Отвага Соколов - Лайл Холли - Страница 54
- Предыдущая
- 54/92
- Следующая
– Эй вы! Живо на ноги!
– Стой смирно, или проткну насквозь!
– Мы идем в дом, и тот из вас, кто шагнет в сторону, споткнется, кашлянет или сделает какое-нибудь подозрительное движение, умрет на месте.
Алви пошла быстрее: она не хотела оказаться на пути колонны пленников. Не хотела, чтобы из-за нее кто-то замедлил шаг или споткнулся. Не хотела стать причиной чьей-нибудь смерти, даже случайной. Сзади затопали ноги, послышались стоны раненых, которых поддерживали те, кто был цел, зазвенели цепи. Алви торопливо взбежала по ступенькам Дома Галвеев, думая лишь о том, чтобы побыстрее убраться с пути пленных.
Но когда солдаты ввели их внутрь дома, в колонне что-то случилось. Кто-то закричал, и до слуха Алви донеслись звон цепей и удары. Под ногами ее холодный белый камень трепетал от близкой боли, стонал от страха, вызванного запахом смерти.
Оглянувшись, Алви увидела, как пленники в черных мундирах сражаются в оковах и без оружия с солдатами охраны. Они использовали сковывавшие их руки цепи одновременно и как щит и как меч. Женщина в черном одеянии упала от удара клинка в грудь… пятно алой крови расцвело на белом камне, как красная роза на снегу. Однако в смертной хватке она держала солдата в черно-зеленом мундире, шея его была вывернута под каким-то невероятным углом, горло сжимала цепь, а застывшие глаза смотрели в те края, что находятся за пределами мира. Двое из черных воинов стояли спиной к спине, невероятно быстро размахивая цепями и отбиваясь ногами от всех, кто осмеливался приблизиться к ним. Цепи успешно отражали удары клинков, и Алви было подумала, что обоих ждет успех, но охранники, расправившись с остальными, яростно набросились на них, подавляя своей численностью.
Наконец, покрытые кровью, оба они упали, крича от боли… крики их превратились в бульканье и вскоре затихли совсем.
В Доме Галвеев внезапно похолодало. Холод, казалось, поглотил все звуки. Леденящее дуновение погасило факел, который кто-то зажег во время этой короткой битвы, и огромный зал погрузился во тьму. И тогда в темном и ставшем вдруг душным помещении вспыхнули огоньки – кровавые светлячки, сперва казавшиеся огоньками, зажегшимися в телах павших, а потом превратившиеся в языки пламени, запылавшего в их телах, и наконец преобразившиеся в ослепительные солнца, которые сжигали плоть, кости, волосы и все прочее, оставляя нетронутой лишь одежду – на тех местах, где воины расстались с жизнью.
– Ахх, – кто-то шепнул ей на ухо, и она едва не закричала, но источник звука проследовал мимо. Алви застыла на месте, опасаясь, что, если она шевельнется или скажет хоть слово, это существо обернется и накинется на нее, чтобы сожрать, как сожрало оно трупы.
– Ахх, – вновь донесся до нее тихий шепот. Звук этот не принадлежал к миру живых, напротив, от него пахло мертвой плотью, погребальным костром, надгробным курганом, холодным и мрачным склепом. Медленно, очень медленно, так, что она едва ощущала собственные движения, Алви присела и прикоснулась пальцами к полу. Почувствовав кожей гладкость полированного камня, она закрыла глаза и попыталась услышать голос дороги.
И услышала мысли несчетных покойников, восставших против живущих, разыскивающих тех, кого они при жизни звали своими врагами, ненавидели их и боялись. Они алкали плоти и крови живых врагов, однако чары связывали их, не позволяя причинить людям вред: они не могли ранить или убить, им было разрешено лишь поглощать мертвую плоть.
И Алви поняла, что у нее есть только одно мгновение, чтобы решить, и одно мгновение, чтобы начать действовать. Поднявшись на ноги, она бросилась к отцу. Я люблю тебя, сказал он ей, и истина этих слов была выше всего остального на свете.
– Папа! – закричала она и бросилась к нему, в объятия его закованных в цепи рук, наперекор всем окружавшим их обоих духам усопших. Она крепко прижалась к отцу, а он к ней, и чужие холодные пальцы напрасно пытались разнять их… а когда мертвецы оставили свои тщетные попытки и подняли их на воздух, они лишь сильнее сжали друг друга в объятиях.
Что-то нашептывая, шипя, жалея о том, что не могут разорвать связывавшие их чары, духи Дома Галвеев уносили своих пленников за стены – к зеленым лужайкам, на дорогу, уходящую вдаль от дома, за пределы действия заклинания Дугхалла. И, оставив их там, усопшие отступили.
Алви открыла глаза.
Она и отец ее лежали посреди густых зарослей леса, и земля под ее рукой трепетала, предвещая близкую смерть. А надежная стена Дома Галвеев осталась в стороне от них, и ворота, которые могли бы защитить их, были закрыты.
Глава 36
Носилки прибыли за Ри, Джеймом и Янфом сразу после того, как колокола прозвонили Дард. Вопрос о том, кого пригласили на обед, отпал сразу: за ними прислали трое отличных носилок – открытых и с откидной лесенкой, чтобы не ступать в грязь… каждые из них несли шесть крепких туземцев. Ри уже видел подобные транспортные средства на улицах и знал, что их можно легко нанять, однако, вживаясь в роль небогатого моряка, он полагал, что им предпочтительнее ходить по грязи. И теперь он с радостью уселся в носилки, предвкушая приятную поездку – движение по воздуху над грязью и мерзостью, а не плюханье по отвратительной мешанине.
Носильщики доставили их в гавань, где возле одного из маленьких причалов их уже ожидала великолепная шлюпка с высокими бортами и закругленными резными, покрытыми позолотой штевнями, ярко раскрашенная в красный и синий цвета. Все гребцы, поджидавшие молодых людей, чтобы доставить их к неведомому капитану, были людьми, однако от бортов и скамеек исходил крепкий ящеричный дух Шрамоносцев-Кеши. Ри задумался, пытаясь понять, случайность ли это, или же на корабле действительно имеются представители этого народа, но так ничего и не решил. Сидя в шлюпке, все трое молчали. Их разместили на средней скамье, а гребцы – по двое на каждом весле – орудовали четырьмя веслами впереди них и четырьмя позади.
Как Ри и думал, шлюпка подошла к кораблю, в котором он утром опознал «Кречета». И молодой человек еще раз напомнил себе о том, что называть корабль этим именем вслух не следует ни при каких обстоятельствах. Они заранее обсудили тактику поведения на судне и решили, что показное незнание истинного названия корабля более соответствует их интересам – во всяком случае, до тех пор, пока они не выяснят, зачем капитан пригласил их.
Высокая темноволосая женщина – самая обыкновенная, не Увечная – приветствовала их на палубе у трапа. Поклонившись гостям по вилхенскому обычаю, она произнесла:
– Саланота. Меня зовут Катанапалита, и сегодня я назначена служить вам.
Резкий акцент ее свидетельствовал о вилхенском происхождении.
– Если вам что-либо нужно – только скажите, и я все сделаю. Ри внимательно посмотрел на нее. Пока ничего нечего – по сравнению с тем, что было известно ему от наложницы капитана, – он не услышал. Молодой человек поклонился и ответил на основном наречии Вилхены – тагатанском:
– Наши потребности не существенны, а наша благодарность уже велика.
Женщина посветлела лицом и ответила на своем родном языке:
– Значит, вы говорите по-тагатански? Давненько я не слыхала родной речи.
Поклонившись в свой черед, заговорил по-вилхенски и Джейм:
– Когда-то мы с друзьями гостили в вашем прекрасном городе. Мы приплыли туда в пору цветения вишен, когда все улицы были засыпаны розовыми лепестками. Дивная картина.
Произношение у него было получше, чем у Ри. Женщина широко улыбнулась:
– По мне, так на всем Матрине не найдется места прекраснее, и теперь, повидав мир, я только лишний раз убедилась в этом. – Улыбка ее сделалась печальной. – У меня был когда-то крохотный домик возле храма Зимы Уходящей… стоя у заднего окна, я могла слышать шум водопада и видеть жриц, заботящихся о священных садах.
Ри не стал спрашивать о том, почему эта женщина не может вернуться домой: люди, добывающие пропитание морским делом, нередко избирают подобную стезю лишь потому, что некое случившееся в прошлом событие прогнало их с суши. И мало кому из них хочется вспоминать о том, что они оставили позади. Поэтому он просто сказал ей:
- Предыдущая
- 54/92
- Следующая
