От заката до рассвета - Кравцова Наталья Федоровна - Страница 3

• Предыдущая
• 3/39
• Следующая

Меня клонит в сон. Я куда-то проваливаюсь… Но тут же спохватываюсь и начинаю старательно записывать слова, которые получаются, если тире и точки превратить в буквы.

Рядом со мной Галя Джунковская. Ей очень идут наушники. Похоже, что она в шапочке, которая плотно облегает голову.

Галя быстро пишет карандашом, и кончик ее носа слегка шевелится. На мгновение она поднимает темные глаза и встречается взглядом с Петей. Он моментально заливается краской. Краснеет даже шея над аккуратным белым подворотничком.

Опустив голову так, что стала видна светлая макушка, он продолжает отстукивать ключом.

По лицу Гали пробегает улыбка. Но тут же она хмурится, делает вид, что увлечена приемом. Только кончик носа дрожит часто-часто.

Ясно, она что-то задумала. Я вопросительно поглядываю на нее, и она кивает мне в ответ.

Обычно в конце урока Петя задает нам быстрый темп. Отстукивая ключом, он все ускоряет передачу до тех пор, пока мы уже не в состоянии принять ее. Тогда мы бросаем прием, а он еще некоторое время продолжает выстукивать, посматривая на нас исподлобья. Вид у него при этом явно торжествующий. Мы сидим молча, побежденные.

И так каждый раз. Нет, дальше терпеть нельзя! Что же он передает?

Мы хитрые. Галя предлагает: «Давайте принимать конец передачи по очереди. Тогда успеем».

В последние минуты, когда Петя, разгоняя скорость, в бешеном темпе работает ключом, мы не бросаем прием, а лихорадочно ловим звуки, складывая их в слова.

Наконец победа остается за нами. Мы читаем:

«Занятия прошли на высоком уровне. Кончаю передачу. Все девочки работали хорошо, молодцы. За это я вас целую. С горячим приветом. Петя».

В этот день лейтенант Петя уходил домой с пылающими ушами, надев шапку задом наперед.

Мороз пощипывал щеки, нос. Попрыгивая то на одной, то на другой ноге, я ждала, когда появится самолет. Пришла моя очередь лететь. У нас, штурманов, контрольные полеты. По заданному треугольнику.

Вдали в белесом небе, с той стороны, где Волга, показалась точка. Точка быстро превратилась в муху, муха — в стрекозу, и самолет «Р-5», снизившись, сел прямо с ходу, не делая обычного круга над аэродромом. Разбрасывая струей воздуха снежную пыль, он подрулил к старту.

Сначала из самолета выпрыгнул летчик — инструктор авиашколы. Походил, разминаясь, похлопал сам себя руками в теплых крагах и обернулся.

— Руднева! Не замерзла там?

Когда из кабины неуклюже вылезла Женя, я ахнула: лицо ее было покрыто инеем, а на ресницах висели льдинки. У Жени на морозе слезились глаза. С трудом разжимая губы, она сказала:

— Ну вот, наконец и прилетели…

— Иди скорей грейся! Ты в ледяшку превратилась!

— Ничего, отогреюсь, — пошевелила губами Женя и, прижав руками к груди планшет с полетной картой, достала из кармана платок, стала растирать щеки, вытирать глаза.

— Ну, готова лететь? — обратился ко мне летчик.

— Готова, — ответила я, поправляя на лице шерстяной подшлемник, закрывающий мне лоб, щеки, подбородок.

Но летчик на меня не смотрел. Он стоял, повернувшись к Жене.

— В прошлый раз я вас тоже заморозил…

— Это от ветра. Сейчас пройдет.

Я поглядывала на него нетерпеливо, а он, казалось, забыл обо мне. Видимо, не очень хотелось ему снова забираться в открытую кабину, продуваемую ветром. Чтобы протянуть время, он полез за куревом. А может быть, дело было не в том, что в кабине холодно. Просто ему хотелось поговорить с Женей.

— Вы до армии когда-нибудь летали? — спросил он ее.

— Нет, не приходилось.

Он покачал головой.

— А я думал, летали. Ориентируетесь хорошо.

— Где там, — махнула рукой Женя, — ничего не успеваю в полете.

— Для этого нужен навык, — наставительно сказал летчик, рассматривая папиросу. Он затянулся, помолчал немного и неожиданно спросил: — А на танцы вы ходите?

— На танцы? — Женя, откинув голову, засмеялась. — Нет, не хожу на танцы. Я не танцую.

Летчик остался серьезным, только повел бровью, глядя на огонек папиросы, вспыхивающей на ветру. Он приготовился было еще о чем-то спросить, но раздумал, заметив, что Женя смотрит на него иронически.

— Ну, я пойду. Спасибо за полет, — сказала Женя и, повернувшись ко мне, посоветовала: — Ты не очень высовывайся из кабины. Ветер ледяной.

Она передвинула планшет на бок, сунула руки поглубже в краги, сделала два шага и остановилась, вспомнив о чем-то.

— Да, вот что, — сказала она, обращаясь к летчику, — у меня к вам вопрос: почему вы не сразу изменили курс, когда я дала вам поправку на восемнадцать градусов? Это было на втором отрезке маршрута.

Летчик явно обрадовался, что Женя не ушла. Лицо его просияло, но тут же он замялся, не зная, как ответить. После неловкой паузы он развел руками и смущенно улыбнулся. Чувствуя, что Жене нужно говорить только правду, он посмотрел ей в глаза и спросил:

— Сказать честно?

— Честно.

— Просто не поверил. Думал, вы ошиблись. Опыта у вас маловато.

— Но как же! Ветер боковой, сильный. Да и высчитала я точно.

— Потом-то я убедился…

Она согласно кивнула, как бы прощая ему недоверие к ней, еще неопытному штурману. И он поспешно сказал, все еще растерянно, боясь, что она уйдет:

— А может быть, все-таки придете… вечером на танцы?

— Но я в самом деле не танцую! — ответила Женя серьезно.

— Ну… тогда просто так приходите.

Она в недоумении пожала плечами. Что ему сказать? Она никогда не любила танцевать. Да и зачем ей приходить?

Попрощавшись, она медленно пошла от самолета, увязая в снегу меховыми унтами. Комбинезон был ей велик, сидел на ней мешковато. На комбинезоне болтались веревочки с привязанными к ним предметами штурманского снаряжения. Ветрочет, линейку, карандаш и резинку Женя специально привязывала, чтобы не растерять в полете и всегда иметь их под рукой.

Женя была медлительна и не очень расторопна. Сказывалось то, что раньше она мало занималась спортом. Теперь, в армии, это мешало ей. В университете она изучала астрономию, которую полюбила еще в школьные годы, и, кроме того, увлекалась математикой, философией, литературой. Уже на третьем курсе она писала научные статьи по астрономии, и ей предсказывали будущее ученого. Но Женя ушла воевать…

К своим недостаткам Женя относилась сурово. Однажды мне пришлось наблюдать, как она вечером одна шагала возле общежития, отрабатывая элементы строевой подготовки. Ей трудно давался строевой шаг: вместе с левой ногой, которую она выставляла вперед, почему-то упорно взлетала вперед и левая рука. Случалось, над Женей посмеивались, но она не обращала на это внимания. И ее стали уважать.

На занятиях Женя всегда задавала вопросы. Человеку, не знавшему ее, могло показаться, что она не понимает самых простых вещей. На самом деле все было не так.

…Идут занятия по аэродинамике. В аудитории тишина. Преподаватель чертит на доске схемы, пишет формулы. Мы записываем. Все кажется простым и понятным.

Но вот он кончил, стряхнул мел с рук и повернулся к нам:

— Все ясно?

Кто-то поднял руку. Ну конечно, это Женя.

— Разрешите?

Она встает, и раздается ее тонкий, нежный голосок:

— А почему вы написали эту формулу? Как она выводится?

Преподаватель задумывается. В самом деле: как ее вывести?

Женя смотрит на него серьезно и выжидающе. И он начинает объяснять, углубляясь в высшую математику.

— Больше вопросов нет?

Не проходит и дня, чтобы Женя не спросила: «А почему?..» Ей хочется знать все. Знать глубоко. Ее интересуют и причины явлений и следствия. Так она привыкла учиться в университете.

…Я стояла, глядя вслед Жене. Ее сутуловатая фигурка становилась все меньше и меньше.

Летчик тем временем выкурил еще одну папиросу, по-прежнему не обращая на меня внимания. Он был занят своими мыслями. Что-то в Жене поразило его. А может быть, ему просто непонятно было, как это можно не ходить на танцы…

• Предыдущая
• 3/39
• Следующая