Противостояние 2 - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 25

   Тебя...

   - Шило... - с трудом вытолкнул Скворцов через пересохшее горло - что с ним... что с ним, Шило...

   Масуд на секунду нахмурился - но тут же догадался о ком идет речь.

   - Ахмад тоже жив.

   - Ноги... его ноги...

   - С ногами тоже все будет в порядке.

   Масуд отвернулся и что-то резко сказал на таджикском

   Через некоторое время подошла женщина - Скворцов как-то догадался, что это женщина. Осторожно присела на колени у изголовья, приподняла голову, поднесла к губам блюдце, пышущее жаром...

   Это было молоко - но непонятно чье, такого молока Скворцов не пил никогда. Горькое до рези в глазах, жирное как сливки, горячее. С каждым глотком молоко проваливалось внутрь, наполняя его теплом...

   - Женщина не должна ухаживать за мужчиной...- спокойно сказал Масуд - она не должна видеть слабость и немощь мужчины. За раненым мужчиной должен ухаживать другой мужчина - но у меня и так мало людей, извини...

   Что-то сказав на местном диалекте, Масуд отослал женщину...

   - Твой друг будет жить. И ходить. Настоящий доктор сделал ему операцию в госпитале, у нас здесь есть и госпитали и доктора. Доктор сказал, что он долго должен лежать - но потом он встанет и пойдет.

   Поблагодарить? Поблагодарить врага?

   Или не врага?

   - Спасибо...

   - Не стоит - Масуд захлопнул книжку - я должен тебе и твоему другу и этот долг мне никогда не отдать. Когда такое происходит - по нашим законам вы становитесь мне сводными братьями. Меня хотели убить, шакалы из Пешавара продали мою голову за океан. Они продали ее ворам, которые только и думают, как побыстрее добраться до афганской земли, как ограбить нас до нитки. Среди нас есть люди, готовые продать родную землю за горстку долларов. Я жив благодаря вам, и я продолжу воевать. Но скажи мне, русский - зачем ты пришел сюда? Тебе ведь не нужны ни наша земля, ни ее богатства - у тебя достаточно своих. Ты не похож на тех, кто приходит сюда из-за океана, потому что они хотят нас ограбить до нитки, а ты не хочешь этого. Знаешь - я отдал приказ своим людям не разрушать то, что строите вы, шурави для мирных афганцев. Потому что когда вы уйдете - это все пригодится афганцам. Скажи мне, шурави, скажи как есть - зачем вы пришли в Афганистан, ради чего вы воюете? Что вы потеряли здесь, на этой земле? Здесь ничего не растет, здесь только горы и ущелья.

   - Интернациональный долг... - туманно сказал Скворцов, который не знал ответа на поставленный вопрос

   - Долг? Но кому ты должен, шурави? Как же ты умудрился задолжать и задолжать так, что проливаешь свою кровь? Сколько тебе лет? Ведь немного. Как ты умудрился задолжать тому же Наджибу, который называет себя Наджибулла, потому что боится нас?

   - А вы... зачем воюете?

   - Здесь мой дом. Здесь моя родина. Хочешь, я расскажу тебе, почему я воюю?

   Говорить уже сил не было, Скворцов просто кивнул

   - Это было давно. Так давно, что я уже не все помню, ведь на войне не все упомнишь. Я родился в богатой семье, мой отец был полковником и в детстве я не знал нужды. Отец отправил меня учиться в Кабул и тогда я впервые попал в большой город. Ты родом из большого города или из маленькой деревни, как эта?

   - Из города...

   - Тогда ты не сможешь меня понять. Это чувство очень сложно понять - чувство селянина, попавшего в большой город. Пусть здесь я жил ханом, как и мой отец - но там я стал никем. И еще я увидел несправедливость. Большую несправедливость. Скажи - это хорошо, это правильно, когда муллы в мечетях славят правительство, которое издевается над правоверными? Скажи, это хорошо когда мулла дает деньги в рост и пьет вино? А ведь все это было.

   Потом мы создали организацию. Мы назвали ее "Джаванан-и-муслимен", исламская молодежь. Мы просто хотели того, чтобы правительство перестало грабить правоверных непомерными налогами, а муллы в мечетях наконец то не только говорили бы об Аллахе но и жили бы по его законам*. Скажи, мы многого хотели?

   Скворцов никак не отреагировал.

   - Когда Дауд, сам пришедший к власти кровью узнал о нас, он приказал нас схватить и казнить. Я скрылся здесь, в горах - но солдаты Дауда пришли и сюда. Мои родственники предупредили меня, когда я был в отцовском доме и я побежал. Я скрылся в кустарнике и залег, один из солдат прошел в нескольких шагах от меня, но так меня и не заметил. Волей Аллаха я спасся и смог продолжить борьбу. А потом появились шурави. Наши законы предписывают нам сражаться с теми, кто приходит к нам с оружием и я поступил так, как мне подсказало мое сердце. Когда сюда пришли партийные активисты - те, кто здесь никогда не жил и никого здесь не знал** - мы прогнали их вон. А потом сюда пришли шурави. Пришли войной - и мы снова взялись за оружие и стали воевать с шурави. Мы никогда не претендовали на другие земли, но и не уйдем со своей.

   - А как же ... Амударья? Как же обстрелы... Как же слова о том, что скоро будем воевать у Москвы?

   В словах Скворцова была правда - война разрасталась и приобретала более опасные формы. В восемьдесят пятом был впервые - со времен Великой Отечественной Войны - зафиксирован факт обстрела советской территории. "Кочующий" ротный миномет выпустил по советской территории четыре мины, что послужило основанием для широкомасштабной операции по зачистке в афганском приграничье. Вообще, на границе Афганистана и СССР с обеих сторон стояли советские пограничники, заставы обеспечивали устойчивость границы, мотоманевренные группы предотвращали возможные прорывы и вели засадно-поисковые действия в пограничной зоне. Но все равно - просачивались. В восемьдесят шестом произошли первые попытки подрыва советских барж на пограничной реке Амударье, использовались британские диверсионные морские мины-липучки заводского изготовления. Участились попытки прорыва банд на территорию СССР - пока пограничники сдерживали натиск, и ни одна банда не вышла за пределы пограничной зоны. Но все равно - это наводило на размышления, равно как все чаще изымаемые у боевиков карты, где в зеленый цвет ислама была окрашена советская территория вплоть до Татарии.

   - Не приписывай мне то, что делают другие - строго сказал Масуд - ведь если бы я был согласен с тем, что говорят в Пешаваре, разве бы стали меня убивать такие же афганцы, такие же воины джихада как и я сам? Люди, которые сидят в Пакистане и называют себя представителями афганского народа, они потеряли совесть и честь. Ни один афганец не давал им права говорить от своего имени! Они разворовывают деньги, которые присылают те, кто хочет помочь афганцам, они кладут себе эти деньги в карман. Они лгут, говоря от имени тех, кто не давал им такого права. Они отравляют колодцы и не дают спокойно жить мирным афганцам. Они с радостью привечают в своих рядах бандитов и убийц со всего мира и отправляют их на нашу бедную, забытую Аллахом землю! Они грызутся между собой как пауки в банке и злодейски убивают всех тех, кто осмеливается говорить против них. Они даже осмеливаются расстреливать женщин и детей в лагерях, если их мужчины остались в Афганистане и отказались воевать по их указке. Воистину - горе, горе Афганистану, если такие люди будут говорить и действовать от его имени!

   Ахмад Шах поднялся со своего места.

   - Лейла присмотрит за тобой. Она училась в школе три класса и немного понимает на твоем языке. Я же вынужден покинуть тебя. Но я еще приду, и мы продолжим разговор. Пусть Аллах излечит твои раны и даст тебе сил!

   Ахмад Шах ушел - а Скворцов остался лежать в маленьком, теплом доме, посреди зимнего, студеного Пандшера.

   * Здесь Ахмад Шах лукавит. Организация "Джаванан-и-муслимен" была часть более крупной международной исламской террористической сети "Братья-мусульмане". Это была организация, созданная в Египте в двадцатые годы и ставящая целью восстановление религиозной власти на всем Востоке (в перспективе - порабощение всего мира и создание исламского халифата). Организация добилась немалых успехов, в ее сети попало немало молодых людей, в том числе и Масуд. В Афганистане ее интересы продвигал Бурхануддин Раббани, преподаватель богословия в Кабульском университете и педофил. Кстати, в последующем Ахмад Шах хоть и считал себя мусульманином и отправлял как положено все мусульманские обряды - но религиозного фанатизма не проявлял.