Царь Зла - Кобб Вильям - Страница 16

— Это официальное предложение?

— Конечно. Я имел уже честь сказать вам, что умоляю вас отдать мне руку вашей дочери.

Маркиза встала.

— На официальное предложение, — сказала она, — нужен исчерпывающий ответ, герцог де Белен. Я не сомневаюсь, что ваши предки сражались под знаменами Сида, я не оспариваю ни суммы вашего состояния, ни ваших надежд, но, к сожалению, должна сказать вам, что отказываю вам в руке мадемуазель де Фаверей.

Раздалось два восклицания.

Вскрик ярости герцога и вскрик изумления де Сильвереаля.

Смелость маркизы испугала барона.

Де Белен, сделав над собой усилие, снова стал хладнокровен.

— Маркиза, — сказал он, — между светскими людьми принято обыкновенно смягчить отказ, и я удивляюсь, что ваш ответ был высказан в такой форме, которую я счел бы оскорблением, если бы вы были мужчиной.

Он пристально глядел на маркизу сверкающими от ярости глазами.

Маркиза не опустила глаз.

— Вы поняли меня, и этого достаточно! — сказала она.

— Но, маркиза, нельзя отталкивать таким образом предложение благородного человека.

— Ах! Дорогой де Белен, — вмешался Сильвереаль, — извините маркизу, прошу вас! Мне кажется, что в эту минуту она сама себя не помнит.

— Господин барон, — продолжала маркиза, — прошу вас, избавьте меня от вашего покровительства. Герцог и я не нуждаемся в посредниках, как бы благородны они ни были.

Она сделала на последних словах ударение, заставившее барона вздрогнуть.

Де Белен, в свою очередь, встал.

— Маркиза, — сказал он, — согласитесь, что я имел бы право требовать от вас объяснения причин, заставляющих вас отказать мне таким странным образом. Но я не к вам думаю обратиться.

— А к кому же?

— К маркизу де Фаверей.

— В самом деле, вы потребуете ответа у старика?

Де Белен сделал шаг к маркизе.

— Нет, маркиза, я не так безумен. Я пойду к вашему мужу и знаете ли, что я скажу ему?

— Вы мне, кажется, угрожаете? Не забывайте, герцог, что вы у меня, а не то вы принудите меня напомнить вам об этом.

— О, я ничего не забываю, маркиза, и докажу вам это. Да, я пойду к маркизу.

Он понизил голос до шепота.

— И скажу ему, что маркиза, его жена, которая так высоко держит голову, принесла в дом мужа только стыд и позор.

Маркиза осталась по-прежнему невозмутима.

— Я вас слушаю, герцог.

— А, вы хотите, чтобы я шел до конца! Хорошо же! Я знаю, что двадцать лет тому назад одна молодая девушка пряталась в ущельях Оллиуля и произвела там на свет незаконного ребенка! Я знаю, что это дитя таинственно исчезло, может, убитое той, которая обманула доверие своего отца. Вот что я скажу маркизу Фаверей!

Мария страшно побледнела.

Несмотря на это, она спокойно протянула руку и позвонила.

— Берегитесь, — воскликнул герцог, — не доводите меня до крайности!

Он думал, что маркиза хочет выгнать его.

Вошел лакей.

— Маркиз дома? — спросила Мария.

— Маркиз только что приехал.

— Попросите его сейчас же прийти сюда.

— Маркиза! Это вызов!

— Я давно ждала этого, герцог! — сказала маркиза. — Разве подлость не привычное оружие в руках того, кто в Бордо звался банкиром Эстремоц и которого суд признал вором?

— Проклятие! — вскрикнул де Белен.

В эту минуту в комнату вошел маркиз.

Высокого роста, с широким лбом, умными, выразительными глазами, седыми волосами, падавшими до плеч, одетый в черное, де Фаверей казался живым воплощением правосудия.

При виде герцога и барона лицо его омрачилось.

Он не поклонился.

— Вы меня спрашивали, — сказал он, обращаясь к маркизе, — я к вашим услугам.

Смущенный де Белен бормотал нечто бессвязное. Сильвереаль готов был провалиться на месте.

— Маркиз, — сказала Мария, — герцог де Белен приехал сюда просить руки мадемуазель де Фаверей.

Маркиз взглянул на мнимого герцога.

— И этот человек еще здесь? — сказал он. — Значит, это я должен выгнать его?

— Маркиз! — воскликнул де Белен.

— И так как я ему дала тот ответ, которого он стоил, то есть, презрительный отказ, то, знаете ли вы, что он сделал?

— Этот человек на все способен.

— Он осмелился угрожать мне, что пойдет к вам и донесет на меня, как на падшую дочь и преступную жену! Он обвинил меня в убийстве собственного ребенка в ущельях Оллиуля!

— И я сказал правду! — крикнул де Белен, не помнивший себя более. — А! Честные люди! Неуязвимые! Я сумею сломить вашу гордость.

Он не договорил. Раздался звонок, и в комнату вошли два рослых лакея.

— Выбросьте этого человека, — сказал маркиз.

— Меня! Если они посмеют меня тронуть!

— Делайте, что приказано! — повторил маркиз.

Сильные руки схватили де Белена, который тщетно сопротивлялся.

Сильвереаль исчез еще раньше.

— И если когда-нибудь, — продолжал маркиз, — господин герцог, хотя бы одно ваше слово затронет честь маркизы, самой благородной женщины на свете, то я поручу полиции наказать вас.

Де Белен больше не сопротивлялся.

— Пустите меня! — сказал он лакеям.

По знаку маркиза его отпустили.

— Прощайте, маркиз, — сказал тогда де Белен, нахлобучив шляпу на глаза. — До свиданья, маркиза! Вы скоро узнаете, что значит оскорблять меня!

Маркиз презрительно указал на дверь.

Де Белен вышел.

Выйдя на улицу, он шатался.

Здесь ждал его Сильвереаль, ждал его с нетерпением, ощущая неловкость за то, что не особенно храбро защищал своего друга.

— Пойдем, — сказал де Белен, увлекая его. — Я хочу отомстить! Я хочу, чтобы позор поразил все это семейство! Идем и прежде всего унизим гордую маркизу в ее сестре, баронессе Сильвереаль!

Маркиз и его жена остались одни.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказала Мария мужу. Они вошли вместе в его кабинет, массивная дверь которого плотно затворилась за ними.

Услышав признание Марсиаля о его любви к Люси, маркиза Фаверей вздрогнула. Эта истинная, глубокая привязанность заставила задрожать самые сокровенные струны ее души.

И если она не отвечала ему немедленно, если она не подала ему надежды, которая наполнила бы радостью его сердце, то причиной этому было то, что в ее жизни, точно так же, как и в жизни Люси и маркиза де Фаверей, была тайна, которая, как сказала маркиза, не принадлежала ей одной.

В жизни маркизы была своя тайна, и для того, кто знал про ее любовь к Жаку де Котбелю, про ужасные обстоятельства его смерти и похищения ее ребенка, для того могло показаться странным, что она вышла замуж и, так сказать, изменила памяти умершего.

Но никто не знал и даже не подозревал, что Люси де Фаверей не была ее дочерью.

И что еще более странно, так это то, что Люси не была также и дочерью де Фаверея.

Вот что случилось.

Читатель, может быть, помнит, что, прощаясь с Марией, чтобы вернуться в тюрьму, исполняя данное им слово, де Котбель передал ей запечатанный конверт, который поручил вскрыть не ранее, чем через год.

Когда Мария де Мовилье, обезумев от горя после исчезновения своего ребенка, узнала о смерти Жака де Котбеля, у нее началась горячка, которая долго заставляла бояться за ее рассудок.

К счастью для нее, де Мовилье был в это время слишком занят разбором множества политических процессов, изобиловавших в царствование Людовика XVIII, чтобы заниматься состоянием своей дочери.

Действительно, у него голова была забита делами, совершенно чуждыми заботам о семействе. Он был членом этих чрезвычайных комиссий, которые, разъезжая по всему государству, судили или, лучше сказать, приговаривали тех честных граждан, которые пытались освободить Францию из-под ига Реставрации.

Его отсутствие было спасением. Матильда полностью отдалась заботам о сестре, и мало-помалу здоровье Марии поправилось. Ее рассудок, подорванный столь ужасными потрясениями, снова пришел в порядок, и она была в состоянии подумать о будущем.