что ярким факелом пылало над Италией. Свет, пробивающийся сквозь листву деревьев, был блеклым, зеленоватым и неярким, словно исходил из глубины моря. Римляне пробирались сквозь густой лес по узкой тропинке, которая почти терялась в чаще. Они двигались тихо. Ни трубы, ни барабаны не возвещали об их приближении. Странному лесному миру не было до них никакого дела.

Продираясь сквозь бурелом, Марк Амелий Скаурус мог только мечтать о том, чтобы у него было побольше людей. Цезарь и основные части римской армии находились в ста пятидесяти километрах к юго-западу, на Атлантическом побережье, и двигались навстречу венетам. Трех когорт Скауруса (Цезарь называл их «римской разведкой») было вполне достаточно, чтобы привлечь внимание галлов, но слишком мало, чтобы отразить нападение врага.

— Это точно, — кивнул Гай Филипп, когда трибун поделился с ним этими мыслями. Старший центурион, с серебрящимися висками и почерневшим от солнца лицом, ветеран многих военных кампаний, давно уже утратил юношеский оптимизм и беззаботность. И хотя по происхождению Скарус был выше, он всегда прислушивался к советам старого легионера, вполне доверяя его опыту.

Гай Филипп внимательно осмотрел колонну римских войск.

— Эй, там!.. Сомкнуть ряды! — рявкнул он, и его голос прозвучал необычайно громко в этой полной тишине. Центурион взмахнул тростью, украшенной виноградными листьями. — Не волнуйся, трибун. Тебя-то галлы наверняка примут за своего.

Без особого удовольствия военный трибун кивнул. Его семья происходила из Медиолана в Северной Италии. Он был высок, светловолос и действительно походил на кельта, что являлось поводом для многочисленных, уже изрядно надоевших ему шуток. Поняв, что задел командира за живое, Гай Филипп сменил тему.

— Я не о твоем лице, а о мече, который висит у тебя на боку.

С этим трибун согласился охотнее. Марк гордился своим мечом с клинком длиною в метр, который он добыл в схватке с жрецом-друидом примерно год назад. Это был отличный, хорошо закаленный клинок. Он лучше подходил трибуну, чем короткий римский меч — гладий.

— Ты же знаешь, я попросил оружейника закалить и отточить острие. Мечом надо колоть, а не рубить.

— Ты прав, Скаурус. Убивает острие, а не лезвие, — согласился Гай Филипп, наблюдая, как четверо разведчиков один за другим бесшумно скрываются в чаще.

Через несколько минут трое из них так же тихо вернулись, волоча с собой упирающегося галла. Четвертый разведчик держал его длинное копье.

К Марку подошел офицер по имени Юний Блезус и сказал:

— Мне кажется, за нами все время следили. Этот малый на секунду потерял осторожность, и мои парни смогли его схватить.

Скаурус смерил взглядом худого кельта. Кулаки римлян основательно разукрасили его лицо, но это не мешало сразу узнать в нем простого кельтского крестьянина: широкие шерстяные штаны, длинная белая туника, свисающие до плеч волосы, заросшее щетиной лицо.

— Ты знаешь латынь? — спросил его военный трибун.

Взгляд полный ненависти, был единственным ответом ему. Марк пожал плечами.

— Лискус! — крикнул он, и к пленному подошел переводчик. Он был из эдуи, клана в центральной Галлии, давнего союзника Рима. В шлеме легионера, с коротко остриженными волосами, он почти не отличался от прочих солдат. На него пленный посмотрел еще мрачнее, чем на Скауруса.

— Спроси, что он делал в лесу. Зачем он следил за нами?

Лискус повторил вопрос на мелодичном кельтском наречии. Пленный поколебался, затем коротко ответил:

— Я охотился на кабанов.

— В одиночку? Таких дураков не бывает, — усмехнулся Гай Филипп, разглядывая копье пленного. — Где же крестовина? Без нее кабан достанет тебя и распорет клыками твой живот.

Марк повернулся к Лискусу.

— А теперь пусть он скажет правду. Мы вытянем из него признание так или иначе. На его выбор: или добровольно, или под пытками.

Марк сомневался в том, что сможет применить пытки, но ведь кельт не мог этого знать Не успел Лискус закончить фразы, как пленный внезапно вывернулся из рук разведчиков, выхватил короткий кинжал, спрятанный в одежде у левого плеча, и, прежде чем ошеломленные римляне успели остановить его, вонзил кинжал себе в грудь по самую рукоятку. Падая, он крикнул на чистейшей латыни:

— Убирайтесь к воронам!

Зная, что уже поздно, Скаурус все же послал за врачом, но кельт умер раньше, чем тот прибежал.

Врач, словоохотливый грек по имени Горгидас, мельком глянул на кинжал в груди кельта и бросил:

— Ты слишком многого от меня требуешь. Впрочем, если угодно, я могу закрыть его глаза.

— Неважно. Я и вправду позвал тебя слишком поздно. — Трибун повернулся к Юнию Блезусу. — Твои ребята сослужили хорошую службу, отыскав шпиона, но почему они так плохо обыскали его? Почему не связали? Галлы что-то затевают, и как мы узнаем теперь, что именно? Удвой патрули и выстави их подальше. Чем больше сигналов мы получим от них в случае нападения, тем лучше.

Блезус отсалютовал и поспешил уйти, мысленно благодаря судьбу за то, что отделался выговором.

— Полная готовность, трибун? — спросил Гай Филипп.

— Да, — Марк скосил глаза к заходящему солнцу. — Я очень надеюсь, что мы найдем открытую полосу до наступления темноты. За деревянными укреплениями и насыпью я буду чувствовать себя куда увереннее.

— И я тоже. Но лучше всего было бы получить еще два легиона на подмогу.

Центурион ушел, чтобы отдать необходимые приказы, послать вперед копейщиков и сократить расстояние между манипулами. По рядам прошел возбужденный гул. Один торопливо затачивал меч, другой обрезал болтавшуюся лямку сандалии, чтобы не споткнуться в бою, третий глотал кислое вино. Далеко впереди колонны послышались крики. Через минуту к командиру подбежал разведчик.

— Мы засекли еще одного шпиона, трибун. Но боюсь, что он успел скрыться.

Марк присвистнул сквозь зубы. Без единого слова он отпустил разведчика и многозначительно взглянул на Гая Филиппа. Как бы отвечая его мыслям, Гай Филипп кивнул.

— Похоже, стычки не избежать.

Но когда один солдат из авангарда возвратился и доложил, что тропа выходит на открытое пространство, трибун вздохнул с облегчением. Даже с теми небольшими силами, которые у него имелись (едва ли треть легиона), он мог построить укрепление и отбить атаку любого числа варваров.

Поляна была весьма обширной. Вечерний туман уже поднимался над травой, дюжина перепелок выпорхнула из-под ног солдат.

— Недурно, — заметил Скаурус. — Если уж на то пошло, просто превосходно.

— Не совсем, — возразил Гай Филипп и указал тростью на дальний конец поляны. Оттуда показались кельты. Марк выругался, еще час, и его люди были бы спасены.

— Трубачи, сигнал к обороне! — приказал он буккинаторам.

Старший центурион подхватил:

— К бою! Первые три ряда — копья наперевес! Лучники — к позициям! За ними правый и левый фланги, за ними тяжелые пехотинцы и резервы! Эй ты, быстрее! Я к тебе обращаюсь, ублюдок! — Виноградная трость центуриона опустилась на покрытое бронзовым панцирем плечо легионера, который двигался недостаточно быстро.

Младшие центурионы эхом повторяли его команды, выстраивая колонну к бою. Перегруппировка заняла всего несколько минут. Не переставая наблюдать за противником, Скаурус выставил несколько десятков копейщиков и метателей дротиков, а в центре и на флангах — лучников, и собрал колонну в каре.

— Неужели им конца не будет? — пробормотал рядом с ним Гай Филипп.

Ряд за рядом выходили кельты и строились в боевые порядки. Хорошо вооруженные, защищенные броней вожди отдавали команды, но, как и всегда у кельтов, дисциплина была слабой. Броня и вооружение кельтов, даже у их вождей, были хуже, чем у римлян: копье или рубящий меч, щит — чаще деревянный, не обитый железом или медью, раскрашенный цветными спиралями. Многие были защищены только кожаными куртками и кожаными шлемами. У некоторых были кирасы, добытые в бою с римлянами.