Бандиты. Красные и Белые - Лукьянов Алексей - Страница 16

• Предыдущая
• 16/47
• Следующая

Письмо Василий Иванович собирался отправить в Омск с верным человеком.

Был у Чепая и другой вариант, который он разыграл раньше, но, похоже, там все обернулось крахом.

Еще по весне отправили в помощь Махно, воевавшему тогда за красных, краскома Тверитинова, толкового командира, из бывших военспецов. Да вот затянулась командировка, взъерепенился Нестор Иванович на большевиков за обман и предательство, и остался Тверитинов не то в плену, не то заложником, не то вовсе поплатился жизнью.

Но учитель из Гуляйполя, который бил красных, чтобы побелели, и белых, чтобы покраснели, как и прежде, привлекал восхищенный взгляд начдива.

Перебросили бы бригаду Василия Ивановича на Кавказский фронт, он нашел бы способ соединиться с батькой и тогда показал бы большевикам, что такое настоящая советская власть.

Василий Иванович с замиранием сердца следил за подвигами батьки и крепко подозревал, что у Нестора Ивановича есть талисман — такой же, какой лежит у Чепая в левом кармане френча, у самого сердца.

Талисман

Историю своего талисмана Чепаев никому не рассказывал, хотя была она и захватывающей, и необычной.

Для будущего начдива она началась в Волыни, в пятнадцатом году, когда командир роты капитан Бурашников вызвал поручика Ночкова и передал приказ, что нужно идти через линию фронта и добыть языка. Ночков, совсем юный тогда, дерзкий, веселый и изобретательный, командовал взводом и маленькой — в три человека — разведгруппой.

Кроме Ночкова в группу входил Василий Чепаев, семь лет назад уволенный из армии по состоянию здоровья в резерв, но теперь стреляный воробей, прекрасный боец и фехтовальщик, запросто, будто в гости, ходивший через линию фронта, и вольноопределяющийся Николай Гумилев, который к тому времени тоже стал унтер-офицером, как и Чепаев.

Гумилев был из буржуев, не военспец, но держался на фронте куда как лучше иного фронтовика, был хладнокровен и дрался отчаянно. Как-то он обмолвился, что бывал в Африке и видал такое, что в Европе ему бояться нечего. Чепай люто завидовал Гумилеву за те приключения, которые он испытал, и часто представлял себя на месте Николая.

На этот раз все приключения достались Чепаеву.

Ударная группа австрияков, почти полсотни бойцов, оказалась там, где ее не ждали — перед самым носом русских. Похоже, австро-венгры собирались ударить на рассвете, когда внимание притуплено сильней всего. На цепь врагов первым наткнулся Чепаев.

Австрияки спали. Знакомая ситуация — командир выводит бойцов на позицию и дает отбой до определенного часа. Как только подходит время, бойцы, уже отдохнувшие, четко выполняют поставленную задачу и либо отступают, либо занимают плацдарм, в зависимости от полученного приказа. Василий нос к носу столкнулся с офицером.

Дрались молча, на ножах. Чепаев не звал на помощь, потому что до линии фронта было еще полмили, проваливать задание не хотелось, австрияк — потому что до русских позиций было совсем недалеко, и не спящие еще враги легко могли накрыть его людей из пары орудий.

Чепаев впервые столкнулся с таким противником. Австрияк был дьявольски смел, настолько, что сначала едва не обратил Василия в бегство. Однако сообразив, почему враг не поднимает шум, фельдфебель Чепаев бросился в контратаку.

Силы были абсолютно равны. Австриец брал не умением, а натиском. Чем больше ран наносил ему Чепаев, тем отчаяннее дрался офицер.

Наконец противник осознал, что слабее, и негромко крикнул:

— Ангриф!

Эту команду Чепаев знал, она означала — «к бою». Он услышал, как передергиваются затворы, но тут же австрияк добавил:

— Нихьт шиссен!

Ага, не хочет, чтобы стреляли. Ну, тогда мы еще...

Мамочки, сколько же их поднялось, прямо как тараканов! До врагов было недалеко, шагов пятьдесят, а в уме у Чепаева стучало только одно — валить офицера, валить офицера!

Тот, будто услышав мысли русского фельдфебеля, навалился на него с утроенными силами. Чепаев почти запаниковал — где Ночков и Гумилев? Видят ли они его? Что собираются предпринять?

Первым выскочил Гумилев. Похож он был на жабу — нацепил авиационные очки, это значило, что сейчас в ход пойдут перец и соль. Такие пакеты придумал Ночков на крайний случай — пускать в глаза противнику. Очки догадался использовать

Гумилев — мол, если ветер будет на тебя, сам хватанешь перцу в глаза, нужна какая-никакая защита. Тащить в разведку очки не хотелось, но пару раз эта тактика спасла разведчикам жизни, так что приняли на вооружение.

Сегодня, по счастью, ветер дул в сторону врага, и уже через несколько мгновений послышались сдавленные крики ослепших австрияков.

Однако это не помогало, потому что, даже ослепшие, они шли в бой, размахивая штыками во все стороны.

— Ночков, я их не сдержу, зови подмогу, — крикнул Гумилев.

Но Ночков сам был окружен и отбивался от десятерых.

Поняв, что дело пахнет керосином, Чепай на свой страх и риск — очки-то он не надел, выхватил из-за пояса бумажный пакет и одним точным ударом разорвал о лоб офицера.

Голова австрияка окуталась облаком, но Чепаев этого не видел — в момент удара он зажмурился и упал на спину.

Перекувыркнувшись, Василий принял боевую стойку. Офицер чихал и тер глаза, потом сказал «шайзе» и бросился в атаку вслепую.

Такой страшной, сопливой и слезящейся рожи Чепай потом даже в кошмарах не видел. Пропустив врага мимо себя и ударив обухом ножа по шее, Василий сразу вскочил австрияку на спину и обезоружил.

Но гаденыш и после этого сопротивлялся. Он вывернулся и умудрился выбить нож из руки Василия, после чего вцепился зубами в руку и начал буквально отгрызать ее. Звуки рукопашного боя нарастали, Ночков вскрикнул — видимо, его зацепили. Гумилев держался прекрасно, но убитых им слепых австрияков заменяли другие, уже зрячие.

Чепаев разозлился. Его товарищи сейчас бились каждый с десятком, а он с одним справиться не может. И Василий впился в шею врага, прямо в сонную артерию.

Во рту стало солено и остро, но не от крови, а из-за соли и перца, покрывавших лицо и шею врага. Австрияк захрипел, заметался, разжал челюсти и в отчаянной попытке освободиться от смертельной хватки рванулся так, что едва не свернул Василию голову. Попытка увенчалась успехом, но именно это погубило австрийца. В зубах Чепая остался огромный кусок мяса, откушенный во время рывка. Офицер схватился за рану, пытаясь удержать хлынувшую кровь. Напрасно — она била фонтаном из-под пальцев, и через несколько мгновений австрияк испустил дух.

— Хэнде хох! — выкрикнул Чепаев.

Один за другим австрияки бросили оружие и подняли руки.

— Вашу маму... — выдохнул раненый Ночков.

Чепаев торопливо обыскал убитого офицера и нащупал у него на груди не то кулон, не то медальон, оказавшийся чрезвычайно холодным на ощупь. Не глядя, Василий засунул трофей в карман.

Нужно было доставить пленных в расположение роты.

Триумф победителей был немного подпорчен тем, что офицер погиб, а от рядовых толку никакого, только провиант на них изводить. Но все же вернулись живыми, предупредили диверсию, к которой русские не были готовы, пусть без языка, но с результатом.

Под утро, сидя у костра, поочередно хлебая из кружки водку и не хмелея, Гумилев и Чепаев рассматривали кулон, сорванный с шеи австрийца.

— Дай-ка посмотреть, — попросил Николай, и Василий протянул ему трофей.

Кулон был чуть больше пятака и блестел, как серебряный.

— Это лев, — сказал Гумилев.

— Который в Африке?

— Да, царь зверей. Смотри еще, — и, к ужасу Василия, Гумилев бросил льва в костер, в самый жар.

Василий вскрикнул, схватился за кочергу, но Гумилев остановил его.

— Подожди! — приказал он, метнув на Василия внимательный взгляд из-под косматых бровей.

Со львом ничего не происходило. Он лежал в углях, темнея четким контуром. Спустя минуту- две Гумилев поднялся. Вокруг было темно и тихо,

только приглушенно клацали ножницы в лазарете, где штопали Ночкова. Николай немного постоял, глядя на огонь, потом кочергой вытащил льва из костра и поднял его. Василий перевел дух.

• Предыдущая
• 16/47
• Следующая